Коробка с пазлами

Слезы, непонятная тоска и вполне понятная ненависть. Удар, крик, удар, смерть. Над полем летали стрелы, над полем летали тела и летала смерть. Крикливая — удивительно, — грохочущая и ненасытная. К ней летели все, кто получил счастливый билет в Поля Благоденствия. Потому что здесь творился настоящий ад: лужи крови, чернильные тучи, кучи тел и, наверное, целая орда затерянных во времени. Смерть, боль, смерть, слово. Захарра не видела Орден Дружбы — наверное, унес пыл сражения. Только, Эфларус великий, пусть это будет не Ник, который сейчас лежал, раскрыв глаза в беспомощно-пустой молитве. Она пронеслась мимо тела и… эфларусзачтогосподиНик! Вопль-всхлип вырвался из глотки, на миг затопив сознание. Упастьупастьупасть, чтобы больше не встать, не подняться, утонуть в грязной крови и телах. Пусть затопчут, лишь бы не видеть смерть. Тем более — смерть родных, которые привязались к коже — не оторвать, не отрезать. — Какое зрелище: Драгоций на коленях! — издевка, как плеть по спине. Захарра вздрогнула и вскинула голову. Ляхтич. Ляхтич-черт-тебя-разорви. В раслабленной позе — не лги, ты натянут, как струна скрипки, — поигрывая стрелой в руке и явно будучи на стороне духов. На лице кровь, грязь, а за его спиной копошились крылья. Захарра поднялась с колен, не стряхивая комья грязи с платья, и розгой ударила воздух. Из стрелы разъяренной змеей вылетела вспышка, рассекая Ляхтича надвое, чтобы тот тут же оказался за спиной Драгоций. — Не только ты училась у Астрагора, — прошипел Маркус, толкая Захарру между крыльев и посылая вдогонку серебристую пыль. Умудрилась ее рассеять из-за спины и послать ответный черный луч. Слово, ненависть, слово, ярость. Бой продолжался остервенело, хлеща по щекам обоих. Ей попало по крыльям, ему попало по руке, обоим попало по сердцу. Черные глаза смотрели в медовые, медовые — в черные. Звуки превратились в сплошной треск из эферов и животной ненависти друг к другу, запахи — в дикую смесь похоти и развращенного сознания тех, кто это затеял, а чувства… чувства окаменели. Ярость, игра, ярость, битва. Захарра каждой клеточкой тела ненавидела Ляхтича, всех эфларцев и духов, дождь, из-за которого ничего не видно, войну. Больше всего, безусловно, Маркуса, который проникал в нее через глотку, впивался своим мерзким голосом во внутренности и плел там змеиное гнездо. А внутри все кровоточило. Смешивалось со змеиным ядом, текло по венам, заворачивалось в капилляры и оставалась там. Теперь она сама — змея. И сущность у нее змеиная. А все потому, что вовремя не остановилась. — Смерть! — хрипло-кричаще-змеиный голос. Ее. Маркус раскрыл глаза, захлебнувшись словами. Потому что упал не он, а Захарра. Потому что захлебнулась она. Их общим змеиным ядом, который обжег горло не хуже лавы. Потому что Маркус знал эфер обратного действия. Битва, проигрыш, битва, смерть.