Вишенка и Одуванчик

Черри

Пробуждение было странным. С одной стороны — голова у меня была ясной, да и вообще было ощущение, что я наконец-то выспался за всю предыдущую жизнь и про запас. С другой… Словно это и не я глаза открыл. На всякий случай я провел короткую инвентаризацию всех доступных конечностей, лишних не нашел, впрочем как и исчезнувших. Порезов, ран и ссадин не обнаружил тоже, но ощущение все равно было странным. Подобного томления внизу живота я, например, со своих шестнадцати не испытывал. И то — я тогда просто что-то не то съел. Сейчас же я чувствовал себя здоровым и полным сил. Разве что такого утреннего стояка со мной давненько не случалось. Воспользовавшись тем, что в комнате меня оставили в гордом одиночестве, я перевернулся на живот и сладко зевнул, виляя хвостами. Не самое плохое пробуждение в моей жизни. Определенно. Перспективы рисуются, конечно, странные, но где наша не пропадала. За пределами планеты меня ждут Загонщики, а здесь все не так плохо. Кормят, одежда вон на стуле лежит, ошейник не надели, да и Одуванчик на монстра совсем не похож. Кстати, об Одуванчиках… Где это чудо носит и зачем я ему вообще понадобился? Как-то слабо верится, что я ему в качестве наложника нужен. Отец его явно с головой дружит, а какой нормальный родитель позволит такому, как я, коснуться своего ребенка? Тем более такого, как Одуванчик. В памяти тут же всплыли чистые наивные глаза, и я, не удержавшись, фыркнул. Хотя я был бы с ним осторожным. И даже, наверное, нежным. Если б он меня попросил. Но что-то странное в них всех здесь есть определенно. Для начала — почему последнее, что я помню это семейный ужин? Для серединки — у моего Одуванчика два отца, а мать где? Ну и на сладкое — почему мне хочется, чтобы меня кто-нибудь за ушком почесал? Пофыркав немного на себя любимого за лень, я таки скатился с кровати и с удовольствием потянулся. Мышцы словно пели, собственная гибкость почти настораживала, но испортить мне настроение это не могло. А вот покопаться в Сети на предмет информации о планете и расе, к которой меня занесло — стоит. И даже можно пропустить душ. Взломать местный терминал я даже не попытался. Он сам загорелся от моего касания. Полыхнул светом и успокоился, явив поисковую строку. Сдержав порыв проверить запросы Одуванчика, я загрузил систему заданием по поиску всей доступной информации. А когда пробежался взглядом по данным, полученным по первой же ссылке, впал в ступор. Ох ты ж бля… Не, зато понятно теперь, почему у Одуванчика два отца и нет матери. Такое понятие, как «женский род» у них вообще отсутствует. В принципе. Зато есть омеги и альфы. Правда, чем они отличаются друг от друга, я сразу и не понял. Судя по картинкам, такой девайс, как мужской член был, что у тех, что у других, и тема сисек не раскрыта. Да и особой женственности в омегах незаметно, хотя вроде как именно им отводится «почетная обязанность» заботиться о продолжении рода. Пролистав подробные анатомические описания различий между строением тела омеги и альфы, я окончательно запутался и закрыл страницу от греха. Задумчиво поскреб подбородок, отстраненно удивляясь отсутствию на нем щетины, и пошел по следующей ссылке. Здесь было все проще и занятней. Оказывается, альфы от природы рождались довольно слабыми и до своего первого «гона» альфами, собственно, и не считались. Это потом, после гормональной перестройки, они раздавались в плечах, прибавляли в росте и силе, и получали все гражданские права вкупе с ответственностью. Мда, странное местечко. Но теперь хоть стало немного понятней. Получается, что Одуванчик мой — еще «недозревший» альфа. Я тут же напряг память, пытаясь вспомнить, а называл ли он себя альфой или я ошибаюсь, и это чудо — все-таки омега. Про последних информации почти не было, и все мои знания заканчивались тем, что в постели именно эти несчастные оказывались снизу и именно им же предстояло потом вынашивать ребенка. Перед глазами тут же всплыли родители Одуванчика и понятие «несчастные» несколько поблекло в моем понимании. Обладатель стальных пальцев и недюжинной силы на бедного забитого омегу не тянул никак. И что-то тут все-таки не так. Растрепав свои и без того спутанные после сна волосы, я пошлепал в душ. Прикинуть бы планы на будущее, но я по опыту знаю, что дело это неблагодарное, ибо в моем конкретном случае всем верховодит случай и закон подлости. Разве только осмотреться на предмет скрытых камер, охраны и прочих подобных вещей на случай, если придется бежать. Хотя вот бежать почему-то не хотелось. То ли общая расслабляющая атмосфера дома так действовала, то ли извечное фамильное любопытство, то ли наивные глазищи моего Одуванчика. Хотя наивности в нем на самом деле, скорее всего, кот наплакал. При таких-то родителях… Но хотя бы себе можно признаться — парнишка мне понравился. И даже очень. Легкий он какой-то, воздушно-солнечный. И улыбается красиво. Закончив с душем, я выбрался из кабинки, отжал хвосты и волосы, потряс ушами для убыстрения сушки и, замотавшись на этот раз вполне приличных размеров полотенцем, вскинул на себя взгляд в зеркало. Несколько секунд пялился на свою физиономию, пытаясь понять, что с ней не так, даже отодвинулся, но понимание так и не пришло. Может, из-за отсутствия щетины так кажется? По утрам я привык лицезреть совсем другой вид. А тут ни мешков под глазами, ни привычной поросли, и даже волосы — и те какие-то уж больно послушные. Слава всем богам и создателям, иных несоответствий больше не нашлось. Вздохнув, я отстранился от зеркала и, ероша волосы, вышел в комнату, гадая, вернулся ли Одуванчик или стоит отправиться на его поиски. Ну, или еды. Одуванчик был на месте. Еда тоже присутствовала. Последнее меня порадовало гораздо больше, ибо столовая мне их не понравилась. Кивнув с самым любезным видом, я устроился за небольшим столиком и потянулся к стакану с чем-то, напоминающим сок. Одуванчик коротко хмыкнул и после недолгих раздумий присоединился ко мне. Пару минут мы сосредоточено жевали, а потом у парня закончилось терпение. — Салан в столовой. Ты ведь не все моему родителю рассказал? — выдал он и ресничками хлопнул. Но я и без того удивился, ибо вопрос ждал совсем другой. Пришлось напрячь память, потребовав у нее ответа. Та сдалась быстро, и я чуть не захихикал, как мелкая лисичка. — Этот монстр был очень стар, когда смерть его настигла, — ухмыльнулся я. — Если он и не сам помер, то сопротивления точно не оказал. Одуванчик так и застыл с открытым ртом. Мгновение смотрел на меня, а потом отразил мою усмешку. — Молодец, дед. А остальные экспонаты тоже того… от старости? — он махнул рукой и я еле успел поймать выскользнувший из его пальцев фрукт. — Не присматривался особо. Да и не всех я настолько хорошо знаю, — я откинулся на спинку стула и сузил глаза. Почувствовал, как от сосредоточенности материализуются лисьи уши, но отстраниться не успел, и Одуванчик уже стиснул их в своих цепких и нежных лапках. Возмутиться бы, но, глядя на его счастливую мордочку, я только вздохнул. Все равно, что у ребенка игрушку отобрать. Так что придется потерпеть. Ну и прикрыться хвостами заодно, ибо чувствительных точек на ушах было хоть отбавляй, у меня давно никого не было, а Одуванчик был восхитительно невинным, гибким, теплым и потрясающе пах. Душераздирающе вздохнув, я только пригнул голову пониже, чтобы ему было удобнее, а потом на меня накатило… это. Тело вдруг продрал озноб, и сразу следом кинуло в жар. Ладони повлажнели, от испуга и странного щекочущего ощущения внутри сорвалось дыхание. Я дернулся, шарахнулся назад, и замер, почувствовав, как касаются меня руки Одуванчика. Сильно, властно, на удивление нежно. Почти так же, как разливающийся в воздухе запах. Сморгнув от недоумения, я потянул носом и облизнулся. Хвосты сами собой замели пол, торчащие уши заломило на миг, но сильнее всего удивили начавшие вдруг зудеть губы и соски. Закусив первые, я инстинктивно потянулся ко вторым и невольно вскрикнул от острой вспышки боли и удовольствия, чуть не сверзившись со стула от неожиданности. — Тише-тише-тише, — забормотал Одуванчик, ловя меня и возвращая на место. Накрыл мой лоб ладонью, с тревогой и любопытством заглядывая в глаза, и я потянулся за этим касанием — таким желанным оно вдруг показалось, хотя рассудок и вопил благим матом по поводу странного поведения, ощущения и вообще всего, что вокруг. И в памяти вдруг всплыла та чаша, из которой я выпил после ужина. Одуванчик хоть и сам из нее пил, ну так и он местный. Возмутиться бы, но тело снова словно пылать начало. Одуванчик нахмурился, встал и потянул меня за собой. Толкнул на кровать, и я даже не успел поймать полотенце, как оказался вдруг лежащим навзничь. От соприкосновения кожи с прохладной постелью я аж застонал и тут же раскинулся звездой, наплевав на стыд и собственный непотребный вид. Сознание медленно, но верно затапливал туман, но все еще продолжало фиксировать ощущения и пытаться найти объяснение. Только Одуванчик отвлекал. Одним своим присутствием. Его близость ощущалась так сильно и ярко, что впору было испугаться, но все, чего хотелось — это потянуться навстречу и подставиться под ласкающую руку. Понимание странности собственного поведения не навалилось как-то вдруг, а подступало медленно, пока не заполнило меня всего. Это не я, не мое. Что-то происходило со мной, что-то страшное. — Какого… дьявола? — выдохнул я, усилием воли пытаясь взять под контроль сошедшее с ума тело. Рванулся, перекатился на живот, зашипев от боли в напряженном члене. Краем сознания отметил, как прогибается матрас под тяжестью чужого тела, и застыл, чувствуя, как Одуванчик гладит меня по спине. Приступ яростного возбуждения накатил и схлынул, оставив после себя странное ощущение. Я все еще тяжело дышал, но уже не хотелось выть на луну и тереться всем телом о кровать. Но слабость разливалась в теле стремительно. — Что со мной происходит? — прохрипел я, пряча пылающее лицо в подушке. Но хоть отпускало, давая возможность снова стать самим собой. — Ты меняешься, — Одуванчик забрался уже с ногами, подвинувшись ближе, и я еле подавил порыв податься навстречу его теплу. Да какого хрена?! И что значит… — Как это меняюсь? — Ты другой расы. Я не могу быть с тобой, пока не пройдет перестройка, — Одуванчик ловко оседлал мою задницу и принялся за массаж спины. Я тут же поплыл, ибо подобным удовольствием был не разбалован. — Осталось немного, — он склонился ниже, носом провел вдоль позвоночника вниз, словно принюхиваясь. — Ты потрясающе пахнешь. Я только недоверчиво хмыкнул. А то я не знаю, как на самом деле все обстоит. Я хоть и из душа фактически десять минут назад, но звериную сущность никто не отменял. Как и хвосты вкупе с мягкой рыжей шерсткой на копчике. А Одуванчик уже добрался до нижней части. Сполз на бедра, осторожно коснулся основания хвостов, и я взбрыкнул. Ужом вывернулся, выскользнул и, подтянувшись, уселся на кровати, прикрыв хвостами свое непотребство. Поймал обиженный взгляд упавшего на постель от моих действий Одуванчика и пожал плечами. — Очень чувствительное место. Взгляд Одуванчика стал заинтересованным, и я тут же прикусил язык. Воистину, враг мой. Но сбить меня с толку все равно не получится. — Так как я меняюсь? Кажется, мой вопрос Одуванчика озадачил. По крайней мере, растерянность в его глазах выглядела вполне искренней. — Ну… я не особо спец. Это надо у отца спрашивать. Я только вздохнул. То, что происходило пару минут назад, мне очень и очень не понравилось. И повторения я совершенно точно не хотел. Похоже, придется пообщаться с родителем одного очаровательного Одуванчика, который, кстати, пока я раздумывал, уже устроился рядом и с откровенным интересом меня разглядывал. Сморщил нос, подался вперед и погладил татуировку на плече. — Что она означает? — Что я был наемником, — свое прошлое я редко когда скрывал. И не стыдился его. Выходцев с Шеола не особо жалуют в мирное время, но в заварушках мы незаменимы. Нас считают агрессивными, но злости в нас не больше, чем в представителях других рас. Просто большинство из нас не отягощены моральными и прочими принципами. У каждого есть свой кодекс чести и традиции клана, но не более того. Хотя, должен сказать, нравы некоторых представителей знатных семей Шеола даже меня вгоняют в ужас. Но вообще я мягкий. И пушистый. В том числе в прямом смысле. — И как, понравилось? — Одуванчик вскинул на меня глаза, а я только застонал про себя. Смесь наивности и тщательно скрытой насмешки заставляла дыхание сбиваться. — О да, я был в восторге, — пробурчал я, стараясь как можно незаметнее отползти от парня. Его близость меня с ума сводила. А ведь с самого начала он показался мне не больше, чем просто милым. — Прогуляться не хочешь? — с откровенно озадаченным видом понаблюдав за моими попытками, предложил он, и я тут же согласился. Может, от свежего воздуха мозги на место встанут.