***
После увиденного Джихангир вернулся в свой шатёр и не выходил из него, пока к нему не пришёл слуга султана, который сообщил, что по приказу Сулеймана шехзаде должен вернуться в свой санджак. Юноша не стал спорить с решением отца и спустя пару дней выехал из лагеря, чья атмосфера оказалась для него удручающей. Янычаре роптали, поэтому под угрозой восстания Падишах был вынужден снять с поста Великого Визиря Рустема. Когда весть о смерти шехзаде дошла до столицы, часть солдат, оставленная для защиты города, и народ собрались у стен дворца, выкрикивая проклятья в сторону Хюррем и её зятя. Они открыто требовали головы Хасеки и Рустема. Стражники пытались разогнать толпу, но люди продолжали неистовствовать. Услышав об этом, жена Султана велела всем спрятаться в подвале, а сама направилась в башню, из которой наблюдала за недовольством толпы. Простояв некоторое время у решётки, женщина глубоко вздохнула и пошла в сторону главных ворот. Паши убеждали её не выходить, хотя она видела в их взглядах злорадство. Слегка усмехнувшись, Султанша настояла на том, что ей необходимо поговорить с людьми. Не особо сопротивляющиеся члены Совета позволили ей пройти, лишь бостанджи встревоженно наблюдали за действиями их госпожи. Когда двери отворились, толпа увидела Хюррем Султан в роскошном чёрном платье с золотыми узорами и короной с опалами на голове. Люди уже хотели разорвать её в клочья, но она уверенно прошла вперёд и высоко подняла ладонь, жестом заставляя толпу замолчать. -Быстро позакрывали рты! Что это такое вы творите?! Как смеете вы восставать против решения султана, вашего Падишаха? — закричала она так, чтобы все её услышали. Из толпы послышались крики: -Это из-за тебя Мустафа, наше будущее, погиб! -Твоя вина, рыжая ведьма! -Это ты приворожила султана и настроила его против сына, грешница! -Умри, ведьма! -Не притворяйся, что ты в трауре, лицемерка! -Чтоб твои щенки тоже подохли, гадина! Один из мужчин оказался в опасной близости от Хюррем. Но бостанджи его вовремя остановили. Хасеки снова подняла ладонь и мягко произнесла: -Верно, мы с шехзаде Мустафой отнюдь не были друзьями. Однако не я принимала решение о его казни, а султан Сулейман Хан! Ему претензии и предъявляйте, — усмехнувшись, Хюррем повысила голос. — Однако у вас храбрости хватает только на то, чтобы все грехи на женщину спихнуть, а перед султаном у вас колени дрожат! Оглядев толпу ещё раз, жена султана продолжила: -Я не хочу, чтобы ваши близкие остались без отцов и братьев. Подумайте сами, зачем вам рушить свою жизнь? Ведь за моё убийство, султан вам головы отрубит. Кто тогда позаботится о ваших матерях, женах, дочерях? Я понимаю, вы любили Мустафу сильнее, чем любого из моих сыновей. Я тоже потеряла ребёнка, шехзаде Мехмеда, и его вы любили. После его смерти вы увидели будущее Империи в Мустафе, однако лишь Аллах знает, кто взойдет на престол. И Всевышний распорядился так, что трон займет один из моих сыновей. Знаю, вы обвиняете меня в смерти Мустафы, — криво усмехнувшись, Хюррем подошла ближе к толпе. -Что же, я действительно желала ему смерти. Друзьями мы не были, это факт. В этом вы правы. Но не я отдала приказ, а раз султан так решил, значит, на то были причины. Кто мы такие, чтобы осуждать его? Выгнув бровь, Хасеки ещё раз осмотрела толпу, которая чуть успокоилась, и закончила речь словами: -Возвращайтесь домой, к родным. Не ломайте им жизни. Развернувшись, она поспешила вернуться во дворец. Удивительно, но толпа начала расходиться, и лишь несколько человек затаили смертельную обиду на жену Сулеймана.***
Ноябрь 1553 года, Алеппо, санджак шехзаде Джихангира После смерти брата шехзаде больше не улыбался. Подданные с грустью наблюдали за тем, как чахнет молодой господин. Он больше не спал по ночам, а боли в спине с каждым днём становились всё сильнее, из-за чего Джихангир принял решение увеличить дозировку опиума. Слуги не смели перечить, однако один из них доложил о состоянии шехзаде Хюррем Султан. Женщина была обеспокоена, она послала лучшего врача из столицы, чтобы тот лечил её сына. Хасеки настаивала на том, чтобы лекарь уменьшил дозу, поскольку знала, что опиум вызывает привыкание, и не хотела бы такой судьбы для сына. А слугам строго-настрого велела докладывать ей о состоянии Джихангира. Жители Топкапы были шокированы, узнав о казни Мустафы, а Фатьма старательно играла роль скорбящей тётушки. Лишь Михримах и её мать знали, что за притворной скорбью скрываются злорадство над братом и равнодушие по отношению к племяннику. В последние дни женщина притихла, и это затишье не понравилось управляющей гаремом. Сестра султана наблюдала из башни за речью Хюррем перед разъяренной толпой и втайне надеялась, что разгневанный народ набросится на регентшу. И была неприятно удивлена тем, что люди не разорвали её в клочья, а молча разошлись. Однако она успела обратить внимание на пару человек, которые злобно смотрели Хасеки вслед. Что-то обдумав, Фатьма улыбнулась и ушла в свои покои. Вскоре армия султана вернулась домой. Хюррем отчиталась перед мужем, который остался весьма доволен её регентством. При этом от женщины не укрылась угрюмость мужа, он попросил её некоторое время его не беспокоить, и Хюррем оставалось лишь обречённо согласиться. Селим и Нурбану с детьми в полном молчании уехали к себе, а через неделю после их отъезда пришло письмо из Алеппо, которое разбило сердце Хасеки вдребезги. Охотничий домик в Бурсе, тот же отрезок времени. С тех пор как они начала жить в Бурсе, Румейса не притронулась к еде и вновь вернулась к своему апатичному состоянию. Нергисшах каждый день навещала её, пыталась достучаться, но всё было бесполезно. Фидан же брезгливо поджимала губы, наблюдая за вдовой. Нергисшах внимательно следила за женщиной, пытаясь понять причины её ненависти к ним. Вскоре одна из живших в домике служанок проболталась, что Фидан — одна из самых верных служанок Хюррем Султан. Когда-то Махидевран очень сильно унизила девушку, за этой сценой наблюдала Хасеки. После ухода соперницы жена султана подошла к Фидан, они разговорились. Тогда ещё юная Фидан разоткровенничалась и пожаловалась на то, что Махидевран Султан хочет выгнать её из дворца. Услышав это, Хюррем предложила свою протекцию в обмен на верную службу. С тех пор женщина ненавидела Махидевран и её отпрыска и свою ненависть перенесла на её внучку и невестку. Нергисшах пыталась узнать о своей судьбе, но Фидан молчала, лишь глаза, в которых плескалось злорадство, выдавали её отношение к Султанше. Дочь Мустафы с грустью подумала, что осталась в этом мире одна. Её мачеха не в себе, дед отказался от них, окружающие её люди ненавидят и презирают их маленькую семью, а брата и отца больше нет. Никто не сможет её защитить, и единственная доля, которая ей остается, — замужество с каким-нибудь старым пашой, которого она никогда не полюбит. Через пару недель Румейса слегла с жаром и бредом. Большую часть времени она находилась без сознания. Нергисшах ухаживала за ней, старалась всегда быть рядом. Ей было больно наблюдать за тем, как её единственный близкий человек буквально чахнет на глазах. С каждым днём кожа женщины становилась всё бледнее, изредка она открывала глаза, видела рядом с собой падчерицу и слабо ей улыбалась, слегка сжимая руку. Фидан неохотно велела читать молитву за здоровье больной и вызвала к ней лекаря. Врач осмотрел женщину и вынес неутешительный прогноз. Однако через неделю Румейса пришла в себя и даже начала ходить. Нергисшах обрадовалась, думая, что мачеха пошла на поправку. Они вместе ужинали, и вдова чаще улыбалась, что не могло не радовать дочь Мустафы. Султанша уже успела вздохнуть с облегчением. Но через пять дней несчастная вдова отдала Аллаху душу, что стало сильным ударом для Нергисшах. Девушка обнаружила мачеху мёртвой утром 27 ноября, когда пришла к ней в покои на завтрак. На её крики прибежали Фидан и другие слуги, женщина велела оттащить Султаншу от мёртвого тела, а Румейсу накрыть белой тканью и положить на неё железо. Она отдавала ещё указания по похоронам, но Нергисшах никого не слышала, её единственного близкого человека не стало, девушка осталась в этом мире одна. В этот же день по странному течению обстоятельств в Алеппо скончался двадцатидвухлетний шехзаде Джихангир, о чём было сообщено Хюррем и Сулейману в письменном виде.