***
Опрометчивое обещание — не играть. В то время, когда злость берёт верх, когда в помещении кажется тесно, душно и мерзко, и что-то рвётся из груди подобно зверю, может произойти всё что угодно… — За что она так со мной?! — Руки ударил хрустальным стаканом по столу и упал, на сложенные локти, головой. — Я бы нашёл выход… Но она предпочла отдать нашу дочь ему… Чем я так обидел её?.. Отвратительная выпивка! Мерзкий корабль и сам я ужасен! — Руки, да не расстраивайся ты так, я и не собирался забирать у тебя права на дом, это была шутка такая, — гладил его Коу по спине, незамысловато посмеиваясь. — О чём он говорит? — шепнул он Юме и Азусе, кривляясь при этом. — Понятия не имею, — ответил Юма. — Не похоже… чтобы он… расстраивался… из-за дома, — сказал Азуса. — Ну проигрался, с кем не бывает, — пожал Коу плечами. — Это хорошо, что мне! — Не стоило его в это вовсе втягивать, — прокомментировал Юма, не одобряя поведение брата. — Зато душу отвёл! — сказал Коу даже громче, чем следовало. — Говорить с нами стал. Смотри сколько всего положительного… — указал он рукой, но Юма не увидел в состоянии брата ничего хорошего. Руки покачивался, не в силах удерживать равновесие. Когда пытался поднять голову, то она падала, как у тюльпана, который вот-вот увянет и заколышется в порывах ветра вновь. — Я знаю, что он был ей мужем… — заговорил Руки, когда смог откинуться на кожаную спинку коричневого кресла и запрокинуть голову. — Думаю, она даже любила его… Но мой ребёнок не имеет к нему отношения, почему именно ему?.. Я бы предпочёл приют… Это ужасно, но я ничего не могу поделать с этим чувством, оно разрывает меня, иногда я еле сдерживаюсь, чтобы и её не разорвать, ведь сам медленно рвусь на куски, — он говорил с глазами закрытыми, дыханием обрывистым и смрадом алкогольным. — По-моему, ему уже хватит, — поднялся Юма с тем, чтобы вытащить брата из-за стола. — Подожди, я ещё… — потянулся тот за блестящим стаканом. В нём плавал лёд и какое-то коричневое поило. — У тебя уже скоро всё обратно полезет! — прервал его Юма, выпив содержимое стакана самостоятельно. — Пойдём… Мы тебя отведём в каюту. — К ней?! — Руки вдруг посмотрел на Юму и подключившегося на помощь Азусу глазами печальными, а после вновь виновато уронил голову. — Не простит… Ведь больше не любит, если бы любила, то не издевалась бы так надо мной… — Вот у неё и спросишь об этом, — сказал Юма, зазывая и Коу за собой. — Да иду, иду, — поторопился он, расплатившись за спиртное. — Я так и не знал, что у нашей тихони был другой мужчина, — шёл он позади посвистывая. — Не было никого, — разочаровал того Юма. — Горячка — это пьяная, ты разве не видишь?! — он кивнул на Руки, который повис на нём и Азусе уже почти что без сознания. — Ну знаешь, его гнетёт ревность, а она ведь не появляется на пустом месте, — рассуждал Коу, словно радуясь чужому бессилию. — Их дочь умерла! Ты сам всё видел… — сказал Юма. — А в его фантазиях она жива, стало быть, он бредит. Проспится, а утром ещё жалеть будет. — Ладно, тогда купчею я пока оставлю у себя, завтра повеселюсь, — бодро сказал Коу, будто и не пил вовсе. — Будем надеяться, что завтра он проведёт день в своей кровати, — сказал Юма и, постучав, вошёл вместе с Азусой и телом Руки в каюту, где ждала Юи. — Он… пьян… — встретила их Комори, смея надеяться, что это все беды. — Да, — подтвердил Юма, помогая Азусе уложить Руки на кровать. — Причём безнадёжно, — посмеялся Коу, по инерции оглядев Юи с ног до головы. Она стояла с босыми ногами, в длинной ночной рубашке и накинутым на плечи халатом. Её стройные ноги просвечивали через белый хлопок ночного белья, и Юи пристыжено завернулась в пёстрый халат. — Поговори с ним, — дал холодный совет Юма. — Ему нужно это… — он посмотрел на тихо сопящего брата через тяжёлый вздох и развернулся к выходу. — Противостоять гордости могут только два противника — агония и бутылка. Тебе очень повезло, что он пьян, а не болен. Воспользуйся этим… Пошли, — позвал он братьев, оставив Юи с мужем наедине.***
«Недуг его, может быть, не смертельный, но он страдает… — Юи заперла за мужчинами дверь. — И я уже не знаю, что могу для него сделать…» — Руки пришлось немного раздеть, но она ограничилась обувью. Не хотелось его лишний раз тревожить. Сейчас же она смотрела на его, прикрытое локтем лицо, поглаживая пепельные волосы. — Не думала, что вампира может пронять алкоголь, но так даже лучше… — Юи отняла руку и сняла с себя халат. — Ты спи… — она поцеловала его в ту часть лба, которая проглядывала и прилегла на кровать. — Я буду рядом… — её дыхание пригрело вампира, и он очнулся. — Но надолго ли? — Руки схватил её за руку, чем немного напугал. Он приподнялся и посмотрел глазами, знающими страх; они бегали, изучали её гибкий стан, не смея надолго задерживаться на чём-то одном. Стройное тело, прикрытое ночной рубашкой покроя свободного; светлое лицо, изучающее добро; алые губы и изящная шея, от которой тяжелее всего было отвести взгляд. — Пока смерть не разлучит нас, — ответила ему Юи нежно. Она видела туманность его суждений и слова из церковной клятвы — это единственное, что она смогла вспомнить. — Со мной не надо паясничать! — сжал он зубы и придавил жену своим телом. — Ты никогда не вернёшься к нему! — Руки повысил голос и схватил Юи за запястья. — Я тебе не позволю оставить меня… — он упал к ней на грудь и тяжело задышал. — Плачь и умоляй меня, но я не отпущу тебя. Я не отдам ему и тебя! — после этого он не выдержал и вцепился в шею жены мёртвой хваткой. Комори ощутила, как прорвалась её кожа, как клыки вошли в плоть и челюсти сдавили её шею подобно самым настоящим тискам. — Руки, не так сильно… — Юи сжала зубы, скрипя ими от усилий, которые она прилагала. — Не могу, — отступил он, но только с тем, чтобы закатать ночную рубашку жены. — И не стану… — приспустил он собственные брюки, и Комори вспомнила то, к чему обязывали супружеские узы. «Не могу! — прогнулась она в спине. — Сейчас закричу, и люди нас осудят…» — задыхаясь, она немного пометалась про себя. Руки же вцепился пальцами в её бёдра и, соединившись, застыл. Всё в нём в этот миг перевернулось. Её кровь… тёплая плоть и заглушенные стоны. Они принадлежали ему, не Карле. Ему... Это жгло и кололо собственную грудь. — Я не собиралась уходить к Карле, — нежно сказала Юи, когда привыкла к грубости супруга и его внезапной панике. Он понимал, что сделал любимой жене больно, за это он корил и ненавидел себя, но куда более отвратным ему казалось желание продолжить эту пытку. — Моя любовь к тебе прошла многое. Я отдала дочь, потому как верила в твоё спасение и не хотела, чтобы из-за упорства ты вновь пострадал. Я бы не пережила твоей смерти… Более нет! — она крепко обняла его голову и не единожды от движений своего тела, вздрогнула. «Ты… — Руки начал делать длинные звучные выдохи. Его глаза были устремлены на белую наволочку в крови, затем на кровоточащую шею жены, а потом и на её доброе лицо с мокрыми следами от слёз. — Я и ты… Мы вместе теряли друг друга… И тебе больно, но ребёнок… Так всё это из-за меня?..» — спрашивал он безмолвно, желая услышать от Юи ответы без собственного падения в горнило, где плавилась бы его гордость. — Карла хорошо позаботится о нашем ребёнке. Тебе не нужно переживать… Он был родителем куда более хорошим, нежели я. И… я боялась, что он не оставит нас в покое, если узнает о том, что я жива… Не могу допустить твоей смерти вновь. Поэтому, я просила отца передать ребёнка ему. Я верю, что с ней, он сможет улыбаться. Я желаю им этого… Радости… Пусть они радуются этой жизни! — Юи начала говорить медленно, а заканчивала так поспешно, будто боялась, что её перебьют. Не удивительно, находясь в постели с одним мужчиной, маловероятно, что ему понравятся разговоры о другом. — Остановись, ты режешь меня без ножа, я не желаю более слышать о нём… — Руки обхватил пальцами маленькую голову Юи и неторопливо переместил её обратно на подушку. — Будь только моей… Комори волнообразно качнулась, издала мягкий стон и смяла в ладонях простыню. «Я уже давно твоя…» — закатила она глаза, тая от нежности широких ладоней мужчины. Он водил ими по спине Юи, не топливо, приподнимая ночную рубашку. Через тонкую ткань давно проглянула женская грудь, она сводила Руки с ума. Хотелось двигаться как можно быстрее, но именно из-за этого он делал движения плавные, словно боялся разбить тонкий горный хрусталь, надеясь его согреть и заставить для него петь. — Твоя… — прошептала Комори, чувствуя, что от неё ждут ответа. «От него пахнет спиртным и табаком… — улыбнулась она мягко. — Сигары… Никогда не видела, чтобы Руки курил, но сейчас мне нравится этот запах и я совсем не против того, что он не желает расставаться со своей одеждой, мне хватит уже того, что мы вместе…» — Юи расслабила пальцы и волнительно качнувшись, услышала звуки голоса своего возлюбленного. — Пожалуйста, не спеши, — придержал Руки паузу, прикоснувшись к её лицу. — Сегодня мы не будем спешить… — его дыхание обожгло раскрытые от страсти губы Комори, и горьковатый поцелуй с привкусом бурбона и тонких сигар, опьянили остатки скромности и неуверенности милой Юи. Продолжение следует…