Цветы для призрака

Шираюки прошла следом за принцем. Растерянная и удивленная. Он словно прочитал ее мысли, так внезапно возникнув на пороге ее комнаты, как раз в тот момент, когда девушка собиралась к нему. Судорожно сглотнув, она сцепила пальцы в замок, воззрившись на Зена, остановившегося возле небольшого дубового стола, где находились несколько пузырьков с лекарствами и лежали книги с рецептами. Приглушенный свет свечей играл золотистыми бликами на светлых волосах, которые Вистериа небрежно откидывал со лба. Темная рубашка простого кроя, распахнутая на груди, с закрученными до локтя рукавами, и белые узкие брюки, заправленные в высокие сапоги для верховой езды, придавали ему особую привлекательность, подчеркивая отличное сложение принца. И травница в очередной раз поймала себя на том, что просто не в силах от него оторваться. Из симпатичного мальчика, каким она его помнила, Зен превратился в очень красивого молодого мужчину, от которого просто дух захватывало. — Здесь есть что-нибудь от мигрени? — нахмурившись, Вистериа взял одну из емкостей с микстурой, задумчиво покрутил ее в руках. Поставив обратно, потянулся к следующей, пытаясь определить, что тут от чего и для чего. А сам в это время исподтишка изучал Шираюки. Она была прекрасна в розовато-лиловом тонком халате, накинутом поверх сорочки, с копной распущенных густых волос, взволнованная и раскрасневшаяся. От одного взгляда на нее, Зена бросало попеременно то в жар, то в холод. И он сдерживался из последних сил, борясь с желанием подойти и прижать ее к себе. А потом целовать, целовать и целовать. — Вы страдаете приступами мигрени? С каких пор? — Шираюки вопросительно вскинула брови, и в изумрудных глазах заплескалось беспокойство. Насколько она знала, раньше Вистериа никогда не жаловался на головные боли. — Да. Уже четыре года. Все началось после того, как пропала та, которую я любил, — кивнул он, ставя на стол очередной пузырек. Повернув голову, Зен прямо посмотрел на травницу. Она была явно удивлена и взволнована. Да и вопрос был задан так, будто бы ей было известно, что ничего подобного в прошлом с ним не происходило. — И как часто у вас случаются приступы? Насколько сильна боль? В каком месте она более ощутима? В висках? Или в затылочной части? — принялась задавать вопросы Шираюки. Позабыв обо всех мерах предосторожности, она кинулась к принцу, отметив, что он очень бледен, а взор лихорадочно блестел. — Ого. Давай, по порядку, — Вистериа усмехнулся, но девушка не обратила на лукавые искорки в его взгляде никакого внимания. Оказавшись рядом, она потянулась, положив ладонь ему лоб. Горячий. — Сейчас не время шутить, — серьезно проговорила травница, — Отвечайте на мои вопросы, если хотите, чтобы я вам помогла. В ее ярко-зеленых глазах, в которых играли отблески свечей, появилась неумолимость, и Зен не удержался от улыбки. — Похоже, мы поменялись с тобой ролями, — протянул он, наслаждаясь замешательством, скользнувшим по ее чертам, — И теперь ты у нас стала Вашим Высочеством. По-крайней мере, отдавать приказы у тебя получается лучше некуда. — Прекратите паясничать, — буркнула Шираюки, испытав прилив неловкости, она поспешно отдернула руку, отступив назад, — Как ваш личный лекарь, чтобы хорошо исполнять свои обязанности, я должна знать все о ваших недугах. Она снова посмотрела на него. Твердо и открыто, плотно сжав губы, и упрямо вздернув подбородок. — Отлично. Тогда я расскажу тебе о моем главном недуге и о лекарстве от него, — хрипло проговорил Вистериа, жадно всматриваясь в ее лицо, а потом окинул Шираюки резко потемневшим взглядом, изучая изгибы ее соблазнительного тела, угадывающиеся сквозь тонкую ткань халата, — Мой главный недуг и одновременно мое лекарство от него — это ты. Шагнув, он сократил разделявшее их с травницей расстояние. Теплые сильные пальцы сжали ее запястье, и она замерла, обуреваемая чувствами и сомнениями. — Что вы такое говорите? — собравшись, Шираюки резко вырвалась из хватки Зена, — Мне не до ваших шуток… Ее глаза обожгли его яростью, но под ней угадывался страх. Попятившись назад, она продолжала сопротивляться из последних сил. — А кто сказал, что я шучу? — принц двинулся следом, не собираясь отступать. Здравый смысл капитулировал под напором эмоций, что рвали его сердце и разум на части. — Тогда к чему все это? — девушка уперлась спиной в стену, беспомощная, но готовая бороться до конца. Дыхание перехватывало, сердце неслось галопом, во рту пересохло. А его глаза, их бездонная синева утягивала в омут без надежды на спасение. Преграды рушились, горели, рассыпались в прах. Душный трепет растекался по телу. — К тому, что ты — мой лекарь. Вот и лечи меня, как я тебе говорю, — еще шаг, и принц буквально прижал Шираюки к стене. Наклонившись, его лицо оказалось совсем близко от ее лица. — И как же? — внезапно разозлившись, прошипела девушка, рванувшись в сторону, но его рука преградила ей путь. — Вот так. И Зен, сжав плечи травницы, рывком притянул ее к себе, а потом поцеловал. Исступленно, яростно, неистово, пылко. Замычав, она уперлась ладонью ему в грудь, в отчаянной попытке оттолкнуть. Но добилась прямо противоположного эффекта. Вистериа лишь крепче прижал ее к себе, требуя ответа. И Шираюки сдалась. Она больше не могла противиться. Его сильное тело, его близость, запах его кожи окончательно разрушили возводимую защиту. Забыв обо всем на свете, она обхватила Зена за шею, зарылась пальцами в его светлые пряди. Поцелуй становился все глубже, откровенней, безудержней. Руки принца скользнули по спине девушки. Жарко. Как же ему было жарко. По венам будто бы тек кипяток, возбуждение достигало своего апогея, напряжение, разливаясь по телу, собиралось внизу живота, и Вистериа уже практически ничего не соображал. Для него сейчас существовала лишь она одна. Ее мягкие полные губы, роскошный каскад волос, соблазнительное тело, жар которого он ощущал даже сквозь одежду. Безумно желанная, сводящая с ума. Его наваждение. Его одержимость. Дыхание рвалось из груди рваными всхлипами, мысли путались, сознание меркло под натиском страсти. Ее рот распух от поцелуев, тело била сладостная дрожь, пальцы путались в его волосах, воздуха катастрофически не хватало. И в тот момент, когда желание достигло своего апогея, в дверь постучали.