Хюррем Султан

Нурбану зашла к шехзаде и сразу обратила внимание на развернутый свиток, который читал Селим. От девушки не ускользнуло, что с каждой новой строкой он хмурится ещё сильнее. Она осторожно подошла к нему сзади, стараясь лишний раз его не беспокоить, и краем глаза заглянула в послание. -Джихангир умер, — глухим голосом проговорил наследник. Фаворитка не очень хорошо знала младшего брата своего возлюбленного, да и виделись они всего пару раз. Однако она прекрасно понимала боль Селима и хотела, чтобы он с ней её разделил. Девушка положила ладонь на плечо любимого и мягко сжала, выражая свою поддержку, показывая, что она рядом с ним. И Селим был благодарен ей за это. -Нас будут ждать на его похоронах, — продолжил он. -Поэтому начинай собираться. -Конечно, милый, — кивнула Нурбану, но не спешила уходить, чувствуя, что у шехзаде есть потребность выговориться. Когда Селим отложил письмо, он сжал пальцами глаза в попытке остановить поток слёз. Нурбану подошла к нему ближе и обняла, не боясь, что он оттолкнет её и прогонит. В ответ мужские руки приобняли её за талию, а губы коснулись девичьего лба. -Если хочешь поговорить, я здесь, — тихо прошептала она. Некоторое время они молчали, просто стояли и прижимались друг к другу. В этот момент Селим окончательно убедился в том, что эта девушка — его опора, которая удержит своего любимого от падения в пропасть. И он открылся ей. Нурбану молча слушала рассказ возлюбленного о детстве, о ссорах с Баязидом, о том, как он и его братья с сестрой узнали о болезни Джихангира, о бессонных ночах рядом с колыбелью младшего брата и молитвах, прочитанных Селимом. Шехзаде говорил о переживаниях и потрясении, которые безмолвной тенью следовали за ним. -Каждый день я боялся, что Джихангир умрёт, что мама не справится с этим горем, хотя сама по себе она была сильной женщиной. Помню слёзы матери и мрачный лик отца, когда брата забирали на операцию. Мама противилась, умоляла отца, чтобы он отказался от этой затеи, ведь тогда было неизвестно, как операция пройдет. Тем не менее Падишах унёс Джихангира, но я видел в его глазах борьбу с самим собой. Уверен, он и сам не хотел причинять страдания своему сыну и почти поддался на уговоры мамы, однако султан вынужден принимать сложные решения. И отец сделал свой выбор. Теперь я думаю, а не было бы милосерднее тогда прекратить страдания Джихангира, убив его? Быть может, тогда бы он не мучился от сильных болей всю свою недолгую жизнь. Девушка накрыла ладонью руку любимого, поддерживая его. Однако в то же время она вспомнила свою семью. По матери у неё были две сестры и брат, но она никогда не была с ним близка. Более того, они презирали девушку из-за её происхождения, мать тоже была холодна к ней и считала её своей ошибкой. Казалось, только отец её искренне любил. Нурбану не могла не сравнивать её взаимоотношения с законнорожденными детьми своей матери с отношениями Селима и Джихангира, ведь его, казалось бы, жестокий вопрос был вызван братской любовью и заботой. А когда очень любишь кого-то, ты не можешь спокойно наблюдать за страданиями этого человека. Селим продолжил рассказывать о его взаимодействиях с братом. Старшие братья и сестра старались много времени уделять Джихангиру, чтобы он не чувствовал себя обделённым из-за горба. Селим часто читал младшему брату сказку на ночь, подолгу они гуляли в саду, часто ужинали за одним столом. Именно Селим помогал Джихангиру выучить итальянский и русский языки, давал ему трактаты Платона и Аристотеля, вместе они изучали государства благодаря глобусу, который стоял в учебной комнате. Таких моментов было много, братья почти не ссорились, поскольку хорошо понимали мысли друг друга. Когда Джихангира волновали боли в спине, Селим всегда был рядом с ним, и младший шехзаде не мог не оценить беспокойства за него, хотя иногда его это и раздражало. Тогда Селим предлагал погрузиться в изучение трактата очередного философа, и Джихангир с радостью соглашался. Шехзаде руками прикрыл глаза, с которых по щекам уже текли слёзы. Нурбану прижалась к нему ближе, убивая расстояние между ними. -Самый невинный из нас покинул эту грешную землю, — закончил рассказ Селим.

***

Прочитав письмо из столицы, Баязид заперся у себя в покоях. Он никак не мог поверить, что отец казнил собственного сына, не успел шехзаде оправиться от этой весточки, как пришла другая. Умер его младший брат Джихангир. К покоям шехзаде подошла Рана-хатун, фаворитка. Она попросила оповестить Баязида о своём приходе, однако стража сообщила, что шехзаде никого не желает видеть. Девушка покорно кивнула и уже развернулась, чтобы уйти, когда двери покоев отворились, и перед наложницей предстал Баязид. Он мельком взглянул на наложницу, а затем приказал страже: -Готовьте карету, мы отправляемся в столицу. Шехзаде уже собирался вернуться в свои покои, когда, наконец, обратил внимание на Рану. -Мы едем на похороны Джихангира, иди собирать вещи, — а затем взглянул на калфу, которая пришла вместе с фавориткой. -Подготовьте Дефне-хатун к сегодняшнему вечеру. Двери покоев закрылись, Гюльшен калфа подошла к наложнице, которая заметно расстроилась из-за приказа шехзаде, и аккуратно коснулась её локтя. -Пойдем, Рана-хатун, не доводи до греха. Подумай о детях, они нуждаются в тебе. Девушка кивнула и последовала за Гюльшен, изредка оглядываясь на покои Баязида. Когда они пришли в покои фаворитки, калфа шикнула на служанок, чтобы те оставили их наедине. Убедившись, что все вышли, Гюльшен повернулась к Ране, которая сидела на диванчике и заламывала пальцы. Женщина села рядом с девушкой и погладила ту по плечу. -Ты зачем пошла туда, хатун? Ты же знаешь, что он всё ещё в гневе, — мягко упрекнула калфа Рану. Фаворитка подняла мокрые от слёз глаза на собеседницу. -Я просто хотела попросить прощения, милости. Клянусь, Гюльшен, я не хотела, чтобы всё так вышло. Я совершила проступок и сейчас расплачиваюсь за него, но разве моих страданий недостаточно? Уже год прошёл, а шехзаде по-прежнему видеть меня не желает, а сегодня ты слышала его приказ. Он же специально при мне его отдал, чтобы ещё больше боли причинить. Рана уже не пыталась остановить поток слёз, Гюльшен старалась её успокоить. -Тем не менее в столицу он с собой берёт тебя. Это что-то да значит. Возможно, шехзаде и сам хочет забыть о том инциденте? Может, это шанс восстановить ваши отношения? Если да, то не стоит его упускать. -Нет, Гюльшен, — горько улыбнулась хатун. -Он берёт меня с собой, потому что я мать его сыновей и дочери, не из-за любви. Иди, готовь эту Дефне-хатун. Исполняй его приказ, а я справлюсь, — девушка стала старательно вытирать слёзы с щёк. Калфа кивнула, встала и направилась к двери, но перед тем, как покинуть покои Раны, обернулась к хатун и произнесла напоследок: -Даже если ты права, не забывай о моих словах. А пока заботься о детях, они не должны видеть твоих слёз, иначе станет только хуже. Когда двери закрылись, Рана встала с диванчика и подошла к большому деревянному сундуку. Там, под стопкой роскошных тканей платьев, на самом дне, лежала небольшая шкатулочка, инкрустированная драгоценными камнями. Достав её, девушка подошла к небольшому столику, нашла чистую бумагу и чернила и написала следующие строчки: «Возлюбленный мой шехзаде, прошу у Вас прощения за очередной грех, который я возьму на свою душу. Хочу лишь сказать, что Ваша преданная рабыня не может жить без Вашего светлого лика. Не может забыть весенние деньки, наполненные любовью и счастьем. То, что я сделала, непростительно. Поэтому я понимаю и принимаю причины Вашего гнева. Мне больно вспоминать наше счастливое время, поскольку знаю, что оно уже не вернётся в мою жизнь. Но и терпеть Ваше безразличие, находясь рядом с Вами в одном дворце, невыносимо. Поэтому позвольте мне искупить грех своей жизнью. Некогда Вами любимая и ныне покинутая раба Рана-Султан.» Оставив записку на столе, девушка открыла шкатулочку и достала из неё бутылёк с прозрачной жидкостью. Её пальцы дрожали, она никак не решалась выпить ядовитое снадобье, хотя уже приняла решение.

***

Несколько дней спустя

Михримах ожидала приезда братьев в саду вместе с Сюмбюлем и Афифе. -Вы всё подготовили? — обратилась Султанша к евнуху. -Конечно, госпожа. Покои для шехзаде и их гарема приготовлены. Михримах кивнула и обратилась уже к хазнедар: -Как там матушка? Она всё ещё не вышла из покоев Джихангира? -Нет, госпожа. Вы ведь знаете, наша Султанша убита горем. Воцарилось молчание, которое продлилось недолго. Все трое услышали звуки копыт и обернулись. В главные врата въехала процессия шехзаде Селима, сам наследник восседал на белом коне. Остановившись возле сестры, Селим спешился и подошёл поприветствовать Михримах. Они обнялись, и наследник осмотрелся. -Как матушка? -Ушла в себя, — горько улыбнулась Султанша. -А отец? -Не выходит из покоев, — коротко произнесла Михримах, которая, заметив вышедших из кареты Нурбану и племянников, поспешила сменить тему. — Вам подготовили покои, Сюмбюль проводит, — она кивнула евнуху, и тот поспешил поклониться. -Примите мои соболезнования, госпожа, — Нурбану спешно поклонилась, Михримах кивнула девушке и в ожидании взглянула на главные ворота. Ждать ей пришлось недолго, вскоре она увидела Баязида, сопровождаемого стражей и каретой. Когда брат спешился с коня, Михримах подошла к нему. -Приветствую, Баязид, рада тебя видеть, жаль, что наша встреча произошла из-за смерти Джихангира. -А где Повелитель и мама? — кивнул шехзаде и оглядел встречающих его людей. -Отец в своих покоях, а мама заперлась в комнате Джихангира, — ответила Михримах и, прищурившись, продолжила. -Не беспокой её. Афифе-хатун проводит вас, -Султанша кивнула поклонившимся Ране и Гюльшан. Баязид ничего не ответил и прошёл мимо сестры, та тяжело вздохнула и развернулась, собираясь вернуться во дворец, но Гюльшан калфа окликнула госпожу. -Михримах Султан! Девушка повернула в сторону калфы голову. -Да? -Если позволите, нам нужно поговорить, -Гюльшан скосила глаза в сторону Раны-хатун, что не осталось незамеченным для Михримах. Султанша кивнула. -Что же, вернёмся во дворец. Не стоит вести беседу на таком холоде. Уверенным шагом Михримах направилась в сторону дворца, Гюльшан и Рана засеменили за ней. Вернувшись в покои, принадлежавшие её матери, Султанша сняла лиловую накидку с горностаевым мехом и передала его служанке, а затем велела всем оставить её наедине с Гюльшан и Раной. Убедившись, что все вышли, девушка села на диван и взглянула на рабынь. -О чём ты хотела поговорить, Гюльшан? — обратилась Михримах к калфе, но взгляд её остановился на Ране, которая стояла, опустив голову.