Коробка с пазлами

Братец? Наверное, я обязательно позабочусь, чтобы это письмо не попало тебе в руки. Наверное, это восьмое письмо тебе - и вновь оно будет только написано. Не устану повторять о своём кощунстве, об испорченности, о... Впрочем, ты и сам знаешь. Ты обворожительно неидеален, поэтому всегда остаешься в выигрыше. Несовершенство сквозит во всем: в скупых чувствах, в сутулой спине, черных глазах, в носу с горбинкой, в старой мантии, насквозь пропахшей дымом. Тебя сравнивают с вороном, не знаю, почему, но надеюсь, что эта птица по-своему благородна. Твоя неидеальность брата. Братья ведь любят своих сестер? Нет, я не говорю, что ты плохо ко мне относишься, отнюдь! Меня забавляет твои противоречия: забываешь обо мне на людях и любишь целовать в лоб наедине; проклинаешь меня в присутствии Войта за разбитый фужер (хотя знаешь, что время вернет его) и неловко сжимаешь плечи в подобии объятий; в очередной раз грозишься запереть в темнице за непослушание и молчишь, когда я касаюсь ломаной линии рук. Ты так боишься за свою репутацию? Или боишься быть непонятым и потерять авторитет в кругу учеников? За кого ты боишься, братец? Безумно люблю наше время по четвергам: весь Змиулан умирает, а окно твоей комнаты живет приглушенным дыханием свечи. Я стучусь шифром, и ты отпираешь дверь взмахом стрелы. Сидишь у потухшего камина в неизменно черной пижаме, оборачиваешься на гостя и указываешь на место рядом с собой. Я послушно пробираюсь к тебе сквозь полутьму, сажусь позади и опираюсь спиной, чувствуя затылком острые позвони. Прошу прочесть стихотворение, которое ты, безусловно, успел сочинить за семь дней. Ты читаешь заученно — я знаю, что тебе нравится моя заинтересованность — монотонно, неизменно тихо и с хрипотцой. А я глупо улыбаюсь, считаю слова в стихотворении, но в очередной раз замечаю, что мое сердце бьется чуть быстрее, чем нужно. Но я продолжаю слушать и укрываться твоим скудным теплом. В тебе его мало, но может быть потому что оно предназначено только для одного человека? Ты ведь сам решишь, для кого, братец? Мое кощунство никогда не переплюнет твое несовершенство. И я буду продолжать ждать прикосновение сухих губ к своему лбу. И я буду продолжать вдыхать запах дыма и сырости. Ведь вороны — благородные птицы? Моя влюбленность никогда не коснется твоих ладоней, как и пергамент этих писем. По-своему это тоже мои стихотворения, только тайные и никем не услышанные, но, боюсь, когда-нибудь из меня повалит дым от сгорающих внутри чувств. Ты и не догадываешься, насколько вороны благородные птицы.

***

Захарра усмехнулась, отложила перо и любовно сложила пергамент пополам, бросила в огонь, который бесшумно сжёг её исповедь.