Who Knew

Для кого-то, кому изменили, делать то же самое должно быть абсолютно неприемлемым. Не не должно, а и есть неприемлемо. Дело вот в чём: у Гарри всегда была проблема с контролем собственных импульсов. Во времена ранних дней на Х-факторе менеджмент пытался запретить ему касаться Луи слишком много, поэтому во время тура Take Me Home, когда запрет всё ещё существовал, он менял слова в тексте песен просто потому, что ему так хотелось. Это не оправдывает его ошибки, но это то, кем он всегда был, кем и остался. На данный момент он заливает в себя шампанское, чтобы поскорее напиться, прежде чем ему снова предстоит встретиться лицом к лицу с Алексом. Это не работает. Так Алекс и находит его: в тихом уголке шумной комнаты, всё ещё с пятым бокалом шампанского в руках. Гарри приходится глубоко вздохнуть раз десять, чтобы посмотреть своему парню в глаза. — Малыш, с тобой всё хорошо? — спрашивает Алекс, кладя руки на шею Гарри, почти на то же самое место, где буквально несколько минут назад были руки Луи. Парень отрицательно качает головой. — Что случилось? — Я, — отвечает Стайлс, — я случился. — Ты заболел? — спрашивает Алекс, хмурясь из-за количества пустых бокалов вокруг Гарри. — Нет, я думаю, мне… Мне надо отдохнуть немного? Может быть? — Ты хочешь вернуться в отель? — Ты не против, если я вернусь в Лондоне? — Алексу, похоже, это не нравится. — Но я скучал по тебе, — он говорит. Боже, Гарри хочется плакать. — И я по тебе, — он отвечает, потому что это правда. — Я. Я… Я тогда вернусь в отель? Но ты можешь остаться, всё… Всё нормально. — Нет уж, я пойду попрощаюсь со всеми, и мы можем идти, всё хорошо, — уверяет его Алекс. — Ты же скажешь мне, что произошло, правда? — Гарри кивает. Он ещё не знает, что сказать Алексу, но знает, что никогда не сможет простить самого себя, если скроет всё от него. Это просто нечестно. Они разделяются и договариваются встретиться через пятнадцать минут у входа. Гарри обходит вокруг вечеринки, прощаясь со всеми, кого видит, и потом говорит с Лу, которая, кажется, понимает, что что-то произошло, и просто сжимает его руку, словно говоря «всё будет хорошо, поговорим позже». Гарри благодарно улыбается и целует девушку в щёку. Он не может сказать «пока» Кэролайн, ибо она уже затерялась в толпе моделей. Зато он видит Физзи и идёт в её сторону. — Хэй, Физ, — зовёт он. Она разговаривает с какими-то незнакомыми ему людьми, так что он просто улыбается и кивает. — Я ухожу, — говорит он ей, — где все? — Хм… Мама где-то с Лу, а Дэн и девочки вон там, — она показывает в сторону стола в другом конце комнаты. — Почему ты так рано уходишь? — Мы с Алексом немного подустали, — врёт он. — Ох, ладно, — немного растерянно говорит Физзи, — можно я напишу тебе, когда прилечу в США? — спрашивает она, обнимая парня. — Конечно, — отвечает он, — извини, что я, ну… пропал. — Я больше не хочу узнавать о твоей жизни через статьи в журналах, Гарри, — шёпотом признается она, — мне жаль за то, что сделал Луи, — продолжает девушка, — но мы не он. И мы любим тебя. Гарри знает, как сложно для неё было сказать это. Физзи больше всего похожа на Луи. Она самая сильная девочка, которую он знает, сразу после его мамы и Джей. Последний раз, когда Гарри видел, как Фелисити плачет, ей было двенадцать, и у неё была распорота коленка. Кусочки сердца Гарри болят ещё сильнее. — Прости, — говорит он снова, — я очень-очень сильно тебя люблю, — уверяет Гарри. Потому что это правда. Потом он идёт к столикам, чтобы попрощаться с близнецами и Дэном. И Дэйзи, и Фиби крепко его обнимают, в этот раз по отдельности, и просят его о том же самом: «Не пропадай больше, мы скучаем по тебе, мы любим тебя». Он отвечает тем же, чем и Физзи. И он правда имеет это в виду. Затем он говорит с Дэном, и тот понижает голос, чтобы спросить: «Что за чертовщина произошла пару минут назад?». Гарри смотрит на него извиняющимся взглядом, ничего не отвечая, но обещая позвонить Джей. И потом он уходит. Он встречается с Алексом уже снаружи, и вместе они залезают в лимузин, чтобы вернуться в отель. Всю поездку Алекс держит его за руку, а по приезде оставляет поцелуй на его виске. Алекс милый и заботливый, и ему правда нравится… Он любит Гарри. Он всегда говорит правильные слова в правильное время и даже разрешает Гарри быть маленькой ложечкой, хоть и привык быть ей сам. Гарри за секунду чувствует себя хуже. Как только они внутри своей комнаты, Алекс целует его, и прямо в этот момент Гарри осеняет: это никогда не будет Алекс. Так что он начинает плакать. Алекс держит его, и он плачет ещё больше. Господи, Гарри, кажется, проплакал за эти две недели больше, чем за последние два года. Он не знает, как его тело всё ещё способно вырабатывать столько жидкости в форме слёз. Он хочет, чтобы Алекс был тем единственным, вот в чём дело; он хочет, чтобы их прогулок по парку и дней, проведённых на пляже, было достаточно; он хочет, чтобы их ленивых ночей и их хипстерских программ было достаточно; он хочет, чтобы их занятий в спортзале и совместных друзей было достаточно. Но их недостаточно, не так ли? Потому что Гарри по-прежнему не приходится слышать, как высокий и немного хрипловатый голос называет его «ёбаным пиздюком», если он будит Алекса в семь утра по выходным, и он не приходит домой вдребезги пьяным во вторник после вылазки по клубам с пацанами. Ему нравятся все друзья Алекса, и он не издевается ни над кем из них на следующий день во время калорийного завтрака фаст-фудом. Алексу нравится та же музыка, что и Гарри, и он никогда не жалуется, когда Гарри включает её в машине, и не переключает её на новейший поп-хит. Боже, прямо сейчас Гарри ненавидит себя, Луи и целый мир за всё это. Единственный человек, которого он не ненавидит — это Алекс. И он очень хочет, чтобы парня, с которым он встречается уже десять месяцев, было достаточно; он хочет чувствовать эти мурашки по телу, когда он целует Алекса, а не его. Но это не так. Последние пара часов доказали ему это. И дело в том, что, каким бы клише это ни являлось, проблема — не Алекс. Нет. Алекс замечательный, он идеальный, настолько идеальный, что аж скучно. Гарри встряхивает головой и пытается перестать плакать. Это не работает. Он понимает, что проблема — он. Да, именно он. Проблема — Гарри, который не может согласиться на нормально, который думает, что нормально — это просто скучно, который всегда хочет солнечные вещи. Алекс — не солнечный, потому что солнце — Луи. Он не знает, как так выходит, что конец — это он и Алекс, сидящие напротив друг друга на кровати. Алекс, который вырисовывает круги пальцами на его руке, пытаясь успокоить, но он здесь, и Гарри знает, что должен начать говорить. — Я так жёстко облажался, — шепчет Гарри, — а сегодня твоя ночь. Мне жаль. — Я там, где хочу быть, Гарри, — говорит ему Алекс. — А теперь расскажи мне, что случилось. Пожалуйста. По крайней мере, у меня найдётся ещё немного совести, чтобы смотреть тебе в глаза, — думает он, поднимая взгляд. Алекс не выглядит слишком поражённым, он кажется мирным, но тем не менее выглядит серьёзно. — Я видел всю семью Луи на вечеринке, — начинает Гарри. — Они были моей собственной семьёй раньше. И это ранит. Очень. Видеть их после столь долгого времени, — говорит он. Алекс только кивает, поощряя его. — Представь: маленькие девочки, с которыми я играл в бассейне, сейчас носят макияж и каблуки, а пятнадцатилетняя красотка, которую я защищал от мальчиков, сейчас уезжает на другой континент в колледж, и я… — он снова дышит, значит, больше не плачет, — я чувствовал, будто во мне была дыра, знаешь? Но как бы не там, а последние пару лет? И я игнорировал её, а потом, когда я снова оказался с ними, это дыра словно заполнилась? — Я думаю, что это нормально, — говорит Алекс, — они, наверное, тоже по тебе скучали. — Ага, скучали, — после короткой паузы начинает Гарри. — Но Луи не понравилось то, что я разговаривал с ними. Он подошёл, спрашивая о Лоттс, и… — Шарлотта? — Да, — Алекс кивает, и Гарри продолжает, — и когда он увидел, что я с ними говорю, я просто… Я знал, что ему не понравится. И он вроде как ушёл, точнее, убежал? И Джей, его мама, просто посмотрела на меня, и я пошёл за ним. Алекс закрывает глаза, будто знает, что будет дальше, что заставляет Гарри чувствовать себя ещё хуже. Ему всё ещё нужно признаться. Больше нет смысла говорить что-то ещё. Ни к какому добру это не приведёт, если Гарри расскажет Алексу о том, как разбито звучал голос Луи, и как Гарри знал, что он, вероятно, не имел права чувствовать или вести себя так, но его инстинктом было сразу обнять Луи, потому что защита любой ценой была и всё ещё есть единственной вещью на его уме, когда он видит этого мальчика… этого мужчину. — Мы поцеловались, — затем говорит он. Алекс некоторое время просто молчит, но потом начинает медленно, но уверенно убирать собственные руки из хватки Гарри. Он достаёт две бутылки воды из мини-холодильника и снова садится на кровать. — Я думаю, что тебе всё же стоит вернуться в Лондон, — наконец озвучивает Алекс. — Я имею в виду, мы поговорим, и тебе придётся либо снять другой номер, либо вернуться в Лондон, а если нет, то спать в одной постели мы точно не будем. — Алекс, мне- — Гарри, скажи мне, чего ты хочешь? — спрашивает Алекс. — Я… что? — Ты хочешь, чтобы я простил тебя? Или ты хочешь, чтобы я тебя бросил? — прямолинейно. Окей. Гарри умеет делать всё прямолинейно. Вот только он не умеет принимать решения. — Потому что, как видишь, я могу сделать и то, и то. Я люблю тебя достаточно, чтобы сделать оба действия, — он продолжает. — Люди делают слишком большое дело из измен, и они не понимают, что это происходит всё ёбаное время. Постоянно кто-то изменяет. И он — не просто какой-то там твой грязный любовник, с которым ты изменял мне по четвергам после работы; он — парень, с которым ты встречался, парень, которого ты пытаешься забыть с того момента, как мы встретились. Ты поцеловал его, ты рассказал мне об этом. А теперь скажи, чего ты хочешь. — Ты не злишься на меня? Алекс лишь невесело смеётся. — Как ты мог подумать, что я не злюсь? Конечно, блять, я злюсь, Гарри, что за вопросы? — ты не кричишь, Луи бы кричал и, вероятно, бросался бы в меня рандомными предметами, ПОЧЕМУ ТЫ НЕ КРИЧИШЬ? — Но я не удивлён, — Гарри открывает рот, но Алекс не даёт ему и шанса что-то ответить, — как я могу быть удивлён? — он смеётся снова, и этот смех, будто кинжал, который проходит сквозь сердце Гарри, как кинжал Луи. — Я же не дурак. Полон надежд — да, но не дурак. Когда мы только начали встречаться, у тебя был тот взгляд, тот напуганный взгляд, потому что ты думал, что мы не сможем быть вместе, потому что ты всё ещё любил его. И когда мы встретили его в супермаркете, я увидел тот взгляд снова. — Но у Ника… Ты сказал… — Потому что я знал… Я думал, что это то, чего ты хотел. Даже если ты… Я думал… Я думал, что ты хотел, чтобы он был в прошлом, а мы двигались дальше. Поэтому я верил, что ты пройдёшь сквозь всё это, оставишь его там… Я имею в виду, я ждал, Гарри, — объясняет он. Господи, он такой хороший. Чем ты, блять, думал, Гарри? — Вероятно, я должен был догадаться, что этого никогда не случится, когда ты отказался пересмотреть свои Луи-воспоминания или что-то типа того. Ты так неохотно хотел ехать в Холмс Чапел. Мне стоило догадаться, что это связано с ним тоже, — Алекс и сам на грани слёз, но он всё ещё не кричит или ненавидит Гарри, он просто констатирует факты: Гарри — придурок, в процессе он обманул не только себя, но и Алекса. — И видишь, в конечном итоге тебе стоило лишь взглянуть на него снова, и… и вот где мы теперь. Он останавливается, чтобы понять, не хочет ли Гарри что-либо добавить, но тот просто не знает, что ещё можно сказать или как отрицать то, что сказал Алекс. — Так что прямо сейчас мне нужно знать, чего ты хочешь. Потому что я могу попытаться и простить тебя? Ну… нам придётся установить некоторые правила и всё такое, но я переживу это? Я так думаю. Или мы расстаёмся. Это я тоже могу сделать. — Я хотел… хочу этого, знаешь? — признаётся Гарри. — Чтобы мы были вместе, — говорит он и снова берёт руку Алекса в свою. Алекс не вздрагивает при прикосновении, но и не разжимает руку. — Я знаю, что нам хорошо вместе. — Видишь ли… Я думаю, ты это говоришь, потому что хочешь, чтобы я порвал с тобой. И это всё потому, что ты просто боишься открывать свою Луи-коробку снова, что делает тебя абсолютным ублюдком, — Алекс горько улыбается. — Я сделаю это, Гарри. Если ты не попросишь меня остаться, я порву с тобой. Гарри не может заставить себя сказать то, чего глаза Алекса так наивно ждут. Ну вот, в принципе, и всё. Это просто случилось. Всё, что касается Луи, застаёт Гарри врасплох. В один день он счастлив находиться в отношениях с Алексом, а на следующий — его сердце разрывается. В один день его сердце снова начинает заживать, а на следующий — он разбивает чужое. Алекс просто поднимается и говорит Гарри, что он подождёт, пока парень соберёт вещи и уедет, а потом ляжет спать. Гарри делает всё как можно быстрее и говорит обслуживанию отеля вызвать ему такси до аэропорта, где, он уже договорился, его частный самолёт был готов. Парень не помнит, когда в последний раз он летал на обычном. — Мне стоило знать лучше, — уже на выходе говорит Гарри. — Мне очень жаль. — Я прощу тебя в течение следующих пару месяцев. Я правда не держу обид, и ты знаешь это, — говорит Алекс. — Знаешь, мне просто грустно, что тебе пришлось увидеть его, чтобы понять, что меня недостаточно? После я… — он пытается контролировать слёзы, и в этом он лучше, чем Гарри. — Дело не в этом, — Гарри не даёт ему закончить. — Нет, именно в этом, Гарри, — утверждает Алекс. — Дело в этом. Ты не знаешь, каково это — понимать, что тебя недостаточно, — говорит он. — Ты — Гарри Стайлс, в конце концов, и да, тебе изменили… Но то, как он смотрит на тебя? Ты — единственная вещь, которой достаточно для него. Я понял это, находясь возле парня всего минут пять. — Спасибо, что заботишься обо мне, — говорит Стайлс вместо лучшего ответа и потом обнимает парня, без какой-либо близости, просто… Просто прощальное объятие, думает Гарри. — Мне правда очень жаль, Алекс. Я хотел, чтобы у нас всё вышло. — Ага, ну… — Алекс вздыхает и поправляет волосы Гарри. — В конечном итоге я всегда знал, что не смогу заботиться о сердце, которое принадлежит другому мужчине. Гарри усиливает хватку в объятии. — Боже, Алекс, ты замечательный. Замечательный. Ты найдёшь себе кого-то, кто не будет такой задницей по отношению к тебе. Он будет таким идеальным, чтобы ты тыкал мне им в лицо, просто чтобы показать, что я потерял. Они оба вяло смеются сквозь слёзы над этим. Алекс отпускает его и целует в щёку. — Со мной всё будет хорошо. И с тобой тоже всё будет хорошо, когда ты простишь его. И с тобой тоже всё будет хорошо, когда ты простишь его. Эти слова не покидают голову Гарри. Когда он выходит из отеля с заплаканными глазами и тысячи вспышек сверкают перед его лицом, Гарри знал, что на следующий день он будет во всех газетах, но ему настолько похуй, что аж неловко.

***

На часах уже почти два часа ночи, когда самолёт приземляется в Лондоне, и Стайлс прокладывает путь к квартире Найла. Тот всё ещё не спит и смотрит какой-то фильм, поедая попкорн и попивая пиво. Ему хватает лишь взгляда на Гарри, чтобы раскрыть руки и дать другу выплакаться с ним под одеялом. Господи, Гарри словно вернулся в прошлое. У них было столько ночей, когда Гарри прокрадывался в спальню ирландца, чтобы просто пообниматься и послушать, как блондин говорит ему, что одним днём всё наладится. Кажется, Найл вспоминает то же самое, потому что, когда Гарри уже проваливается в сон, парень выключает телевизор и говорит: — Ты знаешь, мы ещё не там, — шепчет он. Гарри мямлит что-то, что немного похоже на «где?», ну, или ему так кажется, и Найл отвечает: — Там, где всё в порядке. Я обещаю, скоро всё будет хорошо.

***

Гарри ненавидит офис Модест больше, чем он ненавидит всё остальное. На самом деле, единственное, что Гарри ненавидит в этот момент помимо своего менеджмента — Луи. И, так как он в офисе Модест вместе с Луи, дела у него идут чертовски хуёво. — Так, нам тут птичка нащебетала, что вы, ребята, расстались, — говорит костюм №1 с искоркой в глазах. Гарри не отвечает. Он в двух шагах от Луи, и ему уже хочется блевать. Сегодня ночью у них концерт. Первый концерт после того, как Гарри узнал обо всём, и, конечно же, никто в этом офисе не заботится о том, как он себя чувствует, они просто хотят узнать, сможет ли он вообще быть на сцене. Он говорит, что сможет. — Ты уверен, Стайлс? Или ты собираешься пялиться на него издалека, оплакивая утрату? — Закройся, — говорит Луи, прежде чем Гарри может ответить. — Серьёзно, не делайте всё это ещё хуже, если вы не хотите, чтобы я ушёл из этой ёбаной группы прямо сейчас. — Ой, — смеётся костюм №2, — это так смешно. Ёбаная группа с её ёбаным менеджментом — сейчас единственная вещь, которая держит вас двоих вместе, Томлинсон. Оставь свою нахальность для воспитания будущего ребёнка и слушай меня, — серьёзно говорит он. Гарри может чувствовать, как Луи вздрогнул, но всё ещё отказывается смотреть на него. — С сегодняшнего дня ты будешь самым счастливым человеком на каждом чёртовом концерте. И ты тоже, Гарри, — Стайлс только кивает. — Я просто хочу, чтобы мы с вами были на одной странице: дверь в шкаф Гарри сейчас вроде как открыта; всё ещё натуральнее гетеросексуала, чем Луи, не найдёшь, и мы сейчас выжидаем подходящий момент, чтобы подтвердить беременность. — Это всё? — спрашивает Гарри. — Я могу идти? — Да, ты можешь, — заверяет костюм №2. — Как всегда, приятно было пообщаться, — Гарри издаёт смешок с отвращением и следует к выходу. — Томлинсон, нам нужно обсудить с тобой кое-что, — Гарри уже готов выйти, но Луи тянет его за подол рубашки. — Что? — спрашивает Гарри. — Мне… Мне очень жаль, — говорит тот, — я люблю тебя, — потому что это единственные предложения, которые Луи способен сказать ему в это время. «Мне тоже жаль», — всегда отвечал Гарри. Но в этот раз он только разворачивается и уходит, оставляя Луи разбираться с бумагами. В ту ночь он светился. Слава Богу! Пару дней он был абсолютно уверен, что не сможет выступать больше на сцене, что каждый увидит по его лицу, как больно ему было. Но нет. Прямо тогда Гарри понял, что даже если он не может быть полностью излечен, то он может хотя бы заморозить свою боль на эти полтора часа на сцене. Он не врал костюмам Модест, когда сказал, что сможет избегать Луи во время шоу. Помимо случайных — очень-очень редких — взглядов и вежливых разговоров для фан-базы, он избегал Луи полностью, что было ужасно, потому что тот делал абсолютно противоположное. Во время многих песен они стояли на сцене бок о бок, и «18» была одной из них. Когда они пели «18», Гарри изо всех сил пытался больше взаимодействовать с публикой — даже до того, как они начали ругаться — потому что единственная вещь, которая приходила ему на ум, — Эд Ширан, который рассказывал ему, почему он её написал. — Г, помнишь, когда ты рассказывал мне о своём первом дне проживания вместе Луи прямо после того, как ты переехал в Лондон? — входя в студию, спросил у него Эд, пытаясь удержать руками две коробки пиццы и шесть банок пива. Гарри поднялся с дивана, чтобы помочь другу, а затем сказать: — Да, приятель, я помню. — Я только что стоял в очереди за пиццей, и там был парень, который впервые знакомился с семьёй своей девушки. Он сказал, что будет заботиться о ней, и всё, о чём я мог думать — то, как Гарри рассказывал мне, что Луи говорил Энн, что он будет заботиться о её сыне, и что Луи использовал одно из этих банальных предложений типа «мои руки были созданы для того, чтобы держать его», которое заставило твою маму растаять. Тогда я подумал: это дерьмо может стать строчкой из песни. Так что я сел в машину и начал писать, — он поискал что-то в кармане, а затем вынул оттуда мятый лист бумаги. — Вот, — он дал его Гарри. — Думаю, это круто для группы, и… если нет, ты всегда можешь петь её Лу, — сказал он, присаживаясь на диван. — Извини, пицца уже немного остыла, — извинился Эд, словно он не написал только что песню для свадьбы Гарри и Луи. Так что «18» была проклятием для лучшей половины 2015. Для него это всегда была сложная песня, но он смог бы пережить, исполняя её, если бы не Луи, который прожигал его этими чёртовыми голубыми глазами каждый раз, когда пел I have loved him вместо you. И если бы не Луи, каждый раз говорящий ему после концерта «Хазз, я имел это в виду».

***

Он просыпается с этой песней на уме и запахом кофе, который просачивается через дверь, что значит, что Найл уже проснулся. Он не знает, это пришло со сна, или это его подсознание ему говорит, что да, всё, чего ты когда-либо хотел, было любить и быть любимым*. Гарри ищет свой телефон на прикроватной тумбочке, надевает наушники и листает по своей iTunes библиотеке, чтобы найти альбом, который он не слушал с их последнего концерта. До этого дня Гарри не знает, как ему удалось пережить OTRA тур. Не смотря на уход Зейна и их с Луи расставание из-за измены, он думает, что проделал отличную работу, не умерев, или не сделав что-то ещё, не менее драматическое. Когда смотришь с большого расстояния, кажется, что некоторые вещи просто невозможно пережить, но потом, через пару лет, ты оглядываешься назад, а воспоминания того, как чертовски тебе было больно, уже остались лишь воспоминаниями. И всё. Так что он снова начинает задаваться вопросом — ему, правда, всё ещё больно, или его беспокоят просто воспоминания той боли? Болит ли всё ещё его сердце, потому что Луи изменил, или оно просто привыкло быть разбитым? Гарри решает, что 1) воспоминания той боли беспокоят его больше, 2) его сердце всё ещё болит из-за того, что Луи изменил ему, но оно болит даже больше, потому что он не способен ещё простить его, 3) ему стоит перестать избегать боли, думая, что он уже исцелён. Этим утром Гарри решает принять эту боль, как собственную. Он владеет ей. И потому что он, наконец, принял это, он может начинать отпускать её.

***

Луи просыпается под звук голоса Гарри. И потом он понимает, что находится в самолёте, и его трясет Зейн. Голос Гарри становится всё отдаленнее вместе с тем, как его друг снимает наушники с его головы. Они только что прилетели в Лос-Анджелес на VMA, и единственная причина, почему Луи здесь (он изменил своё мнение насчёт поездки) это то, что Зейн и Лиам чуть ли не силой затащили его в самолёт из Англии, утверждая, что он не может быть на той же земле вместе с Гарри хотя бы неделю. «Вам нужно расстояние», — сказал Лиам, несмотря на то, что Луи действительно нуждался в том, чтобы увидеть Гарри и спросить, что за хуйня произошла той ночью в Париже. Прямо перед посадкой в LAX, Луи решает, что август, наверное, стал самым странным месяцем с тех пор, как у него родилась дочь. За эти тридцать дней произошло так много всего, что он просто счастлив, что этот месяц походит к концу, и через пару дней он снова увидится со своей принцессой. Та парижская ночь, кажется, постоянно у него на уме. После неё он не может нормально сфокусироваться на работе — не то, чтобы прошло так много времени, едва ли неделя. После того, как они вышли с той уборной, он направился прямиком к Джей. Ему даже не пришлось рассказывать ей, что случилось, потому что его губы были опухшими, волосы — растрепанными, а глаза — испуганными и растерянными. — Я не знаю, что делать дальше, мам, — признался он. Она ответила, что видела Гарри всего пятнадцать минут, обнимала его пару секунд, и он не изменился. Ни чуточки. Луи должен бороться за Гарри, если он хочет его вернуть. Луи хочет вернуть Гарри, он только не знает, как это сделать. Он провёл последние пару лет, веря в то, что ему больше никогда не удастся даже коснуться Гарри снова, не говоря уже о том, чтобы быть с ним. Он по-прежнему не верит, что заслуживает Гарри, или в то, что Гарри когда-то вернётся к нему, но он хотя бы знает, что что-то у них ещё осталось. Парень знает, что Гарри, на самом деле, хочет его. Это не имеет ничего общего с тем, что он говорит, но то, как крепко он держался за Луи, когда они стояли в обнимку, как по его телу прошла дрожь, когда Луи провёл руками сквозь его волосы, или то, какие звуки он издавал в том поцелуе. Если ранее у Луи не было ничего, то сейчас есть хотя бы надежда. Вся церемония награждения невероятно скучная и очень предсказуема. Здесь Кэти Перри, которая делает вид, что дружит с Тейлор Свифт, а потом на сцене шейдит остальных артистов. Здесь Майли Сайрус, которая пытается сделать заявление, но проваливается — по его мнению — и здесь Зейн, исполняющий песню, которую Луи слышал уже раз сто, но люди сходят с ума по ней, спасибо им за это. Они с Лиамом дают интервью после шоу, а потом уходят по отдельности — Лиам и Соф едут ужинать в какой-то ресторан вместе, Зейн идёт на афтер-пати, а Луи возвращается в отель. Он смотрит на Лос-Анджелес сверху, и это всё так странно. Прошло столько времени с тех пор, как он останавливался в этом городе, а он и не изменился — такой же жаркий, красивый и мирный. Приятно видеть, как у него в жизни всё меняется кардинально, а ЛА по-прежнему безупречный, как никогда, прямо как Гарри; вот почему он принадлежит этому месту, — думает Луи. Не совсем сонный, он берёт IPad, чтобы прочитать некоторые новости. Парень проверяет отзывы о выступлении Зейна этой ночью и видит, как некоторые фанаты празднуют победу 5SOS в номинации «Лучшая песня этого лета». Потом он переходит к твиттеру. Луи должен признать, что раньше он больше общался с людьми; прошли года с тех пор, как он в последний раз проверял свой аккаунт здесь, но он, хотя бы, время от времени постит некоторые фотографии Стеллы в инстаграм — привычка, которая у него появилась, благодаря просьбам фанатов. Кстати, говоря о фанатах, он всё ещё фолловит многих, так что он не удивлён, когда в его ленте высвечиваются твитты о Гарри. Но он удивлён, когда видит статью четырёхдневной давности от Yahoo Celebrity UK, в которой написано, что Гарри, возможно, расстался со своим парнем, потому что что вообще за хуйня? Луи абсолютно точно не переходит по ссылке статьи. И он абсолютно точно не видит фото Гарри в той же одежде, в которой он был, когда они поцеловались, покидающего отель в слезах. И абсолютно стопроцентно точно он не звонит Гарри, зная, что в Лондоне сейчас всего шесть утра. Гарри поднимает трубку только после третьего звонка, и его голос, говорящий простое «да?», заставляет Луи зарыться лицом в подушку, потому что ГОСПОДИ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. — Лу? — немного растерянно спрашивает Гарри. Луи нужно вспомнить, как говорить, чтобы ответить. — Привет, — слабо говорит он, — я в ЛА. — Ох, — Гарри звучит таким сонным. Луи хочется плакать. Он так скучал по его утреннему голосу, хоть и слышит его по телефону. — Почему ты звонишь? — Прости, я разбудил тебя? — Нет, ну, в смысле да, но всё- нормально. Я думаю. — Я- хм, я листал ленту в твиттере и- ну, тут твои фотографии, — он начинает, как идиот, ну конечно, — ну, да, я знаю, тут всегда много твоих фотографий, но… В Париже, — Гарри издает какой-то шум, и Луи знает, что ему больше не нужно ничего говорить. Гарри понял. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не сделал это. — Не сделал что, Луи? — Сказал Алексу, — говорит он, — ну, о, хм, о поц- ты же не сказал ему, правда? — Когда ты возвращаешься в Лондон? — вот что говорит Гарри. — В пятницу. Я собираюсь в Нью-Йорк, чтобы увидеть Стеллу, так как я всё равно здесь. — Ты никогда не называл её Стар. — вспоминает Гарри. — Я не мог. — не тогда, когда это так напоминает мне о тебе. Ему правда хочется плакать. Таак, разговор пошёл не в ту степь. — Хм, Гарри, — он пытается напомнить парню о главном. — Тогда в субботу, — отвечает Гарри, — или в пятницу ночью, зависит от того, — он кашляет, — мы можем встретиться, и… — кашляет снова, — поговорить. — Ты заболел? — инстинктивно спрашивает Луи. — Немного. — Скажи Найлу, пусть купит тебе Бенелин от кашля, и, хм- тебе стоит поспать одетым пару ночей, — не думая говорит он, потому что забота о Гарри — его природный инстинкт: он не уходит, даже если ты не практикуешься. — Откуда ты знаешь, что я у Найла? — Лиам. — Ох, точно, я… Я попрошу его сходить в аптеку. А насчёт одежды… — ещё больше кашля. — Это всё равно был выстрел в темноту, — говорит Луи, и они смеются. Гарри никогда не спит одетым. Он надевал боксеры, когда они спали в родительском доме Луи, в Донскастере, из-за девочек, но это было словно пытка для него. А когда он болел, или было и в правду очень холодно, у него был Луи, чтобы греть его, а вокруг них тоненький плед. — Так, — выдыхает Луи, — ты- мы, м, встретимся и поговорим? В субботу? — спрашивает Луи. — Я прилетаю очень поздно в пятницу. — Ага, можем сделать это — Ты скажешь мне, что у тебя на уме? — он спрашивает, прежде чем может контролировать свою речь. — Я имею в виду, ну, конечно, ты не должен, я просто- я в темноте? И я, как бы, не знаю. Прости. — Мы поговорим, Лу, — говорит Гарри, будто Луи не умирает тысячей смертей каждый раз, когда слышит, как он говорит «Лу». — Ладно, хм, я- хм, спасибо, — говорит Луи, — спасибо, что поговорил со мной. — Ложись спать. Спокойной ночи, Луи, — отвечает Гарри одним из самых нежных голосов, и Луи зевает. — Утра, Хазз, — и скидывает вызов. Парень знает, что ещё ничего не исправлено, и им предстоит ещё долгий путь, но для Луи даже существование этого пути — то, о чём он и просить не мог. Так.что он засыпает, благодаря Бога, Вселенную и всех звёзд в ней за то, что у него появился хотя бы шанс вернуть Гарри обратно в свою жизнь — кем бы они не были друг другу, этот мальчик нужен ему в ней.

***

Луи клянется, что Стелла становится всё больше и больше с каждым днём, потому что не прошло и месяца с их последней встречи, а он уже видит изменения в ней. Лиам и София настояли на том, чтобы снять номер в отеле поблизости, а Луи, как только они приземлились в Нью-Йорке в полдевятого утра, поехал к Бриане. Он идёт в комнату малышки и наблюдает за ней, а когда на часах уже десять, решает, что самое время её разбудить. Сегодня понедельник, и она, вообще-то, должна быть в детском саду, но Бриана сказала, что пока он здесь и может приглядеть за ней, ей можно не идти. Луи ей очень благодарен. — Хэй, малыш, — начинает он, поглаживая её светлые волосики и целуя в лобик, — просыпайся, солнышко, — говорит он. Она двигается и усиливает хватку на своей новой мягкой игрушке. Это у неё от Луи: ей быстро надоедают одни и те же вещи. Девочка до сих пор не нашла своего мишку Тэдди, поэтому пока перескакивает от одной игрушки к другой. Луи нравится это. — Стар, — впервые пытается Луи. Звучит отлично. Звучит правильно. — Открывай глазки, малышка, мамочка готовит завтрак. — Папа? — спрашивает Стелла, быстро мигая глазками, — Папочка? — и затем улыбается. — Привет, дорогая, — он дарит ей самую нежную улыбку. Она отталкивается от матраса, протягивая к нему ручки и крепко обнимая. Луи немного наклоняется к ней, в процессе ударяясь об деревянную спинку кровати. — Ауч, — он смеется. — Ты здесь! — радостно кричит она. — Мама не говорила мне! — Она не сказала тебе, потому что хотела сделать сюрприз, — объясняет он, — я здесь на четыре ночи, представляешь? И, — он добавляет, пока она не смогла сказать что-либо, — ты не пойдёшь в садик, ну, если только ты сама не захочешь. — Так счастлива, папа, — говорит Стелла. Луи отвечает, что счастлив тоже — и это правда — и берёт её на руки, неся на кухню, где Бриана нарезает какие-то фрукты, Луи едва узнает. — Мамааа, папа здесь! — Доброе утро, детка, — говорит Бриана, целуя дочь в щёку, — да, папа здесь. — Ты не скажешь мне! — жалуется девочка, садясь рядом с ней. —  Не сказала, — исправляет Бриана. — И это был замечательный сюрприз, скажи? Стелла, кажется, некоторое время размышляет, а потом кивает, говоря, что да, это был замечательный сюрприз, и она очень счастлива. — Мы уже исправляем её речь? — спрашивает Луи. — В основном глагольные времена, — объясняет девушка, — я бы хотела, чтобы, когда ей будет четыре, её грамматика была на более высоком уровне, — шутит она. — Ну, у нас же ещё есть восемь месяцев. — И очень много работы, — смеется Бри. — Как дела, Лу? Всё нормально? — Ага, дела… становятся лучше, — правдиво говорит он и переходит к вопросам о её жизни и работе, и всяком другом, лишь бы ему не пришлось упоминать Гарри. В первый день это сработало. Но в конечном итоге им пришлось поговорить об этом, потому что, во-первых, она спросила, а во-вторых, потому что она — хороший друг, и беспокоится о нём. Он рассказывает ей столько, сколько может, чтобы не нанести Гарри никакого вреда. Когда Луи говорит Стелле, что Лиам и София тоже в городе, она спрыгивает с детского стульчика и бежит в свою комнату. Она возвращается с девчачим костюмом Бэтмена в руках, говоря «Пожалуйста, папочка, возьми меня увидеть дядю Лиюма и бэбика». У Луи и Брианы заняло не меньше двадцати минут, чтобы объяснить малышке, что бэбик всё ещё в животике у Софии. Во вторник они остаются дома и много рисуют. Лиам и София заезжают и проводят день со Стеллой, так что Луи может пойти и встретиться с парочкой знакомых в городе. Он возвращается в квартиру Брианы ближе к ужину. В среду Стелле становиться скучно во время обеда, и они выходят на улицу. Они гуляют по зоопарку, где много людей останавливают их и просят о фото; когда он пытается сказать «извините, я не могу фотографироваться сейчас», его дочь только ярко улыбается и говорит: «фото, папа, фото». И если он фотографируется больше для неё, чем для фанатов — никому об этом знать не нужно. — Папочка, ничего, если Стелла завтра пойдет в школу? — перед сном спрашивает она. — Конечно, персик, ты хочешь пойти в садик? — В школу, пап, — нахмурившись, исправляет она. Он лишь улыбается. — Ты хочешь пойти в школу? — Ага, только если ты не будешь грустить. — Я не буду грустить, love, — он уверяет, — я тогда разбужу тебя завтра и отвезу, хорошо? — Ты отвезёшь Стеллу в школу завтра? — её глаза засверкали. Он кивает. — СПАСИБОЧКИ! — Не за что, сладенькая, а теперь спать, хорошо? — Хорошо, — говорит она, и в комнату заходит Бриана, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Через минуту она уходит, оставляя Луи рассказывать девочке сказку на ночь. Когда Луи уверен, что она уснула, она зовёт его снова: — Папочка? — говорит она и зевает одновременно. Это очаровательно. — Да? — Мне понравилось, когда ты называешь меня Стар, — отвечает девочка. Он называл её Стар лишь в первый день. — Правда? — у него даже нет сил, чтобы исправить её глагол. Она кивает. — Мама сказала я, что звёзды* сияют. — Мне, — он задыхается. Он совсем немного эмоционален сейчас. Боже, он идиот. — Сказала мне. Звёзды сияют. — Это правда, солнышко, — он соглашается с ней. — Как и ты. — Ночи, папочка, люблю тебя. — Ночи, Стар, люблю тебя тоже, — говорит он, целуя её в лобик.

***

Луи пишет Гарри, как только приземляется в Лондоне. Уже поздно, и он не ожидает, что Гарри ответит, но он отвечает. Они договариваются пообедать, но: «Где?» — спрашивает Гарри. «Хз, где-то, где не слишком людно.» — отвечает он. Последняя вещь, которая им нужна, это сотни камер, сующих им в лицо. Они хорошо скрываются, делали это большую часть их жизней, на протяжении их отношений. «Я бы предложил тебе прийти к Найлу, но не знаю, будет ли он здесь. Как-то не очень просить его свалить из своей собственной квартиры.» «Знаешь, ты можешь прийти сюда, если хочешь.» — Луи пишет «сюда», потому что он не может сказать в «наш дом», но сказать «в мой дом» он просто напросто не посмеет. Он либо избегает названия, либо называет его просто «дом», но это в очень редких случаях. «Ок.» — отвечает Гарри, и Луи думает, что это конец их переписки, так что он оставляет телефон и идёт в душ. Он в нуждается в отличной дрочке, а затем в спокойном сне. Парень выполняет первую часть, и когда ложится в постель, видит, что пришло ещё одно смс. «И, пожалуйста, не готовь ничего, ха» Суббота будет… Хм, интересной. Но впервые за долгое время у Луи нет такого чувства, будто он прыгает со скалы.