"Пока я носила упрёки, как дочь под сердцем, как нож меж рёбер, я превратилась в север, я превратилась в кавер-версию сердца спящего, сердца полного ереси, сердца нечаянно упавшего с неба - мокрого парапета брызги. Окрыляешь. Снег почему-то идёт каплями. А крылья так тяжелы, знаешь ли... Сплю едва ли в этой постели, что не принимает поодиночке. Слепок губ моих на его цепочке. Я обветрила душу, читая в небо стихи /упавший налёво почерк/. Позывные истерик безжизненны и тихи. Отпускаю. Один за одним его пальцы. Отпускаю на все четыре стороны в беспамятство. Отмеряю сколько рун показали "стечение обстоятельств". Я текла по нему, отмеряя губами время, и не боялась, слизывая мокрый пепел и капли дождя. Не дыша. Теперь что ни день - новый шаг. Аккуратно я крылья заправлю в пиджак." _____________________***_____________________
Торжество по случаю возвращения Чаши Смерти было в самом разгаре. Над Изабель больше не нависала угроза изгнания, что придало дополнительного размаха веселью. Однако, Лидия едва ли могла счесть этот исход своей заслугой. Даже после речи на суде она всё ещё чувствовала себя чужой среди своих. С первых дней в стенах Института мало что изменилось. Приезд Бранвелл ознаменовал палку в колесе привычной жизни здешних охотников. Одни подчинялись, заискивали, другие старались держаться подальше, третьи открыто вели собственную игру вне установленных правил и запретов. Пожалуй, именно «бунтари» одержали победу в первой битве новой войны. Встав одной ногой на их сторону, сняв обвинения с Изабель, Лидия вспомнила давно погребённое под слоями отрешённости чувство. На мгновение она будто стала частью коллектива, связанного крепкими узами любви, доверия, взаимной поддержки вопреки всем обстоятельствам. Счастливые эмоции испарились так же быстро, как и возникли. Заводить новых друзей не входило в её задачи, она давно исключила себя из списка командных игроков. Действовала самостоятельно, не пользуясь чьей-либо поддержкой. Любовь и прочие нежные чувства отошли на второй план, уступив место долгу. Тяжелая работа помогала ей упорно балансировать на краю пропасти, полной отчаяния. Девушка знала, что возврата к прошлому нет, но как бы крепко нити времени не латали раны, сердце всё равно предательски кровоточило, стоило ослабить кулаки, предаться воспоминаниям или, что самое худшее, жалости к себе. Именно по этой причине она отдалилась от старых друзей, чьи соболезнования отнюдь не облегчали состояния; замкнулась в себе, предпочла путь идеального солдата, день за днём превращая слабость в силу. Лидия буквально доводила себя до изнеможения, чтобы ночами проваливаться в глубокий сон, а на утро снова возвращаться к службе и тренировкам. Как результат – идеальная репутация, положение, влияние. Вот только ни одна из этих дорогостоящих составляющих не заполняла собой и дюйма внутренней пустоты. Громкая музыка давила на виски. Не допив шампанское, Лидия поставила бокал на ближайший столик. Девушка отстранённо наблюдала за присутствующими, пока не остановилась на высоком брюнете, увлечённо беседующем с Джейсом. Поймав на себе взгляд, Алек ободряюще улыбнулся Лидии. Уголки её губ приподнялись в ответном жесте. Бранвелл до сих пор не могла свыкнуться с мыслью об их помолвке и грядущей свадьбе. Оставив за спиной Испанию, она не допускала ни малейшей возможности, даже не думала о том, что когда-нибудь вновь осмелится связать свою жизнь с кем бы то ни было. Сейчас всё было иначе: в присутствии Алека её глаза не застилала пелена головокружительных эмоций, не подкашивались колени, и тело не покрывалось мурашками. За то короткое время, что им довелось провести бок о бок, Лидия чувствовала только спокойствие, уверенность и видела перед собой достойного во всех отношениях нефилима. — Ох уж этот дурманящий аромат свободы, — довольно произнесла Изабель, подойдя к Лидии. — Подозреваю, триумфальное возвращение Чаши затмило моё достижение по части виновности в торжестве. Не для протокола: сдаю позиции. Кто бы мог подумать. Да ещё перед чашкой, со всем уважением, разумеется. — В качестве утешения могу сказать, что артефакт не смог бы организовать такую шикарную вечеринку, — поддержала беседу Бранвелл. — Комплимент засчитан, — усмехнулась брюнетка. Не смотря на царящую вокруг непринуждённую обстановку, между девушками маячила тень неловкости. В большей степени её ощущала Бранвелл и решилась на попытку исправить положение. — Изабель, — начала Лидия, — я понимаю, что изрядно виновата перед тобой и надеюсь, ты примешь мои извинения. Я заварила ту кашу с судом… — Ты всего лишь непредвзято выполняла свою работу, — в интонации Иззи не было обиды или упрёка. — Иногда непредвзятость приводит к большим ошибкам, чем вера. Я была вынуждена делать выводы, не зная тебя, не зная каждого из вас. Конклав приставил меня к Институту, задав чёткую цель. — Найти крайнего, — понимающе кивнула Лайтвуд. — Упразднить семена анархии. Череда событий слишком явно указывала на твою некомпетентность, по мнению вышестоящих лиц. Проигнорируй я лежащие на поверхности факты, полетели бы головы очень многих, — закончила Бранвелл. — В таком случае мы отделались лёгким испугом, не так ли? — Изабель сделала глоток шампанского из бокала, что всё это время держала в руках. — Раз уж на то пошло, я тоже хочу извиниться за излишнюю грубость в твой адрес. Я недооценивала тебя. — Неудивительно. В смысле, со стороны я наверняка это заслужила. А сейчас стою здесь и ума не приложу, почему инквизитор не прикончила меня на заседании за то, чего я сама от себя не ожидала. В разговор закралась пауза. Лидия нечаянно взболтнула лишнего и готовилась к дополнительной порции любопытства от Изабель, но обманув ожидания, Лайтвуд только изучающе смотрела на неё, словно пыталась докопаться до истины самостоятельно. — Кажется, для будущих родственниц мы неплохо ладим, — первой нарушила молчание Иззи. — Нет дружбы крепче той, что началась со скандала? — рассмеялась Лидия. — В последнее время жизнь чаще преподносит мне скандалы, чем дружбу, но я не отчаиваюсь и продолжаю верить в светлое будущее, — на этой позитивной ноте девушка оставила свою собеседницу."— Как она? — шёпотом спросила Скарлетт. — Ни единой слезы, — отвечала Мелани. — Когда женщина не может плакать, это страшно."
Глубокой ночью Лидия проснулась от собственного крика. Резко сев в постели, она часто дышала и озиралась по сторонам. Отведённая ей комната в полумраке казалась точной копией той, что принадлежала ей в Институте Лиссабона. Девушка не могла стряхнуть с себя оцепенения. Страх и боль были настолько реальными, словно она вовсе не выпадала из кошмара, а происходящее сейчас — продолжение сна во сне. Скомканная холодная простынь, почти соскользнувшее на пол одеяло. Лидия закрыла глаза и начала считать до десяти, заставляя себя успокоиться. Попытки не увенчались успехом. Тогда, наспех одевшись, она вышла из комнаты, изо всех сил стараясь соблюдать размеренный шаг, чтобы стук каблуков не привлёк к ней внимание какого-нибудь разбуженного шумом охотника. Не разбирая дороги, забыв о мерах предосторожности (рунах невидимости, бесшумности), она бежала по ночным улицам настолько быстро, насколько могла. Бранвелл даже не оглянулась на возмущённые восклицания водителя такси, который резко затормозил на мигающем жёлтыми сигналами светофоров перекрёсте, чуть было не зацепив её. Окончательно выбившись из сил, охотница остановилась у подножия Манхэттенского моста. Образы кошмара, в котором она снова и снова переживала самый жуткий день своей жизни, размывал ветер и едва ощутимая морось, медленно опускающаяся из слоисто-кучевых облаков. Погода точно отражала состояние девушки: как землю орошали мелкие дождевые капли, так пепел почти истлевшего сердца покрывал её нутро, горчил во рту. Со стороны случайный прохожий решил бы, что незнакомка готовится перемахнуть через перила, но она оставалась неподвижной. Лидия была так сосредоточена на своих мыслях, что только в последний момент заметила чужое присутствие. — Алек? — удивленно выдохнула она. — Что ты здесь делаешь? — Во время дежурства я случайно заметил, как ты покинула Институт. Мне показалось, у тебя что-то случилось, и я просто пошёл следом за тобой. А теперь понимаю, что мне вовсе не показалось, — не сводя с неё глаз, парень шаг за шагом сокращал оставшееся расстояние между ними. — Но если ты попросишь, я уйду. Больше всего на свете Бранвелл хотела побыть одна, но не находила в себе сил оттолкнуть Алека. С её молчаливого согласия он остался, зная, что поступил бы так же, будь она хоть трижды против. Окружающие привыкли видеть Лидию только с одной стороны. Этакий стойкий оловянный солдатик. Воспринимали холодной расчётливой особой, окружённой аурой непоколебимости, жёсткости. Сейчас же Лайтвуду открылась иная её грань. И без того красивые черты лица смягчались тёплым светом уличных фонарей, пиджак был наспех застёгнут до середины, слегка спутанные волосы распущены, растерянность во взгляде: всё это придавало ей какой-то особенной безоружности, хрупкости. — Всё в порядке, — будто в ответ на его мысли, Бранвелл собрала волю в кулак, отточенной манерой гордо подняла подборок, приняв тем самым полный невозмутимости вид. — Поводов для беспокойства нет. — Будь я слепо-глухо-немым идиотом, я бы решил, что ты говоришь всерьёз, но к счастью для нас, это не так, — отчаяние, с которым девушка пыталась выдать желаемое за действительное, настораживало Алека. — Вряд ли, ты сама в это веришь. — Кому какое дело во что я верю? — холодно усмехнулась она. — Меня просто поражает то, с каким упорством ты выстраиваешь стены вокруг себя, — ситуация требовала от парня максимальной деликатности, в которой он был не то чтобы очень силён. — В последнюю очередь я бы хотел оказаться с тобой по разные стороны баррикад. Напускная улыбка пропала с её лица, плечи поникли, она отвернулась, облокотившись на высокий парапет. — Я здесь не для того чтобы лезть тебе в душу, — честно признался Алек. — Лидия, я хочу чтобы ты знала: моё предложение означало не только взаимовыгодные последствия нашего союза, но и то, что я всегда буду рядом, когда нужно, даже если ты сама не захочешь этого признать. — Не давай обещаний, исполнение которых не можешь гарантировать, — тихо произнесла девушка. — У меня от них кошмары по ночам, такие, что хочется бежать без оглядки на край чёртовой Вселенной. Части мозаики начали складываться для Алека в единое целое. Он и представить не мог масштабов личной трагедии Бранвелл. Лайтвуд молча наблюдал, как она перебирала пальцами деревянные бусинки мужского браслета, напоминающего мини-чётки. — Бежать, — продолжала она, — пока в груди не застынет то, что уже и так не бьётся, а механически тикает. Зря ты решил на мне жениться. Глупое стечение обстоятельств. Не смотря на все выгоды, давай будем честными — я тебе ни к чему. Посмотри, я же вся в трещинах, пробитых насквозь доспехах. Жалкое зрелище. Лидия говорила убийственно спокойным тоном, голос местами дрожал, но на лице не было ни единой слезы. Она давно всё выстрадала и выплакала, от бурных истерик осталась лишь разрушительная пустота. — Я даю тебе шанс подумать, отступить пока не поздно. Если понадобится, — с каждым словом Бранвелл говорила всё быстрее, будто боялась, что если промедлит, то уже не сможет произнести всё до конца, — я готова сложить свои полномочия главы Института перед твоей семьёй. Ты знаешь, мне не по нраву политика Конклава в их отношении. Я предана своей работе, знаю, что такое долг, честь, но я не размечтавшаяся фанатичка, готовая на всё, ради управления Институтом. Ты заслуживаешь гораздо лучшего, нежели… Алек больше не мог оставаться в стороне: встав позади неё, он обнял Лидию за плечи, прильнул губами к светлым волосам. Девушка замолчала, больше никак не реагируя, но и не отталкивая. За какие-то пятнадцать минут она умудрилась раскрыть ему недостающее представление о себе. Он отдавал себе отчёт в том, что им движет не банальная жалость, а восхищение. В глубине души, под слоями строгого следования должностным инструкциям, она всё ещё была девушкой, способной слушать своё сердце, смело идти наперекор обстоятельствам, добиваться целей, отступать, если нужно, признавать ошибки и, даже упав на острые скалы, сохранить в себе способность любить, жертвовать, быть преданной, искренней. После пережитого, каждый шаг в любом из этих направлений был для неё болезненным, а первое средство в таких случаях — выключить чувства, охладеть. Как говорится, спасение утопающих — дело рук самих утопающих, коего правила, судя по всему, упорно придерживалась Лидия. Она не из тех, кто просит помощи или утешения у других, хотя больше всего нуждается в этом. По её словам он заслуживает лучшего, но что, если внезапно осознаёшь: лучшее уже в твоих руках. Пусть на первый взгляд оно не совсем соответствует твоим представлениям, ты видишь лишь вынужденную меру, но, проявив достаточно смелости подойти ближе, оказываешься вознагражденным сполна. — Я даю тебе шанс отказаться от меня, — снова заговорила Лидия. Алек тщательно подбирал слова, прежде чем ответить. — Никому не под силу заменить тебе Джона, — также тихо как до этого она, начал Лайтвуд, — но я прошу дать мне шанс стать для тебя не просто замысловатой руной на руке, а тем, кому ты сможешь полностью довериться, опереться. Тем, кто будет искренне стараться склеить каждую трещинку на твоей фарфоровой броне, сам станет ею, если нужно. Изабель была права, а я ошибался, возомнив, что способен заключить политический брак. Рядом с тобой это невозможно. Должно быть, я не так силён, как ты, потому что теряю контроль над сердцем. Зато убедился в одном — я не отпущу тебя по собственной воле. Бранвелл отрицательно качала головой, будто не верила своим ушам. Только что она готова была отказаться от всего, чего достигла с неимоверным трудом ради его свободы, а он добровольно шёл на ножи. — Послушай, Лидия, ты достаточно убегала. Может быть, пришло время остановиться, снять последние путы, что тянутся из прошлого, как бы дороги они ни были? Если не мне, то дай хотя бы себе шанс стать счастливой. У тебя для этого есть всё что нужно, — договорив, парень медленно опустил руки, высвободив Лидию из объятий. Время шло, Лайтвуд по-прежнему стоял за её спиной в ожидании хоть какой-то определённости. Она молчала, не отрывая глаз от браслета в руках. Алек почти отчаялся, как вдруг услышал звук разорвавшейся тугой нити. С раскрытых дрожащих ладоней Бранвелл вниз сыпались деревянные бусинки, навсегда исчезая в тёмных водах Ист-Ривера. Будь у неё силы, она кричала бы в голос, прощаясь с последним, что осталось у неё от Джона. Лидию била мелкая дрожь, когда она, наконец, повернулась и посмотрела Алеку в глаза. Без лишних слов он крепко прижал её к себе. — Не отпускай, — прошептала она в ответ на всё сказанное им. — Просто будь. Будь всегда.