Часть 29.
20 июля 2016 г. в 14:15
В сознание, окутанное душной снотворной дымкой, ворвался луч яркого света. Настолько яркого, что Шираюки поморщилась.
Раздраженно замычав, попыталась прикрыть глаза ладонью, но не смогла.
Конечности сковывала поразительная тяжесть, они были абсолютно неподъемны. Желудок бунтовал, грозя выплеснуть все свое содержимое наружу, хотя, в принципе, она особо ничего и не ела.
А потом кто-то принялся бесцеремонно трясти Белоснежку за плечи.
И она, с величайшим трудом разлепив свинцовые веки, увидела, что над ней склонилась какая-то незнакомая девица.
Густо накрашенные кругловатые глаза, тщательно запудренное лицо и алые губы.
Нахмурившись, травница попыталась понять — кто это перед ней.
Она упорно не помнила, чтобы общалась с подобными субъектами, очень напоминающими женщин легкого поведения.
И вот тут-то на Шираюки и обрушились воспоминания последних часов ее жизни.
Бордель! Ее же хотели продать в бордель!
Встрепенувшись, девушка шарахнулась в сторону от темноволосой незнакомки. Ее тело, тяжелое и окаменевшее, совершенно не желая слушаться, скрутило судорогой.
Застонав, она ощутила подступившую к горлу тошноту.
— Я в публичном доме? Да? — прохрипела Белоснежка напрочь пересохшим горлом.
Каштановые пряди, грязные и слипшиеся, упали на лицо. На лбу выступила холодная испарина.
— Угу. Причем, в самом лучшем, — с каким-то идиотским торжеством кивнула незнакомка, и лекарь ощутила, как в груди зашевелился тугой комок паники.
Ей невыносимо захотелось повернуть время вспять, чтобы ничего подобного не произошло.
Если бы только она была более сдержанной и благоразумной. Если бы не поддалась эмоциям. Если бы не ушла от Зена.
При мысли о втором принце Кларинса, травницу охватила такая тоска и печаль, что хоть на стену лезь.
А вдруг она больше никогда его не увидит?
Мир подернулся мутной пеленой, и Шираюки быстро заморгала.
Сейчас не время плакать. Слезами горю не поможешь.
— Похоже, ты уже можешь двигаться, поэтому, поднимайся. Тебя надо привести в порядок. Госпожа приказала, чтобы ты была готова ровно через час, — темные глаза девчонки доловито сверкнули.
И она потянула Белоснежку за руку к большой деревянной лохани, стоявшей в углу комнаты за ярко-красной ширмой.
Вообще, несмотря на просто кошмарное состояние, Шираюки не смогла не отметить, что все помещение было заполнено невероятно кричащей и вульгарно-вычурной мебелью.
У нее аж в глазах зарябило от всего этого чудовищного калейдоскопа красок.
Чего только стоили одни пурпурно-розовые занавески с золотистой оторочкой! И жуткий аромат курящихся благовоний!
— Для чего готова? — тихо спросила Белоснежка, следуя за «ночной бабочкой», которая обладала на удивление поразительной силой, буквально волоча ее к лохани.
Зато травнице движения давались еще с трудом.
Ноги были совершенно ватными, а пальцы начало слегка покалывать, но полностью чувствительность к ним пока не вернулась.
Тошнота же вошла в стадию постоянной, нудной, но достаточно безопасной, как и головная боль, сдавливающая виски железным обручем.
— Тебя отправят в подарок одному очень богатому и очень занятному господину, — шатенка бросила на Шираюки многозначительный взгляд.
А у той резко отлила от лица кровь, и она побледнела настолько, что стала белее самого чистого снега.
— В подарок? — тихо повторила девушка, ноги заплетались, голова кружилась.
Остатки снотворного давали о себе знать.
— Конечно. Ты же теперь собственность нашего публичного дома, — проститутка пожала плечами, как ни в чем не бывало.
И Белоснежка, охваченная ужасом, мысленно воззвала к Зену.
Только он мог спасти ее от рабства. И для этого у него было чуть больше часа времени.
Зен криво усмехнулся, в упор глядя на хрупкую рыжеволосую девчонку.
Хитрую и пронырливую. С горящими алчностью голубыми глазами и повадками настоящей аферистки.
На нее наткнулись люди Эмили, и она мгновенно припомнила какую-то иностранку, одетую в мужской костюм.
— Господин такой красивый. Не хотите уединиться? С такого, как вы, я даже денег не возьму, — незнакомка, бесстыже прильнув к принцу, сжала его руку горячими пальцами, и он испытал прилив отвращения.
— Где она? — полностью игнорируя слова рыжей, тихо произнес он, и в его голосе мелькнули стальные нотки, а в глазах бесконечная ледяная пустота.
— Кто? — продолжала гнуть свою линию девчонка, кокетливо поправляя выбившиеся из прически локоны.
И в следующее мгновение Вистериа, развернувшись, схватил ее за горло, со всей силы приложив спиной о стену дома в одном из вонючих сырых проулков, освещенном лишь тусклым желтоватым светом грязного фонаря.
— Иностранка, о которой ты говорила моим людям, — его интонация ничуть не изменилась, оставшись такой же бесцветной и беспристрастной.
А лицо совершенно ничего не выражающим, будто бы с него стерли все эмоции ластиком, что невероятно пугало, доказывая, что этот человек был способен на всё.
Пальцы все крепче стискивали горло рыжеволосой.
— Она… Она… — покраснев, принялась запинаться маленькая мошенница, глаза которой буквально полезли из орбит от ужаса и нехватки кислорода, — Она в публичном доме.
— В каком? — продолжил допрос Зен, внутренне содрогнувшись.
При мысли, что Шираюки находилась в подобном месте, его охватила безумная по своей силе ярость.
Пальцы сжали сильнее.
— Он называется «Гортензия», — захрипела девушка, машинально вцепляясь в держащую ее руку.
Острые ноготки вонзились в кожу принца, царапая и полосуя. Но ему было плевать.
— Что же. Тогда на этом и закончим, — и он отпустил аферистку.
Зайдясь в судорожном кашле, она упала на землю. А Вистериа направился к людям Эмили, ждущим его в ближайшем проулке, даже ни разу не обернувшись.
В голове билась лишь одна мысль. Мысль о Шираюки.
И Зен вдруг понял одну вещь.
Если с ней что-нибудь случится, то он просто-напросто разнесет ко всем чертям этот грёбаный город! Да, что там город! Все это паршивенькое государстишко!
Сотрет с лица земли, и дело с концом.
Порыв ночного ветра бросил светлые волосы на потемневшие от гнева глаза. По губам скользнула кривая усмешка.
И крепче сжав рукоять меча, Вистериа прибавил шагу.