"Этот год целовал меня в пропасть, учил, менял. Этот год все пытался тревогу мою унять и будил мою душу по четным дням, а нечетными просто спокойно таял. Год прощается с ночью. Я стала совсем святая. Бог не бросил меня, я верила, вот он и прорастает, распускается белыми лентами, музыками звучит. Шепотом: я к нему прикипела. Шепотом: он меня приручил. Год прибил меня к берегу, дал не пропасть одной, показал, что у самых пустых есть любовь и второе дно, а у самых глубоких - поверхность клубится дымом. Показал, что держаться вместе - необходимость, такая же как остаться наедине с собой" _____________________***_____________________
Стоило Лидии переступить порог Института, взгляды присутствующих в холле охотников обратились в сторону распахнувшихся дверей. Клинок Серафима выпал из её руки и, звонко ударившись о каменные плиты пола, погас. Внешний вид Бранвелл был настолько жутким, что никто из шокированных наблюдателей не мог сдвинуться с места. Одежда была потрёпана и испачкана так, будто девушку волокли по бездорожью не меньше пары-тройки километров. Не замечая впечатлённых её появлением охотников, Лидия сделала несколько неуверенных шагов и прислонилась плечом к стене. — У нас тут что, курсы массового гипноза проводят? — послышался голос, только что спустившейся в холл Изабель. — Она вернулась, — ответная фраза одной из охотниц стёрла с лица Лайтвуд малейшие намёки на позитив. — Какого чёрта вы стоите?! — бесцеремонно расталкивая локтями толпу, брюнетка спешила навстречу Бранвелл, которая, окончательно обессилив, осела на пол. — Лидия, — опустившись на колени рядом с ней, Изабель убрала с лица девушки спутанные прядки волос и легонько похлопывала ладонью по её щеке, дабы привести в чувство. — Эй, ты слышишь меня? На одежде Бранвелл, неприкрытых участках тела, волосах Изабель заметила частицы пепла и засохшие капли чьей-то чёрной крови. Видимых ран самой охотницы Лайтвуд не наблюдала. Подоспевший на крик брюнетки, Джейс достал стило, готовый при необходимости нанести руну исцеления. После очередной порции пробудительных мер, Лидия открыла глаза. — Как же ты нас напугала, — со смесью облегчения и тревоги выдохнула Изабель. — Ты можешь встать? Ты не ранена? — Я выследила его, — прервав поток вопросов, чуть слышно прошептала Лидия, а после закашлялась: горло совсем пересохло. Сложив в голове «2+2», Джейс сразу догадался, о чём начала говорить Бранвелл, понял, чем именно та занималась на протяжении двух последних суток. Он помнил как она отчаянно, почти остервенело вырвалась из железной хватки его рук, не желая следовать с остальными через портал, а может он сам отпустил её в полном безразличии к судьбе охотницы, за что теперь испытывал муки стыда. — Нашла того демона, — между тем, продолжала Лидия. — Зачем, ну зачем ты так рисковала собой? — недоумевала Изабель. — Я уничтожила ту тварь, что ранила Алека. Джейс с разворота врезал кулаком по противоположной стене. Вместо Лидии должен был быть он. Остаться и отомстить, довести дело до конца. Сколько не оправдывайся заботой о парабатае, невозможно подобрать достойного объяснения тому, что он хладнокровно отпустил девчонку на верную погибель. Отбросив предвзятое к ней отношение и запоздалое самобичевание, парень вынужден был признать цену её поступку. Единственное, чего он пока не мог, так это понять глубины корней мотивации Бранвелл. Разве их с Алеком помолвка не расчётливый «шах и мат» Конклаву? — Как он? — Лидия так боялась услышать ответ, что заданный вопрос прозвучал ещё тише, чем предыдущие слова. — С ним всё будет в порядке, — заверила её Изабель, ободряюще улыбнувшись. — Сейчас нужно позаботиться о тебе. Джейс. — Я помогу, — кивнул парень. Он пресёк попытку Лидии самостоятельно подняться, взяв её на руки. Толпа охотников молча расступилась, пропустив Джейса и Лайтвуд к широкой лестнице, ведущей на верхние этажи Института. — Их реакция ещё хуже, чем в первый день моего появления, — усмехнулась Лидия. Джейс покачал головой, не в силах сдержать улыбку. Кажется, он упустил нечто важное, а именно – знакомство с настоящей Лидией Бранвелл. Лидия проснулась в своей постели через двенадцать часов после подействовавшей Иратце и принятого снотворного. За окном предрассветные сумерки напоследок сгущали хмурые краски, жадно впитывая свет уставших фонарей. На прикроватной тумбочке стоял поднос с остывшим ужином. Как тогда, так и сейчас голода она вовсе не испытывала. Только страх, но вызванный уже отнюдь не ночными кошмарами. Не без усилия встав с кровати, Бранвелл сменила пижаму на первые попавшиеся чистые джинсы с футболкой. Сейчас её совершенно не заботил уровень презентабельности внешнего вида. Переодевшись, она задержалась у приоткрытой дверцы шкафа, за которой хранилась её верхняя одежда. Сама не зная зачем, а быть может, из привычки смотреть страху в лицо, она достала чехол со свадебным платьем. Лидия рассматривала безупречную вышивку, борясь с желанием разорвать идеальное творение в клочья. Вместо скользящих по ладоням корсетных лент, она видела на своих руках кровь Алека, прикрывшего её собой от мощного удара демона во время исполнения последнего задания. Кому-то это покажется странным или глупым, но её захлёстывали волны вины и ненависти к себе вперемешку с уже пережитой болью. Она чувствовала себя жестоким инквизитором, приговаривающим нового человека страдать из-за неё. Словно всё, к чему бы она не прикасалась, обречено на погибель. Чтобы дальше не множить ядовитые мысли в голове, Бранвелл от греха подальше вернула наряд на место и плотно закрыла шкаф. Вопреки сложным внутренним психологическим конструкциям Лидия точно знала, где должна и где хочет быть прямо сейчас. Не раздумывая больше ни минуты, наплевав на все нормы приличия, она покинула спальню, быстро пересекла длинный коридор и остановилась, оповещая о своём визите лёгким стуком в дверь. Разумеется, в столь ранний час ей никто не ответил. Тихонько приоткрыв дверь, Бранвелл впервые вошла в комнату Алека."Зима приключилась внезапно. Будто ищет где нет ещё шва. Распусти мои волосы, запусти в пряди ветер. Бог просил за Тебя, потом ангел-хранитель. Я третья."
Лайтвуд крепко спал, лёжа на спине. Его дыхание казалось затруднённым из-за плотно перевязанного левого плеча и груди. Лидия стиснула зубы, сдерживая гнев на саму себя. Повинуясь непреодолимому желанию, она аккуратно присела на краешек кровати и взяла ладонь Алека в свои. Ощущая его тепло, девушка постепенно успокаивалась, тревоги отпускали её, кроме той, что, наверно, навсегда отпечаталась в душе — боязнь потерять родного человека вновь. После того разговора на мосту они на шаг опередили дружбу, сделали её само собой разумеющейся, превратили в нечто более глубокое и крепкое. Лидия держалась за него как за единственный источник кислорода, которым невозможно надышаться, опору, обладающую необъяснимой способностью убаюкивать в своих объятьях все её страхи, дарить ощущение абсолютной защищённости, нужности. Их отношения отличались от тех, что обычно бывают между молодыми людьми их возраста. Искрящиеся страсти Джейса и Клэри оставляли на своём фоне незамеченными, но не менее от того значимые, встречные волны бережной, тихой заботы, которой окружали друг друга Алек и Лидия. Никто, кроме, может быть, Изабель не догадывался, насколько они теперь крепко связаны, никто не заставал их в неловкие моменты. Максимум, что приходилось на долю очевидцев — уединённые разговоры в полголоса у камина или удалённого уголка IT-центра, утвердившийся график дежурств с пунктом "Лайтвуд — Бранвелл" и те взгляды, за лучшее описание которых соревнуются бестселлеры на прилавках. Почувствовав её присутствие, Алек открыл глаза и улыбнулся: — Привет. — Прости, — расстроилась девушка, — я не хотела разбудить тебя. — Всё хорошо. Я рад тебя видеть. Поможешь? Лидия придвинулась ближе, поправила подушки за спиной Лайтвуда, чтобы тот без лишних болезненных ощущений принял сидячее положение. — Джейс сказал, ты вернулась вчера. — Я должна была вернуться вместе со всеми, — виновато опустив голову, возразила Лидия. — И это была бы ты? — дотронувшись до её щеки, спросил Алек. Бранвелл прижала к губам его ладонь. — Зачем ты только бросился прикрывать меня? — Давай мы пропустим риторические вопросы, — спокойно ответил Лайтвуд. — Тебе не за что чувствовать себя виноватой. Никто из нас двоих не поступил бы иначе. — Я всё равно прикончила того демона. Я не умею отступать перед теми, кто причинил боль моим близким. — Однажды я перестану удивляться, но не смирюсь с твоей необузданной самоотверженностью, — проведя рукой по лежащим на одном плече светлым волосам, Алек окончательно распустил то, что осталось от заплетённой ею перед сном косы. Лайтвуд подумал: пусть судьба Джона Монтеверде сложилась трагично, но он точно был одним из самых счастливых людей на земле, просто потому, что заслужил любовь и всецелую преданность Лидии. — Теперь я ещё беспардонно вломилась в твою комнату, — с тенью улыбки на лице, девушка продолжила констатировать свои промахи. — Это лучшее, что случилось со мной за последние два дня. На несколько минут воцарилось молчание. Они просто смотрели друг другу в глаза, пока Алек снова не заговорил. — Сколько бы я не думал, всегда прихожу к одной единственной мысли, — необходимости в шёпоте не было, никто бы их не услышал, но получалось почему-то именно так. Наверно, из-за того, что слова о самом важном всегда тихи. — Ты рядом со мной так естественно и незаменимо, словно всегда так было и твоё место не смог бы занять никто иной. Никогда. Я жалею только о том, что не знал тебя раньше, Лидия Бранвелл. От искренности услышанного защемило в груди. Сердце девушки пропустило удар или вовсе застыло, растерявшись, что же делать дальше. Лидия сидела так близко, что наклонись он вперёд ещё чуть-чуть, нарушил бы последние границы её личного пространства. — Умирать день за днём и вдруг обрести, — своим обычным спокойным тоном начала Бранвелл. — Если это не благословение, то чья-то злая шутка. Возможно, я даже усмехнусь, прежде чем сломаться окончательно, потому что знаешь… Алек, ты всё, что у меня есть и когда-либо будет. Кроме безумного страха потерять, — уголки её губ были приподняты в улыбке, а по щеке скользнула слеза, разбившись о мягкую гладь одеяла, — у меня к тебе только любовь. Впервые решившись на это, он поцеловал Лидию. Не замечая острой боли в плече, Лайтвуд обнимал, снова и снова припадая к её нежным губам. Личных границ больше не существовало. Было только одно на двоих пространство.