Вишенка и Одуванчик

…Одежда, которую мне выдали, была другой, непривычной. Открытые руки, довольно узкие и плотные штаны (спасибо, что вспомнили о хвостах), высокие ботинки, лишь отдаленно напоминающие мои, но идеально подошедшие мне по размеру. Оружие, естественно, не дали, ну так мое всегда со мной. Проверив когти, я снова спрятал их и вышел к чуть не приплясывающему от нетерпения Одуванчику. В простом, чуть ли не домашнем костюме он смотрелся слишком мило, и я еле подавил порыв сгрести его в охапку. Нет, так-то я в курсе, что бывает, когда долгое время обходишься только своей рукой, но чтоб меня такие мелкие возбуждали… Хотя пах он безумно хорошо, даром что Одуванчик. Правда, как оказалось, «прогулку» мы с ним понимали по-разному. И если в моем случае это было что-то вроде «прошвырнуться по улице» — в приличном варианте, или «заглянуть в пару забегаловок» — в неприличном, то для Одуванчика это была арена. Даже не так. Арена с большой буквы «А». Раньше я никогда не видел таких колоссальных сооружений и столько народа разом. Несколько десятков, если не сотен тысяч сидели, стояли, ходили или орали в унисон, если внизу, на арене, на песок валился очередной проигравший. Железные мечи, полуголые гладиаторы на фоне парящих в воздухе голограмм с информацией по ставкам смотрелись странно и немного дико. Но зрелище мне понравилось. Правда, быстро наскучило. В реальном бое все гораздо жестче и проще. И не так эффектно. Так что после первых пятнадцати минут я перестал следить за поединками и решил осмотреться. В нашей «ложе» кроме нас не было никого, а в соседней расположились две пары, но находились они достаточно далеко и были не так интересны даже с точки зрения изучения местных нравов. К тому же Одуванчик меня интересовал гораздо больше. Он, не отрываясь, смотрел на арену и, казалось, от этого зрелища отвлечь его ничего не сможет. Я чуть ревновать не начал. Забавно, но с ярким румянцем, горящими глазами и сжатыми от напряжения в полоску губами — он больше не казался безобидным, хотя все еще был милым. И голосок моей совести, пытавшейся достучаться до нижней части тела, чуть примолк. Я только усмехнулся и вдруг почувствовал взгляд. Тяжелый, изучающий взгляд, который почти ощутимо проходился по моему телу. Хвосты тут же беспокойно заметались, и я, решив не таиться, оглянулся и почти сразу наткнулся, почти напоролся на яркие, сияющие матовым мрачным огнем глаза. У их обладателя было волевое, резкое лицо, которое не уродовал даже шрам в виде неровной звезды. Словно припорошенные снегом брови, длинные и прямые ресницы, ассиметричная стрижка, полностью открывающая шею с одной стороны и закрывающая с другой, и точка в середине лба — от этого типа веяло опасностью, странной тоской и неконтролируемой яростью. Поймав мой взгляд, он вскинул бровь и дернул уголком рта, и я невольно оскалился, чувствуя, как адреналин разгоняет кровь. Когти медленно выдвинулись, мышцы напряглись, готовые к броску, хотя мы были слишком далеко друг от друга. Другая «ложа», соседний сектор. — Что случилось? — привлеченный моим движением, Одуванчик повернулся ко мне, проследил за моим взглядом и вдруг взмыл с места, с силой стискивая мое плечо. — Назад, — прошипел он, и я поначалу даже опешил, глядя на него такого. Куда делся мой Одуванчик? И какого хрена какой-то сопляк пытается мной командовать?! — Что происходит? — я поднялся и только и успел увидеть, как мелькают собранные в хвост волосы моего «противника». — Это тайриш-тал — альфа, оставшийся без омеги, — Одуванчик, забыв про представление, с напряжением следил за дверью. — И, похоже, он решил, что нашел замену. — Что? — дошло до меня не сразу, а когда дошло — времени на вопросы уже не осталось. И мужчина, застывший на пороге, явно пришел не разговаривать. Закрыв за собой дверь, он шагнул внутрь ложи и замер, цепким взглядом ощупывая Одуванчика. Я невольно подобрался, готовый к защите, но меня даже не удостоили вниманием. — Я Дэйру из рода Окира. Ты не готов, — пророкотал этот… тайриш-тал Одуванчику. — Отступи. — Нет, — тот, к моему удивлению, только повел плечами. — Я Тэрон из рода Форберри. И тебе придется уйти ни с чем. В ответ Дэйру потянул из-за спины длинный тонкий нож, похожий на меч, и я шагнул вперед. Но Одуванчик опередил меня. Развернулся, уперся ладонью мне в грудь, глядя в глаза по-взрослому, с яростью. — Нет. Не смей вмешиваться. — Но он… — Я справлюсь. А ты — не смей подходить, — его голос, обычно мягкий и игривый, сейчас хлестал холодно и жестко. Я сузил глаза, нутром чуя, что что-то здесь не то, но отступил молча. Только хвосты пол мели, да пальцы сами собой в кулаки сжимались. Кажется, даже шум арены стал тише, но отвести взгляд от стоящих друг против друга я почему-то не мог. Тонкий, кажущийся хрупким, Одуванчик смотрелся рядом с высоким, широкоплечим альфой почти смешно, но смеяться почему-то не хотелось. Может потому, какими плавными стали вдруг его движения, когда он словно перетек в боевую стойку. Или как вытянул он из-за голенища что-то металлическое, длинное, и одним движением превратил его в смертоносный веер, матово сияющий острыми металлическими лезвиями. Я аж присвистнул про себя от удивления. Модификация тессена. Красивая игрушка, но требует огромного мастерства. Хотя, судя по тому, как держал его Одуванчик, оно у него было. Ошарашенный этим фактом, я отступил еще, чтобы не мешать. До сознания пыталась достучаться мысль о том, что эти двое собираются драться за меня, но разворачивающееся действо меня захватило слишком сильно, чтобы что-то еще интересовало меня. …Это было похоже на танец. Высокий и широкоплечий Дэйру двигался внезапно, используя силу, но Одуванчик был быстрее. Он уходил, ускользал от удара, дразня и заставляя противника злиться. Улыбался нагло, насмешливо, нанося удары коротко, очень быстро. Он словно менялся, и что-то во мне отзывалось на это. Запах, ярость в потемневших глазах, напряженное тело, которое как будто с каждым новым ударом становилось сильнее, наполняясь чем-то, от чего у меня сохли губы. Разметавшиеся волосы, тонкие пальцы… Возбуждение плеснуло кислотой, стоило только на мгновение представить их на себе. Задыхаясь от удивления, почти шока, я вжался спиной в прохладную стену, ловя себя на том, что смотрю только на… Тэрона. Тэрона. Потому что назвать Одуванчиком мечущегося смертельным торнадо парня не поворачивался язык. Выпад, уклонение, перекат, короткая атака, увернуться, блок, снова выпад. Веер вспыхивал молниями, осыпался искрами от соприкосновения с длинным ножом альфы — я смотрел и смотрел, все больше утопая в собственных желаниях. Я хотел его. Я хотел его так, что сводило пальцы и горло, а внизу все стало каменным. Мне было плевать, кто победит, мне нужен был Тэрон. А тот стал уставать. Движения замедлились, стали более резкими, суетливыми. Я невольно вскрикнул, когда по плечу Тэрона прошлось лезвие, оставляя кровавый след, альфа обернулся, привлеченный моим голосом, и для него все было кончено. Он был сильнее, выше, но Тэрон только ощерился, впечатывая его в дверь сильным толчком в спину. Навалился сверху, одним движением сложил веер и прижал лезвие к шее, рыча: — Я — Тэрон из рода Форберри, заявляю свои права. Он не твой. Уходи, — надавил сильнее в опасной близости от колотящейся венки, пуская кровь, и отступил. Дэйру повел плечами, обжег его яростным взглядом, но, похоже, в силу вступил обычай, которого я не знал, и он молча ушел, прошипев что-то на незнакомом мне языке. Я незаметно перевел дух, откровенно радуясь, что все закончилось, но тут Тэрон повернулся ко мне. Другой Тэрон. Чужой. Не мой Одуванчик, но тип, которого я так хотел. Все еще дышащий яростью и адреналином. Глядя на меня сквозь растрепавшиеся волосы, он только усмехнулся: — Раздевайся, — в этом голосе не было ничего от моего Одуванчика. Но я рванул жилет в сторону, сдирая майку. С таким Тэроном я мог не нежничать и не собирался этого делать. — Иди сюда, — прохрипел я, но Тэрон только покачал головой. Показалось или черты его лица немного заострились? — Не так быстро, — Тэрон повел плечами, снимая и без того почти подранную после короткого боя рубашку. На мгновение мелькнула мысль о том, что мы делаем — в ложе, на глазах у тысячи зрителей. Мелькнула и пропала. От ограждения мы были далеко, от всего остального нас прятали стены. А Тэрон был так близко. Мы шагнули вперед одновременно. Но того, что Тэрон нападет — я не ожидал. Это было не похоже на его «танец» с альфой. Это было внезапно, грубо и почти больно. Не было оружия, только руки и непонятно откуда взявшаяся в его теле сила, которая стискивала меня захватом со спины. Инстинкты дали о себе знать мгновенно. Я вывернулся, оставив в его руках клок волос, стремительно отскочил назад и пригнулся, оскалившись. Колом стоящий член только добавлял пикантности, но что-то внутри знало, что все только начинается. Я кинулся на него первым, но Тэрон ловко ушел в сторону. Подставил подножку, а когда этот номер не прошел, с силой ударил в бок. Я не успел закрыться, да и не верил до самого конца, считая это игрой, но все, что было потом, словно вернуло меня в мое прошлое. Только сейчас передо мной был не десантник, а почти мальчишка, на пару лет младше меня. Но он дрался сильно, ожесточенно, молча. Удар, блок, перекат, удар. Защищаясь, я пытался поймать его, обездвижить, но чем дальше, тем становилось понятней — это не игра, это всерьез. И в какой-то момент все человеческое во мне отключилось. Когти появились сами, хвосты распушились, встав трубой. Но Тэрон только ощерился, выдохнув короткое: «наконец-то». …Наверное, со стороны это смотрелось даже красиво. Возбуждение, которое никуда не делось, ярость, которая давно искала выход; и вызов, в который словно превратился Тэрон. Кровь кипела, дыхание срывалось, хотя до усталости было далеко. Намертво вбитые рефлексы действовали, минуя приказы мозга, но внимание то и дело ускользало. Тонкая кисть Тэрона, его взметнувшаяся прядь, шалый безумный взгляд — все это отвлекало, сводя с ума. Пропуская удары, я злился, все чаще ошибался и, в конце концов, оказался прижатым грудью к стене. Тяжело дышащий, ошарашенный глупостью собственного поражения и… млеющий от близости Тэрона. Тэрона, который вдруг вжался пахом в мою задницу и слизнул каплю пота с шеи. Понимание вспыхнуло и исчезло под напором возбуждения такого яростного, что я застонал. Дернул рукой, освобождая ее из захвата, и завел назад, вцепляясь в волосы Тэрона. Тот не заставил себя долго ждать и рванул то, что еще на мне оставалось. Прикосновение прохладной руки к пылающей коже заставило зашипеть и выгнуться, судорожно глотая воздух. Хотелось чего-то так ярко и остро, но что именно — я понял, когда Тэрон рывком вынудил меня откинуть голову ему на плечо и вломился в мой рот языком. О, боги, это даже поцелуем не было, скорее изнасилованием, но я сам открыл губы шире, впуская дальше. И даже сначала не понял, что меня больше не держат. Я дернулся скорее инстинктивно, но Тэрон уже развернул меня и снова вжал в стену, но на этот раз спиной. Обжег дыханием кожу на виске и снова взялся за мои губы, потираясь своим каменным членом о мое бедро. Он ласкал меня быстро, почти болезненно, жестко пресекая все мои попытки ответить. Желание сопротивляться таяло с каждой секундой, зато всего остального было с лихвой. Меня кидало то в жар, то в холод, я то не чувствовал ничего, то любое, самое легкое прикосновение доводило меня до исступления. Сознание мутилось все сильнее, пока не отключилось совсем, оставив бразды правления словно свихнувшемуся телу. И я узнал, насколько чувствительными могут быть мои соски, если сначала их смять губами и долго терзать языком. Что если зубами сжать кожу там, где шея переходит в плечо — можно увидеть искры перед глазами. Что прикосновение к животу почти не чувствуется, зато если сжать бедра — я вскинусь, как от разряда. За всю свою жизнь принимающим я был всего два раза и не собирался повторять этот опыт, но Тэрон… Я не мог сопротивляться, его запах окутывал меня, лишал воли, пеленал, словно младенца. Все, на что меня хватало — это слабо трепыхаться, демонстрируя собственное мнение по этому поводу. А потом я оказался лежащим на животе, и все перестало иметь для меня значение. Я выл, скулил и грязно ругался, беспомощно царапая пол отросшими когтями, когда Тэрон добрался до моих хвостов, а потом и того, что было под ними. Я перепробовал, наверное, шлюх всех известных гуманоидных рас, но ни одна из них не осмеливалась на такую ласку. Непристойная, пошлая, влажная, грязная. Я чувствовал, как его язык раскрывает меня, и с какой охотой тело поддается. Стыд, ярость, возбуждение — кожа пылала от жара, став чувствительной настолько, что сводило горло. От трения о жесткий пол, пусть и накрытый остатками нашей одежды, член ныл и то и дело взрывался болью, и когда я, в конце концов, оказался на коленях, на мгновение даже выдохнул с облегчением. И тут же рухнул грудью обратно, утыкаясь лицом в собственные руки, чувствуя, как вламывается в меня чужая плоть. От резкой боли я взвился, и объятия Тэрона тут же превратились в тиски. Он держал меня сильно, неумолимо, не давая и шанса. Чувствуя себя бабочкой на иголке, я ерзал на его члене, позволяя ему проникнуть глубже, и только глухо вскрикнул, когда что-то внутри отозвалось вдруг на прикосновение ярким и сумасшедшим ощущением удовольствия. Я знал, что так бывает, но никогда не думал, что сам способен почувствовать это. В неосознанной попытке получить еще немного, я расслабился, обмяк и тут же услышал, как довольно урчит Тэрон за спиной. Отпустив меня и стиснув мои бедра, он начал аккуратно двигаться, увеличивая амплитуду и силу с каждым толчком. И когда снова задел ту же точку, вынудив меня хрипло застонать, отпустил себя. Я чувствовал, как ходит во мне чужая плоть, равномерно, сильно, резко, и не мог сдержать собственные стоны и вскрики. Пот заливал глаза, хвосты мели пол, а все, о чем я мог думать — чтобы Тэрон не останавливался, никогда. В ад сознание, мысли и сомнения. Я с ума сходил от наслаждения и просил, требовал еще, двигаясь навстречу, облизывая пересохшие губы и цепляясь за держащие меня руки. Я сходил с ума, но когда в шаге от освобождения Тэрон остановился вдруг и вышел, зарычал глухо и зло. И тут же оказался лежащим на спине навзничь, с раздвинутыми ногами и истекающей плотью. Вскинулся и напряжено застыл, когда Тэрон склонился к моему члену. Аккуратно обнял губами головку, чуть сжал, и я закричал от навалившихся разом ощущений. Горячий влажный рот терзал, лишал рассудка, и я кончил спустя пару секунд, даже не успев предупредить. Но Тэрон не отстранился, не поморщился, он выдоил меня досуха и только тогда отпустил. Отодвинулся каким-то странным движением, замер, прислушиваясь к себе, и вдруг закричал громко, болезненно, с отчаянной мукой в голосе. Рухнув на пол, он забился, мечась, а я только с ужасом наблюдал, как начало вдруг меняться его тело. Я привык к своей боли, видел чужую, но чем помочь сейчас Тэрону — не знал. А он словно… взрослел. За секунду на несколько лет. С ужасающим хрустом расширялась грудная клетка, раздавались плечи, удлинялись ноги. Он выл на низкой ноте, беспомощно царапая пол, то пытаясь встать, то снова падая. И вдруг затих. Замер, сжавшись в невероятно напряженный клубок и тяжело, со всхлипами дыша. Я медленно выдохнул, заставляя себя пошевелиться, и подполз к дрожащему парню. — Тэр… — коснулся удлинившихся волос и истерически хмыкнул. Какой из него теперь одуванчик… А потом распахнулась дверь, и стало как-то вдруг очень тесно. Я еще успел заметить сосредоточенное лицо отца Тэрона, но все остальное словно подернулось дымкой, когда мне под нос сунули что-то очень странно пахнущее. Я только и успел, что вскинуться, а затем провалился в темноту.