***
Лето 1919 года. Последние корабли вернулись в Японию, после долгих пяти лет Первая мировая война наконец закончилась… «Я вернулся… — Руки увидел своё поместье. Спустя два года, как он оставил дом, обстановка сильно изменилась. Поместье обветшало, но для него не утратило своего былого значения. — Юи… Она написала, что наша дочь уже бегает, я вновь многое упустил… Коу, Юма и Азуса будут пить не просыхая в городе, я их могу понять, но я хочу видеть жену и дочь… Устал ждать, когда закончится эта жуткая война», — он трепетно коснулся красноватой дверной ручки. Пальцы ненадолго обхватили плетёную медь, и воспоминания о днях счастливых, начали приподнимать его грудь. Волнение… Оно приятно щекотало его нервы. В его воображении он уже бежал по лестнице и слышал нежный голос жены. Отец где-то в кабинете пил послеобеденный чай и слушал последние новости по радио. Приятная фантазия… Руки постоял на крыльце недолго и потянул дверь на себя. В нос тут же ударил запах крови. Его тело объял холод, и где-то, в тех уголках души, которых он порой боялся, зародился гнев. Злобу породил элементарный страх. Боязнь не за себя, но за близких. Лестницы на второй этаж были в крови… Он прикрыл глаза. Запах говорил ему о том, что эта кровь принадлежала его отцу. Руки посмотрел в сторону кабинета и увидел, что дверь приоткрыта, а на полу виднеются чьи-то ноги. «Отец…» — он сжал кулаки до сильного хруста и, бросив мешок, побежал наверх. Руки искал Юи и свою дочь. Дверь в детскую была приоткрыта. Что-то тяжёлое тут же ударило в голову, и он сбавил шаг. Страх подкидывал его грудь, снабжая все клетки ненужным адреналином. На втором этаже он не чувствовал запахов крови, зато признал в доме чужака. Дверь сама открылась, стоило ему потянуться к круглой ручке. У окна стоял мужчина. Он держал на руках его дочь, и та улыбалась ему, дёргая незнакомца за длинный палец. — Зачем же стоять в дверях, — заговорил чужак. — Милая, пора говорить папочке до свидания, теперь он нас не скоро увидит… — он обернулся на прощание, и Руки узнал в злодее Карлхайнца. В его серых глазах комната поплыла. Руки покачнулся и упёрся в косяк. — Нет… Не трогай ребёнка… — из него вырвались речи прерывистые, и губы старого вампира изувечила улыбка. Ноги Руки потеряли былую силу и он скатился на пол, глядя на вампира, как смотрит на взрослого тихий ребёнок из-под стола. «Не надо…» — в его горле стояли слёзы, поэтому говорить он больше не мог. — Наш мир держится не на столпах меценатства, ему свойственна корысть. Прощай, Руки, — вампир испарился вместе с белокурой девочкой, а раздавленный хозяин, пришедший с войны, безутешно зарыдал, надорвав стены среди мёртвых тел, звуками своего отчаявшегося голоса.***
Руки очнулся в постели весь мокрый. Кошмары не были такой уж редкостью в их семье, однако привыкнуть к ним — это не то же самое, что привыкнуть к полуденному чаю. Когда не в силах отбросить прошлое, забыть всё разом, такие сны уничтожают изнутри. Мир кажется сплошной ошибкой и рассадником зла. И если нет того, кто может взять за руку и сказать, что рассвет уже близко, то мир тускнеет в глазах такого несчастливого существа. Юи ещё спала. Руки обтёр свой влажный лоб и, ожидая чего-то, устремил взор на запертую в каюту красно-коричневую дверь. Комори во сне что-то прошептала и сама себе тихо улыбнулась. Её нежный голос вытащил Руки из неприятных воспоминаний, и он окончательно проснулся. «Спи…» — он желал прикоснуться к её рассыпавшимся на подушке кудрям, поцеловать милый лоб, но, побоявшись разбудить, передумал. Руки покинул комнату, когда ещё не рассвело. Ему требовался свежий воздух. Ему и его тяжёлой из-за страхов голове. Бояться — естественно, сказал бы любой, кто живёт, кто знал этот страх за близких людей. Терять кого-то всегда очень больно… Будь то раз или целая череда, всё зависит только от того, сломается, выдержит ли психика ежедневных стрессов и войн с самим собой. Тяжёлые облака нависали над океаном. Ещё не рассвело, одни золотые блики говорили о том, что вот-вот пробудится нечто прекрасное, и свет прольётся на спокойную водную гладь. Руки оперся на поручни и тяжело задышал. Холодный, чуточку влажный и свежий воздух разносился по его телу, насыщая мозг кислородом, отчасти снимая незаслуженно полученный стресс. Металлические поручни были влажными, а палуба зверски холодной. Тихий океан обещал поездку спокойной, но Руки повидал в ней столько будничных забот, что не мог дождаться выхода на берег. — Руки… — он услышал взволнованный голос жены и обернулся. — Тебе плохо? Ещё так рано… — Юи подошла к нему, и тот незамедлительно её крепко обнял. — Мне захотелось посмотреть на рассвет… — он пропустил её к поручням и прикрыл собой. Комори вышла в одной ночной рубашке и халате, тогда как Руки на скорую руку, будучи на автомате, оделся. — Сегодня мы высаживаемся на берег. Мы плыли пять дней, прибываем раньше почти на сутки. Океан позволил капитану выжать многое из этого судна. — Почти два дня мы не разговаривали друг с другом, остальное время мы провели в каюте. Все думали, что ты болен, — мягко улыбнулась она, всматриваясь в поднимающиеся из-за горизонта солнце. Корма, в отличие от носовой части корабля, имела вид обрезанный, кроме того, если наклониться, то можно было увидеть винты, именно они тревожили воду, толкая огромное судно к берегам, о которых Руки пока ни разу не обмолвился. — Юма приходил несколько раз… Ты правильно сделала, когда сказала о болезни. Пусть думают о похмелье. После той порции бурбона болеть можно дня три-четыре не меньше. — Я думала о том, что хочу побыть с тобой наедине. Ты пил со мной чай, читал книги… — Юи закрыла глаза и окутала себя руками любимого мужа. — Я счастлива, вспоминая это… — Руки, мы же скоро доберёмся до порта… Скажи, куда плывёт этот корабль? — В Нью-Йорк, — ответил он. — Я везу тебя в Соединённые Штаты Америки. — Этот город… Я всегда считала его опасным, — Юи прижалась к мужу так, если бы спряталась. — Не со мной, — он остался доволен. — Я покажу тебе город. Ты прокатишься со мной на двухэтажном автобусе по Пятой авеню. Сфотографируешься у неизвестного фотографа и увидишь торговцев повседневных мелочей. Я отвезу тебя на игру в теннис и обязательно покажу Статую Свободы. Её уже должны были открыть для посетителей. Сходишь со мной на пляж и посетишь вело-клуб. Скачки и авторалли… А потом, мы пересечём Атлантический океан и перед нами откроется: Англия, Германия, Франция… Пока у нас есть время, я покажу тебя этот мир. — Руки, у нас очень много времени, не обязательно так спешить… — Юи развернулась к нему и прикоснулась к его бледным щекам. Он не смотрел ей в глаза, потому как в отличие от неё, видел всё наперёд. — Сейчас 1886 год… Летом 1894 начнётся Японо-китайская война. Зимой 1904 — Русско-японская война. В августе 1914 Англия попросит помощи… Начнётся Первая мировая война. Япония выступит на стороне Антанты… Ты выбрала не такое простое время, было куда проще остаться в мире, где ты родилась. Здесь же нам будут даны одни передышки… — У нас впереди ещё целых восемь лет, потом ещё девять и ещё… — постаралась найти Юи каплю хорошего в их положении. — Для того, кто не может умереть от обычной смерти, восемь лет — это ничто, — Руки накрыл её кисть своей и поцеловал в ладонь. — Ничего… Это не будет продолжаться вечно. И пока есть время, я хочу успеть провести это мирное время с тобой… Только с тобой… — он положил свою руку к ней на живот и продолжил внимательно на него смотреть. Последние три дня он не задумывался о том, хочет снова стать отцом или нет, это решение пришло этим утром. — Может быть, год или два, но ведь потом мы сможем подумать о… — Юи хотела сказать, что мысль о детях не покинула её, а вот Руки этого слова и слышать не хотел. — Нет! — перебил он. — Не уверен, что этого хочу… — его голос показался Комори потерянным, и она пожалела его. «Я могу понять его страх, — Юи запустила пальцы в его пепельные волосы и, немного наклонив его голову, поцеловала в макушку. — Сама немного боюсь. Но отец больше не придёт… Я чувствую это. Мы свободны… И я не совсем уверена в том, что ничего не произошло… Мы три дня провели вместе. Столько всего произошло, что теперь я не могу дать чёткого ответа. Сегодня Руки ищет утешения, а завтра он, может быть, передумает. Я буду верить в это», — она оставила в душе место для надежды и понимающе улыбнулась мужу. — Ты босая… — Руки заметил её мнущиеся маленькие ножки и слегка отодвинувшись, укоризненно посмотрел. — Было бы странно заболеть… — Юи тихо посмеялась, а он ответом на это взял её на руки. — Мне неловко… На нас могут смотреть… — она покрутила головой. Пассажиры отдыхали, а вот персонал или страдающие бессонницей, могли их заметить. — Какое мне до них дело?! — он постоял так недолго, после чего пошёл вместе с Юи в каюту. — У меня есть только ты…***
Утром, когда солнце заиграло бликами в окнах кирпичных зданий, корабль прибыл в порт. — Нью-Йорк! — гордо расправил плечи Коу. Вокруг копошились пассажиры. Рядом с грузами иммигранты, а чумазые мальчуганы незатейливо таскала мелочь из карманов зевак. — Куда отправимся в первую очередь? — В гостиницу, — Руки купил Юи бублик у полной женщины с повязанной головой и стал смотреть, с какой осторожностью она пробует новый продукт. — Солёный… — она улыбнулась и прикрыла рот пальчиками в ажурной перчатке. — Это претцели. В Америку их завезли немецкие иммигранты, — рассказал он, взяв её под свою опеку. — Ты успел забронировать номер? — поинтересовалась она. — Нет, но не думаю, что в этот год в хороших гостиницах может быть проблема с номерами. «Уолдорф-Астория», я думал о ней… — сказал он. — У-у-у! — изумился Коу. — Кто-то решил погулять на широкую ногу. Одна из лучших гостиниц. Этажей семнадцать… Думаю, нам там точно найдётся местечко. — Я позабочусь о транспорте, — Юма побежал ловить извозчика. — Нам точно нужно в гостиницу? Я не устала… — Юи посмотрела на мужа с надеждой, внезапно захотелось узнать как можно больше об этом городе и местах, которые обещал показать Руки. — Я не запру тебя в золотой клетке, — он заверил её в жизни лучшей и потянул к себе. — И больше никому этого не позволю… — Руки провёл холодной тростью по её лицу и шепнул на ухо свои далеко не последние сладкие речи. Продолжение следует…