***
Под враждебные и изумленные взгляды советников Хюррем вошла в зал приёмов и направилась к трону Османской Империи. Паши были уязвлены тем, что управлять государством будет женщина, однако молчали из страха перед своим Падишахом. Хасеки понимала, что мужчины недовольны её вмешательством в политику и огромным влиянием на Сулеймана. Женщина повернулась к советникам лицом и, убедившись, что они наблюдают за её действиями, изящным движением села на османский трон, взмахнув рукавами фиолетового платья, словно крыльями. Легкая ухмылка появилась на красивом лице. -Именем Аллаха милостивого и милосердного, а также от имени нашего славного Падишаха Султана Сулеймана Хана я открываю Совет Дивана, — произнесла Хюррем, не отрывая взгляда от советников, стоявших по её правую руку. Не без удовлетворения она заметила растерянность на их лицах, а затем жестом дала понять охране, чтобы пригласили послов. Английские послы, сняв шляпы, вошли в зал, ожидая увидеть одного из советников, выбранного султаном в качестве доверенного лица. Поэтому вид статной женщины в роскошном фиолетовом платье с длинными каскадными рукавами, прикрывающие вторые плотно облегающие руки, и с высокой причёской, увенчанной алмазной короной, ошарашил мужчин. Образ Султанши завершили рубиновый комплект из серёжек и колье, а также брошь в виде тюльпана, символа османской Династии. Впрочем, англичане не растерялись и поклонились регенту Империи. Хюррем в ответ одарила их приветливой улыбкой, но глаза оставались холодными. Женщина помнила, что Мария Тюдор, ставшая королевой Англии относительно недавно, была родственницей германского императора Карла Габсбурга, чья династия была одним из главных врагов её мужа на политической арене. Хасеки также знала и об их конфликте с Францией за итальянские земли, нередко французские монархи прибегали к помощи Османской Порты, чтобы противостоять экспансии испанского короля. Ситуация была двоякая: с одной стороны английская королева, родственница ненавистных Габсбургов, которые могут объявить войну Османской Империи в случае нанесения обиды Марии, а с другой — французы, которые не раз демонстрировали свою ненадежность, перебегая на сторону врага. Обе стороны надеялись, что османы поддержат их в борьбе за разрозненную Италию. Война была нежелательным исходом, иначе Сулейману пришлось бы воевать на два фронта, чего Хюррем допустить не могла. Кроме того, Хасеки понимала, что сегодняшний друг может завтра обернуться врагом, ибо христианский мир никогда не примет мусульман. Особенно католики. Поэтому Хюррем постаралась отказать им так, чтобы не разрушить те дипломатические отношения, которые уже были выстроены. Она чётко дала понять обеим сторонам, что в этот раз Османская Империя придерживается нейтралитета. Однако в знак дружелюбия Хасеки велела слугам принести сундуки с подарками. Женщина решила подарить иностранным монархам лично ею вышитые платки, дорогие ткани из Бурсы, а также драгоценные камни и золотые слитки, добытые в Анатолии. Также регент обеспечила безопасное пребывание послов в Империи. По итогу, все три стороны остались довольными. Хюррем вернулась в покои только под вечер и сразу приказала подготовить хаммам. Женщина сняла тяжёлую корону и дорогие украшения, служанки помогли Султанше снять прекрасное платье и сопроводили её в баню. Горячая вода смыла усталость с Хасеки, а совместный ужин с внуками, дочерью и невесткой устранили напряжение. Когда наступило время сна, Госпожа ненадолго вышла на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Коснувшись пальцами перил, женщина посмотрела вдаль и прошептала губами: -Вернись ко мне живым, Сулейман. Сбереги наших сыновей… Ответом послужил холодный ветер, заставивший её поёжиться. В последний раз взглянув на ночной Босфор, Хюррем вернулась в свои покои со странным предчувствием, что их интрига против Мустафы обернется против них же.***
Начало октября 1553 года. Амасья. Румейса и Мехмед провожают Мустафу. Девушка внимательно вглядывалась в такие родные черты лица, словно пытаясь запомнить их. Дурное предчувствие терзало ей сердце, впервые она так хотела, чтобы её любимый ослушался своего отца, и они всей семьей сбежали куда-нибудь подальше от интриг, предательства и трона. Непрошенные слёзы текли по её щекам, хотя Султанша обещала себе держаться до последнего. Мустафе тоже было тяжело расставаться с человеком, который помог ему познать любовь. Конечно, разумом он понимал, что, возможно, это их последняя встреча, однако сердце отказывалось верить в то, что отец может убить собственного сына. Невольно шехзаде взглянул на Мехмеда и вздрогнул. Если уж брат убил брата, то почему отец не может убить сына? Эта мысль посещала его всякий раз, когда взгляд Мустафы останавливался на маленьком шехзаде, которого старший наследник назвал в честь покойного брата. В последние несколько лет ему снились кошмары, в которых появлялся ОН. ОН ничего не говорил, лишь молча задавал один и тот же вопрос: «За что?». Мустафе хотелось оправдаться, объяснить свой поступок, но в глубине души он понимал, что эту кровь уже не смыть с рук, и что однажды настанет час расплаты. Правда, шехзаде не ожидал, что его палачом станет собственный отец. Однако всё же смирился с судьбой, ибо знал, что Аллах справедливо наказывает грешников. Мустафа снова посмотрел на сына, чья судьба тоже была предрешена. Старший сын Сулеймана знал, что когда его тело остынет, немые палачи придут и по душу Мехмеда, ибо он будет считаться сыном предателя. В глазах мальчика застыли слёзы и немой вопрос: «Когда ты вернешься, папа?». Сердце Мустафы дрогнуло, как отец он не желал такой судьбы своему ребёнку, но как человек, совершивший преступление перед Аллахом, понимал, что эта плата за убийство невинного. Из-за его кратковременной ярости и гордыни за ним на тот свет последует и маленькая жизнь, которая ещё не успела причинить никому зла. Мустафа присел на колени и обнял сына, стараясь не смотреть на жену, ибо знал, что сам обрёк на страдания эту нежную душу, которая полюбила его и была любима им. Оседлав коня, он не обернулся, чтобы не видеть скорбь и боль своих родных. Ташлыджалы тоже хранил молчание. Когда процессия, сопровождавшая шехзаде, скрылась из виду, Румейса упала на колени и зарыдала. Мехмед посмотрел на мать таким осознанным взглядом, какой бывает у взрослых. Мальчик подошёл, обнял маму и прошептал: -Не переживай, мамочка. Он вернётся к нам живым и невредимым, как настоящий воин! Женщина улыбнулась словам сына, но не поверила им. Уж она-то знала, что власть имеющие не всегда верны своему слову. Успокоившись, она прижала к себе Мехмеда и поцеловала его в лоб. А потом они все вместе направились во дворец, не подозревая, что немые палачи были уже на полпути к Амасье. Прибытие Сулеймана застало янычар врасплох, более они не осмеливались кричать недовольства, но в лагере начал зреть заговор, целью которого было свергнуть старого султана и посадить на трон Мустафу. Первым делом Падишах велел сообщить своему старшему сыну, чтобы он разбил лагерь чуть поодаль от общего. Это озадачило всех, но обсуждать приказ никто не решился. Советники, прибывшие вместе с султаном, ещё по пути в лагерь заметили, что к ним присоединилась черная карета. Они не могли разглядеть, кто там сидит, из-за закрытых окон. Она остановилась недалеко от палатки Сулеймана, и каждый вечер слуга Повелителя носил туда поднос с едой. Падишах ясно дал понять, чтобы они и носа не смели совать в сторону той кареты, поэтому янычары и паши старались думать о чем-то другом, но не о том, кто сидит в загадочном экипаже, ибо их охватывало тревожное чувство. 4 октября султану сообщили, что шехзаде Мустафа разбил лагерь в нескольких километрах правее от основной армии. Сулейман никак не отреагировал, лишь тихо сказал, что будет ждать сына утром 6 октября. Примерно в это же время ему сообщили, что палачи доберутся до Амасьи к утру того же дня.