Коробка с пазлами

Быть может, ты просто боишься, что кто-то сможет полюбить каждый сантиметр твоего тела?

Раз — волосы. Он невесомо коснулся губами темных и сухих волос, и я смущенно хохотнула. В затылке поселился теплый огонек. Два — лоб. Он прошелся пухлыми губами по горячему лбу, а я поддалась теплу. Три — нос. Играючи укусил вздернутый нос, заставив меня вскрикнуть от неожиданности и от гирлянд зеленых глаз. Огонек вспыхнул в пустой голове. Четыре — губы. Долго бы сопротивлялась, но дорожка поцелуев-прикосновений добралась до моих губ. Кое-как запечатал воском плавящуюся кожу. Пять — шея. Едва коснулся острого подбородка, рвано выдохнув, чтобы вмиг вцепиться пылающими губами в мягкую шею. Без пошлости оставил мокрые поцелуи и сжал пальцами мои плечи. Я уже готова расплавиться от смущения. Шесть и семь — руки. Расцеловываешь каждый шрам на руках и не можешь надышаться ладонями, водя кончиком носа по коже. И ты, боже, ты заставляешь наблюдать за собой, за твоим безпошлостным голодом. Говорят, у котов острое обоняние? Восемь — живот. Целуешь сквозь тонкую сорочку солнечное сплетение и стискиваешь мои запястья, отводя от своей кудрявой головы. В каком-то томлении закрываю глаза и держусь за крохи рассудка. Держусь-держусь-держусь. Девять — колени и бедра. Немного приподнимаешь сорочку, не больше, чем это позволено, и касаешься горячими губами бедер, острых колен, голени; наблюдаешь за моими затуманенными глазами, лукаво улыбаешься, гнешь свою линию. Огонек из затылка давно разгорелся до пожара во всем теле. Десять — пальцы ног. Медленно целуешь каждый палец — от мизинца до большого пальца, от большого до мизинца, — и все это время не открываешь глаз. И, в конце концов, открываешь глаза, а там все: горечь, трепет, усталость на кого-то, смех, вожделение и сладость, и слова, и хитрость, и… Я больше ничего не вижу: боль от огня в груди окончательно плавит меня.