«Remember when we were such fools and so convinced and just too cool? Oh no. No, no. I wish I could touch you again, I wish I could still call you friend. I’d give anything»
Он просто не может поверить своим глазам. Гарри стоит у входной двери их дома летней ночью 2013-го. До этого раза они никогда не ссорились так серьёзно, и поэтому, когда Луи прилетает в Лондон, он думает, что между ними всё кончено. После первой одинокой ночи он скучает по Гарри больше, чем на него зол. И теперь Гарри стоит здесь, этой июльской ночью, прямо после ужина. Эта ночь не холодная, но Луи думает, что если бы температура была минусовой, он бы всё равно почувствовал тепло, разливающееся по всему телу от одного лишь его присутствия. — Привет, — он говорит, улыбаясь, — почему ты стучишь? — Не думал, что могу зайти просто так, — отвечает Гарри, делая неуверенный шаг вперёд. Луи даёт ему войти и закрывает входную дверь. — Это и твой дом тоже, Эйч. — Я знаю, я просто… — пожимает плечами, — я не знаю. Я думал, что ты не захочешь меня видеть. Я был ублюдком по отношению к тебе, да? И это настолько смешно, потому что Гарри Стайлс никогда не сможет быть ублюдком, как бы он ни старался. Ну, конечно, он может вести себя немного грубовато, но это только в порывах злости. Он, может, и наговорил ужасных слов, но Луи всегда простит его. — Просто чтобы ты знал, я улетел следующим рейсом. Сразу после твоего, — признаётся Гарри. — Полезно знать, — застенчиво улыбается Луи. Ситуация реально абсурдная, ведь они оба стоят в коридоре, словно не у себя дома. Словно они не дом друг для друга. Они обмениваются «извини» одновременно, и потом Гарри обнимает Луи. Намного мягче и лучше, нежели помнит Томлинсон. Прошло всего сорок восемь часов, но чувствуется, будто полжизни. — Господи, я скучал по тебе, — шепчет Гарри ему на ухо, — я жалкий. — Я тоже по тебе скучал, love, — Луи отвечает. — Ты не жалкий. Ты — мой. Я люблю тебя. Сильно-сильно. — И я тебя люблю, — Гарри кладёт голову на плечо Луи. Он больше, но каким-то образом ему всегда удаётся казаться меньше в руках голубоглазого парня. — Почему мы такие идиоты, Стайлс? — смеясь, спрашивает Луи, спиной идя в направлении дивана, пока Гарри покрывает поцелуями линию от основания его шеи до челюсти; это слегка щекотно, но так ошеломляюще, что внизу живота приятно покалывает. — Потому что мы собственники, — Гарри отвечает, наконец, целуя его в губы и становясь между ног парня, — потому что мы так чертовски ревнуем друг друга, — перемещается на его ключицы, — потому что мы безнадежно и очень сильно влюблены, — он говорит с улыбкой, целуя Луи ещё один раз. — Правда, — говорит Томлинсон, оттягивая Гарри за кудряшки. Его волосы растут всё больше и больше, становясь неконтролируемыми, но у Луи такое ощущение, что тот не собирается их стричь в ближайшее время. А, впрочем, он и не жалуется. Пятнадцать минут спустя Гарри, задыхаясь, трётся о выпуклость Луи, отчаянно прося старшего трахнуть его, и, на самом деле, как тот может отказать этому мальчику в чём-либо? Пылающие щёки, клубнично-красные губы, растрёпанные волосы и блестящие зелёные глаза. Луи очень сильно его любит. — Я собираюсь любить тебя вечно, Гарри Стайлс, — говорит Луи, меняя их позиции и стягивая с младшего парня джинсы.***
Требуется некоторое время, чтобы Луи понял, что он должен что-то сказать. Он правда не знает, почему его мозг решил вспомнить былые времена. Наверное, это потому, что волосы Гарри сейчас выглядят так же, как и в 2013, когда парню было девятнадцать. — Привет, — выдавливает наконец Луи, не в состоянии натянуть улыбку, сдерживая себя от того, чтобы вырвать. Вот, значит, почему здесь так много папарацци. И так много любопытных фанатов возле касс. Здесь нет никого из-за Луи. Они здесь для Гарри Стайлса. Потому что Гарри Стайлс, наконец, вернулся в Лондон после долгих трёх лет. — Привет, — говорит Гарри, не менее ошеломлённый, чем Луи, будто он знает, о чём старший сейчас думает. Правда, исключая тот факт, что он не знает, он не может знать, потому что даже сам Луи не в курсе. — Можно шоколадное, пап? — спрашивает Стелла, смягчая неловкую ситуацию между взрослыми. Проходит, наверное, всего пара секунд, которые чувствуются, словно пара долгих лет, как раз достаточно для того, чтобы Гарри оказался единственным, кто заметил, как трясёт Луи. Не то чтобы Стайлс намного лучше. Луи знает, что это подёргивание глаза равно его нервозности. — Д-да, малышка, мы можем взять шоколадное, — он отвечает ей, пытаясь придумать способ побыстрее уйти отсюда. Стелла тянется к холодильнику, но, понятное дело, она не может достать до мороженого. Луи бы мог ей помочь, если бы не Гарри, который загораживает путь. — Вот, — Гарри достаёт мороженое того самого бренда, который так любит Луи, потому что конечно, блять, он помнит. Потому что он — Гарри. Потому что он вернулся в жизнь Луи менее чем две минуты назад, а Луи уже чувствует себя восемнадцатилетним и неуверенным в себе подростком. Он становится на колени, чтобы дать девочке мороженое, получая от неё, очарованной его кудрями, в ответ сияющую улыбку. — Скажи спасибо Гарри, love, — говорит Луи, потому что его дочь порядочная и хорошо образованная, и у него определённо нет сердечного приступа, так что он может воспитать своего ребёнка. На самом деле единственное, что удерживает его от побега — Стелла. Всегда. Прошло очень много времени с того момента, как он говорил имя Гарри вслух. Оно должно звучать чуждо, но нет, оно звучит правильно, словно было создано для того, чтобы Луи его произносил. Как смешно. — Спасибо, Аррэ, — говорит девочка. — Папа, Аррэ, — показывая пальчиком на Луи, спрашивает Стелла, — фотография Аррэ и телевизор? Гарри запутанно переводит взгляд со Стеллы на Луи, но не смотрит ему в глаза. — Да, солнышко, это Гарри с фотографий и с телевизора. Отличная работа. — Она такая большая, — удивленно произносит Стайлс, смотря снова на девочку. — Ты такая большая, Стелла. В последний раз, когда я тебя видел, ты была крохотным малышом, — он улыбается, всё ещё стоя на коленях. Сердце Луи тает. И разбивается. И тает снова. И ещё горит. И сейчас выпрыгнет из Луи. Всё в одном. Почему это происходит с ним? — Аррэ знает Стеллу? — нахмурив бровки, спрашивает она, показывая на себя ручками. — Да, я знаю тебя, — говорит парень, — со дня, когда ты родилась. — Папа, Аррэ знает Стеллу, — и она так взволнована. Луи чувствует, что может заплакать. — Да, малыш, Гарри и я знаем друг друга где-то… Уже очень долгое время, — он почти запинается на последнем предложении. И снова, Гарри добродушно сделал вид, что не заметил этого. Или он просто сосредоточился на том, чтобы быть милым. Не то, чтобы их отношения в порядке после всего случившегося. Он уверен, Гарри такой только потому, что здесь Стелла. Так же, как и Луи. Потому что парень знает, были бы ни сейчас одни, Гарри бы и не удосужился даже посмотреть на него. Ой, а как будто бы сейчас он смотрит на тебя, да, Луи? — Аррэ придёт к нам кушать мороженое? — она спрашивает Луи, пока Гарри поднимается с колен и кладёт мороженое, что он взял для себя, в корзину, которую держит другой парень. Правильно, Гарри не один. Рядом с ним стоит парень. Парень — не Луи. Очевидно. Потому что Гарри больше не с Луи. Он не с Луи уже очень долго. Это круто. У Луи всё прекрасно. — Я так не думаю, солнышко, — он говорит ей, потому что на самом деле не знает, что сказать ещё. Луи кладёт мороженое себе в тележку и поднимает девочку на руки. — Но что, Аррэ не друг? Гарри — никто. И всё. Нет. Гарри не друг. Луи не знает, как ответить. У него случается мини-паническая атака, но потом Гарри говорит снова: — Извини, Стар, у меня завтра трудный рабочий день, — он не смотрит Луи в глаза. Томлинсон, конечно, благодарен, но больше… разочарован. И он ненавидит себя за это. — Стар? — она спрашивает. И вот. Момент, когда Гарри смотрит на него первый раз за три года посреди торговых рядов в супермаркете. И это разбивает его ещё раз.***
— Бриане нравится «Стелла», но я правда не знаю, — Луи говорит Лиаму, пока Лу работает над его волосами. Они только что узнали, что родится девочка. Бриана на пятом месяце беременности, и Луи уже начинает привыкать к мысли, что скоро станет папой. Он, можно сказать, очень взволнован. — «Стелла» — хорошее имя, — Лиам отвечает, — вот только не уверен, подходит ли оно для маленькой девочки. — У детей есть такая интересная функция, как взросление, — включая фен, вставляет Лу. Она не является на данный момент фанаткой Луи №1, но они пришли к соглашению, что все здесь взрослые люди и им стоит попытаться быть друзьями хотя бы до конца тура, ну, или до конца всего. — Мне всегда нравилось имя «Элизабет». Я бы мог называть её Лиз. Или Оливия. Мне нравится Оливия, — он пожимает плечами. — Если тебе так нужно прозвище для ребёнка, ты можешь называть её Стар*, — смеясь, говорит Гарри с неожиданной нежностью в голосе. Луи даже не знал, что Гарри был в комнате. Он пытался избегать разговоров о ребёнке каждый раз, когда Стайлс появлялся на горизонте; у него не было нужды ранить парня ещё больше… Так в один прекрасный день сказал Найл. Ну, конечно, Луи знал. — Стар? — он переспрашивает. — Да, — Гарри говорит, сидя на диване в паре шагах от него. Они стараются не приближаться друг к другу в эти дни. — Я имею в виду… «Стелла» на латыни «звезда»*. Это как небесное и земное одновременно, — заканчивает он, возвращая всё своё внимание обратно к телефону.***
Несмотря на то, как Гарри пытается скрыть, в этот самый момента Луи видит, что он разочарован тем, что Стелла не понимает и не узнаёт прозвища. Плюс ещё один пиздец в копилку, Томлинсон. — Стар, — Луи повторяет. — Вот бабушка называет тебя Элла иногда, да? — он спрашивает, и девочка кивает. — А Гарри называет тебя Стар. Потому что когда-то ты будешь самой большой звездой во всей вселенной, — Луи улыбается. Они с Гарри оба знают, что это ни черта не объяснение, но ей три года, в конце концов. — Принцесса Стар? — Принцесса Стар, — соглашается Луи. — Хорошо, тогда спаси-и-ибо, Аррэ, — она снова улыбается парню. Гарри расположил её к себе буквально за пару минут. Аналогично, как и его сестёр, маму, отчима и абсолютно каждого из семьи Луи. Может быть, у всех них был Гарри-ген в организме. — Пожалуйста, малышка, — чей-то телефон начинает трезвонить. Это не Луи. И не Гарри. Парень, который неловко стоит рядом со Стайлсом, выглядя подавлено весь разговор, достаёт телефон из кармана, передавая его парню. Вау. Значит, это всё-таки телефон Гарри, просто он был у этого парня. Интересно, почему? Боже, Луи, ты идиот! Ты прекрасно знаешь почему. Гарри решает проигнорировать звонок. Он просто смотрит на экран, а затем кладёт телефон в карман собственных джинсов после того, как отключается. — Нам нужно идти… Джемма нас ждёт, — он говорит рядом стоящему парню. — Ох-ох, прости, это Алекс, — Гарри представляет его Луи, — Алекс, это… — Да, Луи, я знаю, приятно познакомиться, — Алекс вежливо предлагает Луи руку для пожатия. Томлинсон напуган тем, что парень может почувствовать, как он трясётся, но всё равно протягивает руку навстречу. — Мне тоже. — Тогда идём? — Алекс спрашивает Гарри, посылая очаровательную улыбку Стелле и Луи. Честно говоря, он привлекательный. Такой же высокий, как Гарри, темноволосый, с карими глазами. Он выглядит, как чёртова модель. Американская версия Зейна Малика в дизайнерских шмотках. Вот. Позже Луи вспоминает, что этот Алекс не кто иной, как ёбаная модель. К тому же YSL*. Ему стоило знать… А, точно, он же знал. — Да-а, ты же знаешь, какой она бывает, — говорит Гарри, нежно смеясь. Прямо сейчас, после более года с того момента, как его жизнь снова начала налаживаться, Луи хочет умереть снова. Алекс знает, какой бывает Джемма, когда её приходится долго ждать. Ну, Луи знает тоже, но дело не в этом. Дело в том, что ёбаный Алекс знает, какой бывает сестра Гарри. Ревность, как огонь, ударяет в кровь Луи, и ему приходится усилить хватку на Стелле, чтобы остаться в здравом уме. — Давай тоже пойдём, да? Мы взяли всё, что нужно, — говорит Луи громче, чем это было нужно. — Да, папочка, пошли, — отвечает Стелла, целуя парня в щёку. Она — благословение. Луи любит её очень сильно. Она «держит его на плаву». — Скажи «пока-пока» Гарри и Алексу. — Пока, — она машет ладошкой Алексу, который машет в ответ и кивает Луи, любезно отступая и направляясь к кассам. — Пока, Аррэ, — говорит девочка, протягивая ручки. Гарри сомневается буквально секунду, прежде чем забрать её из рук Луи себе. Томлинсон мысленно похлопывает себя по спине, чтобы не закричать. — Пока, Стар, — Гарри целует её в щёчку. — Пока-пока, Аррэ, — говорит она, тоже целуя его и запутывая руку в его волосах. — Мягенько, — улыбается девочка, заправляя выбившуюся кудряшку за ухо. Луи скучает по его волосам. — Они тебе нравятся? — Гарри спрашивает, и она кивает. — Мне тоже нравятся твои волосики. — Спаси-и-ибо, — отвечает Стелла, и парень передает её обратно Луи. Они не соприкасаются. Луи в порядке. — Хэй, мог бы ты… Может… — начинает Гарри, — Хм, Алекс уже платит, так что… Ну, там много… Ты знаешь… Хм, папарацци здесь. Ты бы не мог подождать пару минут, пока мы не уедем? Ну… Просто если они увидят нас… Я имею в виду… — Да, я не нуждаюсь в бунте вокруг меня и моей дочери, — это получилось грубее, чем предполагалось, но это всё, на что Томлинсон способен. — Спасибо тебе, я… Да. Спасибо, — Гарри улыбается. Не сильно, и это не одна из тех улыбок, которые Луи когда-либо получал от него. Эта — нормальная. Без эмоций. Даже без злости. Каким-то образом это даже хуже. — Пока, Гарри, — Луи почти задыхается. Господи. Он не улыбается в ответ и не пытается притвориться, будто всё в порядке. Он просто толкает тележку, надеясь убраться так далеко, настолько это возможно.***
— Зейн? — Луи звонит тому, как только заходит в дом и усаживает Стеллу перед телевизором, пока сам разбирает покупки. — Привет, Лу. Что случилось? — Ты записываешься сейчас? — наверное, да. На фоне играет нежная мелодия. Луи не узнает её. — Да, чувак, а что? — Ты не мог бы бросить все свои ёбаные пиздецки важные дела и приехать ко мне домой? — Что произошло, Луи? — Сейчас, Малик, — Луи говорит и отклоняет вызов. Он сжимает телефон с такой силой, что может раздавить его. Но потом он вздыхает десять раз, оставляет всё на кухне и возвращается в гостиную. — Пап, я хочу куша-а-ать, — жалуется девочка, как только он приземляется на диван рядом с ней. — Через пару минуточек придет дядя Зи, и он просил нас подождать, чтобы он сам приготовил тебе ужин. Хорошо? — Дядя Зи придет? — её глаза смехотворно расширяются, и она запрыгивает к Луи на колени, моментально забывая о включенном мультфильме. Луи приглушает его и продолжает разговаривать с ней, проводя пальцами по её волосам и напевая что-то, пока она танцует. — У нас был хороший день, — говорит Стелла. Пф, отличный, солнышко. Самый лучший. Он думает, но не говорит.***
Зейн приезжает через пятнадцать минут со взволнованным выражением лица, которое так и кричит: «Да, я уже в курсе, нам нужно поговорить», но не спрашивает ничего, потому что Луи ему не позволяет. Не сейчас. Стелла ещё не спит. Он просит Зейна приготовить ужин и заправляет ей постель. Луи говорит девочке, что у него болит голова, и что дядя Зейн позаботится о ней, и, если ей что-то нужно, он будет в своей комнате. Стелла в отличном настроении, потому что она любит Зейна. Она позволяет Луи поцеловать и обнять себя, говорит «спокойной ночи» и обещает, что будет хорошо себя вести. — Выздоравливай, папочка, — Луи ласково улыбается и целует её снова. Это его последняя улыбка на сегодня.***
Семь часов вечера. Луи сидит на полу в ванной. Кафель холодный, и он позволяет своей голове болеть. Это очень-очень больно. Словно он вернулся обратно в 2015. Он чувствует, что нуждается в ком-то, кто держал бы его так же, как это делал Стэн тогда, потому что дело идёт к очередному разрушению. Он измотан. Земля вращается так быстро. Никто не ждёт его. Никто никогда не ждал его. Дело в этом, не правда ли? Он не стоит абсолютно ничего. Он заслуживает каждую плохую вещь, что с ним произошла, а хорошие вещи… Они не длятся долго. Он уже может представить картину, когда Стелле будет достаточно лет, чтобы зайти в интернет и найти информацию о его жизни в группе, и она обнаружит, что за человек её отец. Алкоголь, наркотики, сплетни, статьи, пиар-трюки… Он не заслуживает её. Ему так стыдно, что она сейчас в одном доме с ним, потому что даже его дочь не может заполнить дыру в его груди, что образовалась, когда ушёл Гарри. Он заслуживает этот холодный кафельный пол. Он заслуживает рвоту, образовывающуюся в его глотке. Он заслуживает боль в коленях от того, что наклоняется над унитазом каждый раз, чтобы опорожнить желудок. Он заслуживает это чувство жалости, потому что это ведь он разрушил всё, не так ли? Как бы сильно ему не хотелось сказать, что всё хорошо — он не может. Потому что не всё хорошо. Не всё в порядке. Некоторые вещи работают. А некоторые… Нет. И всё из-за него. — О господи, — он говорит в пустоту, снова склоняясь над унитазом. Положив голову на закрытую крышку, он чувствует, что его опять рвёт, но ничего не выходит. Теперь его желудок болит. Всё болит. Даже зная, что им придётся встретиться в жизни, Луи никогда не ожидал увидеть Гарри снова. Даже на церемониях награждения… Было так, словно Стайлс знал, где будет Луи, чтобы специально там не показываться. После подписания контрактов Гарри никогда не появлялся на других встречах. Так что Луи постепенно привыкал к факту, что видеть Гарри — больше не в его компетенции… До сегодняшнего дня. Самая мазохистская часть его пылает. И это, наверное, самое худшее. Потому что Гарри выглядит потрясающе. После всего, после пребывания таким разбитым и прохождения всех кругов ада он до сих пор самый красивый из всех, кого Луи когда-либо видел. Или увидит. Он просто знает. Ноги длиною в милю всё ещё скрыты под обтягивающими джинсами, и Гарри всё ещё носит цветочные рубашки с модными сапогами. Его волосы всё ещё кудрявые, как никогда, а его губы всё ещё ловят на себе всё внимание Луи. Гарри всё ещё великолепен. Гарри всё ещё Гарри, несмотря на то, что он больше не его Гарри. Луи в любом случае находит его восхитительным. Его снова рвёт. На это раз на пол, потому что это немного неожиданно. Прошло три года, рвёт, я видел его всего пять минут, рвёт, почему я такой? Рвота, и слёзы, и всхлипы, которые он абсолютно не в силе контролировать. В его ванной комнате воняет желчью, и он недостаточно силён, чтобы подняться. Луи чувствует, что снова опустошает себя, но ему всё ещё плохо. Он не знает, сколько времени проходит, пока он не чувствует холодную воду на волосах и не понимает, что каким-то образом стоит. Парень с трудом открывает глаза и замечает, что он голый в душе. Зейн держит его за плечи, и он, всё ещё плача, запрокидывает голову. Жалок, слаб, ничтожен, опустошён. Как это вообще возможно? Гарри в порядке, у Гарри есть парень, а меня придерживают в душе, потому что я даже стоять нормально не могу на своих двух после встречи с ним. — Луи, блять, встань нормально, ты тяжёлый, — говорит Зейн. В голосе ни следа гнева. Или жалости. Он просто… обычный. Луи нравится обычный. Он делает всё возможное, чтобы помочь Зейну. Луи фокусируется на воде, льющейся по его телу, и опирается на стенку душевой кабины. Зейн оставляет его стоять так и приказывает помыться самостоятельно, пока он будет вычищать ванную комнату. Луи хрюкает, но прислушивается и берёт в руки шампунь. Через десять минут он лежит на кровати, чувствуя, как сзади к нему прижимается Зейн. Он держит его, словно клей, прямо как ему нужно. Луи больше не плачет, он, наконец… опустошён. Он пуст. Вот только… — Как Элла? — он тихо спрашивает, даже не в курсе, сколько сейчас времени. — Спит. Уже почти десять, — Зейн отвечает, словно зная, что тот хочет спросить после. — Как… Как ты? — Неловко, — всё, что Луи мог сказать. — Чувствую, что слаб и морально, и физически. Боже, я чувствую себя таким разбитым, Зи. — Не стоит чувствовать себя неловко, Лу, — Малик шепчет, усиливая хватку вокруг Луи. — Прошло много времени и… сейчас он вернулся. Кстати, Лондон довольно большой, — взвешивает каждое слово, — тебе не придётся видеться с ним, если ты только сам не захочешь. — Я… тебе что, Стелла ничего не рассказала? — Например…? — Мы видели его сегодня, Зейн, — поворачиваясь, говорит Луи, с покрасневшими глазами и болью в горле. Зейн приподнимает брови в удивлении и облегчает хватку, давая Луи немного пространства, чтобы дышать, тоже нуждаясь в воздухе. — Что? — Я думал… Я думал, ты знал. Когда ты приехал. Там были, ну, папсы… — Луи не понимает. Он готовился к тому, что будет избегать интернет и внешний мир примерно месяц, чтобы не видеть этих заголовков о нём и Гарри, встречающихся в ёбаном Теско. — Я не заходил в интернет. — Так как…? — У меня был выключен телефон… Когда ты позвонил в студию… И потом я уехал сразу же, как поговорил с тобой, и когда я его включил, ну, там были, ты знаешь, сообщения… Лиам сказал, что Эйч приземлился в Лондоне. — Ох. — Кстати, он передавал привет, — потом вдох, и потом. — Ох, Лу, — вот она, нехарактерная жалость с оттенками печали, грусти и сожаления. — Луи! — глаза Зейна полны слёз. Луи не знает никого более сострадательного, чем он (и Лиам. И Гарри.). — Как? — Ёбаный отдел мороженого в Теско, — говорит он. — Я думал, что умру, правда, Зейн. Я хотел умереть, — признаётся тихим голосом, стыдясь всего этого: этой проклятой ситуации, его бессмертной любви, его вины, его слабости, его самого. — Всё хорошо сейчас, Лу. — Вот что мне делать, Зейн? Я не могу видеть его больше. Он разговаривал с Эллой, и я… — Луи запинается снова. Он чувствует, как нежеланные слёзы снова рискуют выйти наружу. Как вообще возможно, что у него в организме ещё осталась жидкость, которую можно пролить? Ебать. — Я… Я не мог двигаться. Честно. Она, блять, полюбила его, Зи… Фотография Аррэ, папочка, телевизор Аррэ, кудряшки такие мягкие… Она полюбила его с первого взгляда. Прямо как я, — он заканчивает, зарываясь лицом в подушку. Зейн гладит его по голове, пытаясь успокоить, но Луи знает, что его друг не имеет ни малейшего представления о том, что он должен делать. Никого не обучали тому, как поступать в ситуации, в которой оказался Луи: потерять любовь всей своей жизни, а потом увидеть её снова. — Ты знаешь, у него есть парень. Он так хорошо выглядит. Боже, да какое там хорошо… Он великолепный, а я… — ещё один всхлип, икота на подходе. — Я… — Всё будет хорошо, всё хорошо… — Зейн продолжает говорить, словно это каким-то чудесным образом должно помочь. Но боль всё ещё здесь. Малик заставляет Луи немного поесть, выпить воды. Томлинсон хочет лишь водки, или виски, или чего-то, что бы помогло ему вырубиться, но Зейн напоминает, что у парня есть трёхлетняя дочь, которая на данный момент спит в соседней комнате и нуждается в его заботе. Потом Луи осознает, что это первый раз, когда Стелла в Лондоне, и она не спит в его кровати рядом с ним. Он принуждает себя встать и пойти в её комнату, просто чтобы поцеловать её в лобик и молча извиниться, потому что её папа такой идиот. Три часа ночи, и он всё ещё не спит. Зейн не спит тоже, но и не говорит ни слова. Вопрос «Что мне делать?» настойчиво играет в голове. Луи правда без понятия. У него ничего больше не осталось: его сила испарилась, а стены, которые он постепенно выстраивал на протяжении этих трёх лет притворства, что он может быть кем-то без Гарри Стайлса, безнадёжно разрушены. Он снова остаётся один в этой кромешной тьме. Он просто хочет конца. Он хочет, чтобы всё закончилось, несмотря ни на что. Это странно, но Луи кажется, что всё это — только начало.