Вишенка и Одуванчик

Такого отвратительного пробуждения я за всю свою жизнь не вспомню. Нет, физически все было отлично, ничего не болело, не ломило и не саднило. Но если бы память внезапно ушла в отказ — меня бы это вполне устроило. Ибо воспоминания вчерашнего дня были такими яркими, что хотелось зарыться под подушку, забив на гордость. И не то, чтобы меня сильно волновало, что меня поимел мальчишка меньше меня ростом и что в постельку меня уложили без моего участия. Просто собственная беспомощность всегда бесила. Слишком напоминала бурное детство. Хотя по меркам Лис я вообще еще младенец. — Вишенка… — тихо-тихо вздохнули рядом, и я фыркнул, внезапно успокаиваясь. В конце концов, я жив, относительно здоров и даже лежу в тепле и на мягкой постели, так что еще надо. Отпустив подушку, уткнувшись в которую носом я провел двадцать минут с того момента, как открыл глаза, и страдая от жалости к себе, развернулся к Тэрону, сонное тепло которого ощущал слишком сильно. Улыбнулся, поняв, что это чудо позвало меня по имени во сне, и придвинулся ближе. В комнате стало светлее и я смог его наконец разглядеть после странной трансформации. А он действительно изменился. И теперь рядом со мной лежал молодой парень ненамного старше меня, с рельефным торсом, широкими плечами, очень даже неплохой мускулатурой и, судя по длине ног, ростом с меня, если не выше. А вот лицо почти не изменилось. Разве что черты лица стали четче и резче, контур губ затвердел и волосы отросли. Вот уж точно — какой теперь из него одуванчик… Не утерпев, я протянул руку и провел кончиком пальца по его плечу и руке вниз до запястья. Тонкое, несмотря на все изменения. Переломить — не переломишь, но все равно тонкое. Качок из него вообще не очень получился. И к лучшему. — Черри? — пока я занимался изучением, Тэрон проснулся и теперь смотрел на меня удивленно и настороженно. Я отодвинулся немного, дабы не смущать «новорожденного» и завилял хвостами, ибо рад был его видеть. На самом деле рад. Его «превращение» меня чуть до инфаркта не довело, так что повод для радости у меня действительно был. — Привет? Тэрон сморгнул, и тут же снова стал Одуванчиком. Очень переросшим одуванчиком, но кому какое дело. — Привет, — он кивнул, зевнул, деликатно прикрыв рот ладошкой, да так и замер. Несколько секунд не двигался и, кажется, даже не дышал, а потом медленно-медленно опустил взгляд и откинул одеяло. Часто смаргивая, ощупал живот, бока, пару раз дернул за волосы с таким видом, что я не выдержал и закатился от смеха. Одуванчик тут же смущенно вспыхнул, завернулся в одеяло и сердито засопел, кидая на меня недовольные взгляды. Ох, и чудо же мне досталось… — Что? — буркнул он, а до меня наконец дошло, что имел в виду его дражайший родитель под этим своим «присмотришь». Ибо если физически Тэрон таки стал альфой, то во всем остальном остался все таким же Одуванчиком. Не то, чтобы я был против, просто задницей чувствовал, что его непосредственность еще не раз «доведет до добра». С другой стороны, если мне отвели роль омеги, то кому еще из него альфу воспитывать, как не мне? Так что, вместо того, чтобы закатывать явно ожидаемую истерику на тему «в кого вы меня превратили?» я, все еще пофыркивая, подполз поближе и вытянулся, нагло устроив голову у Тэрона на коленях, недвусмысленно подставляя шею и уши под ласку. Тот ошарашено сморгнул, но расслабился и даже погрузил пальцы в мою шевелюру. Я аж заскулил от удовольствия, жалея, что мурлыкать не умею. Но руки у Тэрона и правда были волшебные. Несколько секунд в комнате стояла блаженная тишина, а потом Одуванчик выдохнул: — Прости. …и всю дрему как рукой сняло. Правда, покидать его колени желания так и не появилось. Я только повернулся так, чтобы видеть лицо Тэрона. — За что? — За то, что у тебя не было выбора. Я же понимаю, тебе все это… — Я лис. По определению — тварь, у которой во главе инстинкт выживания. Оно, знаешь ли, редко с гордостью совместимо, — я вздохнул и все-таки освободил его конечности, просто устроившись рядом. — Особенно, у полукровок, которых априори считают даже не вторым сортом. Когда я понял, что оказался на невольничьем рынке, предполагал, что моя судьба — гладиаторские бои или охрана. Ты в мои розовые мечты о будущем как-то не вписывался. Но ты мне определенно должен. Как минимум — объяснение, что это было с тобой, и кем я теперь стал. Тэрон виновато шмыгнул носом, явно борясь с желанием удрать под одеяло с головой. Уж очень выразительно он косился в его сторону. Но, видимо, обоснованность предъявленных требований вполне понимал, поэтому только вздохнул и, откинувшись на спинку, привычным жестом взъерошил волосы. Отросшие пряди тут же запутались, и Тэрон досадливо поморщился. Я фыркнул, приподнялся и соорудил из его волос что-то вроде хвоста. Расчесывать это чудо буду позже. А то, что этим делом теперь буду заниматься именно я, и что ни одни ножницы этих прядок не коснутся — я был уверен. Ибо нравились мне его лохмы. И сами по себе, и вместе с Тэроном. Наградив меня благодарно-сердитым взглядом, он подобрал под себя конечности и отвел глаза. — Этого ты не найдешь в Сети в открытом доступе. Про альф и омег там достаточно написано, но не все. Главное то, что, только получив омегу, и пройдя таким образом инициацию, альфа может стать альфой. До этого момента он считается несовершеннолетним и практически бесполым. А вот то, каким альфой он станет — напрямую зависит от первого омеги. Это инстинкт и наша физиология. Альфа должен своего первого омегу… завоевать, доказав свои права на него. И если омега будет слаб или недостаточно сильно сопротивляться, то альфа, взявший его, тоже не будет отличаться особенной силой. Я не знаю, как это будет научно, что-то связанное с адреналином, — Тэрон заалел, но упрямо продолжил, заставив меня умилиться, — но семя омеги, попав орально внутрь альфы и вступив в реакцию, включает механизм трансформации. Меняется строение тела, и если омега был достаточно сильным, то перестройка очень болезненна, потому что изменений много и они значительные. Она начинается сразу после первого соития, поэтому как только альфа определяется со своим Первым, он начинает пить релаксант, чтобы облегчить ее прохождение. Он замолчал, а я нахмурился. Раса мазохистов. Очень надеюсь, что Тэру ничего подобного переживать больше не придется. — Если то, что было с тобой — это облегченный вариант, то что тогда происходит по полной программе? Тэрон смущенно сморщил нос. — У меня не было «облегченного варианта». Я не успел с релаксантом. Выпил его всего раз или два. Недостаточно. Обычно на это уходит как минимум неделя. Пока альфа и омега настроятся друг на друга, пока запустятся процессы в организме омеги. Если бы не Вызов и не мой страх тебя потерять, ничего бы не случилось. — Бой спровоцировал? — догадался я. Хотя вывод был очевидным. — Что-то вроде. Я оказался не готов к такому. — Но ты прошел трансформацию. — Выброс адреналина. Остановить процесс уже было невозможно. К тому же у меня, может, и отключились мозги тогда, но с памятью все было в порядке. Ты сдерживался до самого конца, хотя если бы бился всерьез, то у меня бы не получилось тебя победить. Я альфа теперь, но далеко не такой, каким мог бы стать с тобой, если бы все у нас с тобой прошло по правилам, — он оглядел себя с едва заметным сожалением, а я вдруг вспомнил его отца. Ну… Вот жеж растудыть тебя в сортир… Я аж расстроился за Тэра. Он что теперь, вроде как бракованный получился? — Если что — мне качки никогда не нравились, — на всякий случай буркнул я, и Тэрон фыркнул. — Спасибо, я учту. Я поморщился и выдал свою «самую большую тайну»: — Не знаю, каким ты должен был стать. Но то, что получилось… Мне правда нравится, — я даже придвинулся ближе и если бы не сидел, то, наверное, уже вилял бы хвостами. С ума сойти, что этот тип со мной делает! Кстати… — А что со мной? Тэрон тут же помрачнел. — Тут все сложно. Ты не нашей расы и не омега. Но я выбрал тебя. А у нас не принято сомневаться. Первого альфы выбирают не мозгом. Наша раса не отличается особой численностью, омег рождается меньше, чем альф, поэтому другие расы — вполне обычное явление. Все, что нужно — это изменить чужака. И с этим отлично справляются гормоны и нано-машины. На первом этапе основным изменениям подвергается «химия». Меняется ДНК, состав крови. Дальше идет изменение тела. Тэрон замолк, а я нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное. И теперь и отсутствие щетины, и перманентно возникающее желание, чтобы меня почесали за ушком, были вполне понятны. — Тогда, за завтраком… Это было оно? — хмуро поинтересовался я, припомнив собственный приступ «спермотоксикоза». Тэрон кивнул. — Для омег очень важны чувствительность и чувственность. А с учетом твоей лисьей сущности, ты получил все это, увеличенное в разы. Но… — он заколебался, и я коротко рыкнул: — Договаривай. — Это не сработало бы так сильно и быстро, если бы ты не хотел меня сам. Тогда, на Арене. Я хмыкнул и поежился, вспомнив собственную реакцию на сражающегося Тэрона. Ладно, я тоже виноват. — Это можно обернуть вспять? Тэрон покачал головой. — Нет. По крайней мере, такого не случалось, и вряд ли кто пытался изобрести способ. — Я не собираюсь вынашивать ребенка, — тут же заявил я. Не то, чтобы я был против детей в принципе, но представить себя в роли мамочки не мог и не собирался. — А у тебя и не получится. По крайней мере, не в ближайшие пару лет. У инопланетников с этим все сложно. Перестройка занимает много времени, а ты еще и полукровка. Я выдохнул с облегчением. Пара лет у меня есть, а загадывать дальше — себе дороже. Буду решать проблемы по мере их поступления, ибо все остальное я принял на удивление легко. Даже если меня записали в местный «слабый пол», от меня не убудет. Другой вопрос… — Что дальше? Тэро пожал плечами: — Ничего. Жить. Я кивнул, понимая, что другого ответа не получу и что глаза у Одуванчика подозрительно темные. Кажется, у кого-то здесь не очень радужное настроение. Хотя если подумать, у Тэрона есть повод. В конце концов, он наверняка мечтал о том, что станет кем-то вроде собственного родителя, а тут немного не дотянул. Я вздохнул и дернул одеяло, в которое он кутался, на себя. Поймал взгляд и кивнул в сторону. — Встань. Хочу на тебя посмотреть. Пожалуйста, — и тут же состроил умильные глазки, вильнул хвостом и дернул материализовавшимися ушками. Тэрон пофыркал, но устоять не смог, и нехотя слез с кровати, отводя глаза. Я окинул его откровенно восхищенным взглядом, чувствуя, как сохнет во рту. Длинные ноги, узкие бедра, широкая грудь — он был восхитительно пропорционален и идеально сложен, чем-то напоминая древнее оружие, дремлющее в ножнах. Обманчивая тонкость талии, почти хрупкость запястий и бурлящая сила. Светлая кожа, красивое лицо, спутанные волосы, искусанные губы — Тэрон, мой Одуванчик, смущался так откровенно, что внутри поневоле разливалась нежность. — Насмотрелся? — явно чувствуя себя очень неуютно, он повел плечами, и я хмыкнул про себя. Альфа. Поправочка — теперь мой альфа. Потрясающе, как быстро я смирился с таким положением вещей. Хотя для существа, одну половину жизни трахающегося с кем попало, а другую — мотаясь по планетам в статусе пушечного мяса, нынешнее положение вещей — отпуск. Странная семейка Тэрона мне нравилась, от самого Одуванчика я был без ума, а тот факт, что иметь будут меня… Ну так иногда можно и кому-то позволить сделать всю работу. К тому же никто не говорил, что наоборот нельзя. — Нет, — отрезал я и, дотянувшись до Тэрона, дернул его на себя. Поймал в объятия, стиснул бедра и зажал коленями его колени. Обжег взглядом и недвусмысленно лизнул тут же втянувшийся живот. Тэрон шумно выдохнул, вцепившись в мои плечи, но мне так понравился вкус его кожи, что я решил повторить. И еще раз, и еще. А потом заменил язык на губы. И тут же оказался опрокинутым на постель спиной. Охнул, когда Тэрон оседлал меня и навис, прижав запястья к постели. — Поиграть решил? Я аж умилился. Мой грозный Одуванчик. Хотя, нужно признать, выглядел он весьма внушительно. Но на меня его сверкающий молнией взгляд не подействовал. И вместо слов я просто подался бедрами вперед, давая прочувствовать свое зарождающееся желание. Ибо каким бы ясным не казалось мне собственное сознание еще минуту назад, от близости Тэрона оно словно начало подергиваться туманом. Я неосознанно облизнулся, пошевелил пальцами, выпуская когти в опасной близости от тыльной стороны ладоней Одуванчика, на что тот только голодно и жарко усмехнулся, снова превращаясь в того альфу, которого я запомнил в Арене. Опасного, сильного, желанного. Моего. — Нужно особое приглашение? — я нахально вскинул бровь. — Извини, гербовую бумагу не прихватил. Но если… Остановивший мой словесный поток поцелуй был оглушающим, почти иссушающим, безумно властным. Он лишал воздуха, воли и сил. Я чувствовал ток крови под тонкой кожицей чужих губ и то, как нагл насилующий мой рот язык. Чувствовал и хотел еще. Не сразу понял, что руки свободны, но когда дошло — обнял, обхватил, захватил в объятия Тэрона, словно взял в плен. Вплел пальцы в волосы, надавил на затылок, потираясь пахом о бедро и чувствуя тяжелое тело всей кожей. Никакой возни с бельем, никакой нежности, лишь чистая концентрированная страсть. Я шипел сквозь зубы, когда он входил в меня, задыхался от боли, круто смешанной с восторгом, и подавался навстречу, надеваясь на чужой член. И выгибался, жмурясь каждый раз, когда бешено двигающийся Тэрон заставлял рассыпаться под веками сноп искр. Хорошо-как-же-мать-его-хорошо… Я почти сорвал голос, выстанывая свое удовольствие, разодрал когтями простынь, в которую вцепился в последний момент, чтобы не распахать спину Тэра. Я… не мог, не хотел останавливаться. Хотел его, только его… Не стыдно, а страшно и правильно. Мой-мой-мой… Я кричал, кончая, дрожал и вскидывался, чувствуя, как наполняет меня чужое семя. И только удовлетворенно и сладко улыбнулся, поймав в объятия обессилевшего Тэрона. Резко выдохнул от его тяжести и тут же завозился, устраиваясь поудобнее. Разжимать руки не хотелось, но нам обоим было нужно время, чтобы прийти в себя. Так что, прижав к себе сопящее чудо, выражение лица которого вновь стало почти по-детски наивным, я натянул на нас одеяло и позволил дреме увлечь себя.