Пятьдесят оттенков грусти

Это случилось через пару дней после того, как Клэри окончательно пришла в себя. Несколько дней Алек провел в томительном ожидании: ему казалось, раз между ними впервые проясняются тучи, то самое время сделать следующий шаг. Шаг, которого он ждал и одновременно боялся. Он повернул замок в двери, стоило им только зайти в комнату. Ему почему-то казалось, что только что он добровольно вошел в клетку с тигром – Клэри прильнула к нему, точно кошка, и обняла так крепко, что на миг у него остановилось дыхание то ли от ее настойчивости, толи от волнения, вспенивающего кровь в жилах. Вот и настал его звездный час. - Теперь, когда все знают, - Клэри уткнулась носом в шею Алека, и он почувствовал себя абсолютно безвольным рядом с ней, – я могу рассчитывать на продолжение? Или, чтобы не пятнать твою честь, о, великий и недоступный сумеречный охотник, я должна сначала отвести тебя под венец? Алек не знал, говорит Клэри серьезно или шутит. Ее горячий шепот заставил его зажмуриться, а пальцы, проникающие под футболку и так уютно расположившиеся на коже, потеряться в пространстве. Соберись! Рыкнул на самого себя, но разум больше ему не принадлежал. - Да, да, думаю, да, - промямлил он. Голос дал петуха: а все так неплохо начиналось! – Сейчас у тебя есть право на все. – собравшись с духом, более твердо произнес он. Она хмыкнула, явно удовлетворенная его ответом и тем, что он был податливым, словно пластилин, а не хищным и диким, как раньше. Отстранилась, чтобы он мог видеть безобразно мягкие и блестящие зелено-карие глаза, и коснулась его губ с медленной нарочитой нежностью, разрушая его внутренние барьеры один за другим с легкостью, с какой ветер обычно мог снести карточный домик. Как в этой худенькой беззащитной девочке хватало сил вытворять с ним такое? Ведь крышу Алека даже не срывало – он ломал ее сам прямо сейчас под ее чутким руководством. И главное - насыщался тем, что рушатся мосты. Клэри отстранилась, словно любуясь проделанной работой: Алек, переставший держать себя при ней – обычно он расправлял плечи и тогда казался вдвое больше, чем был на самом деле, - спиной привалился к двери и часто-часто моргал, выведенный из равновесия ее напором. Она взяла его за руку и, будто бы убедившись окончательно в чем-то, одной ей известном по его потерянному взгляду, повела в сторону кровати. Алек и сам не знал, куда пропала безумная дикая настойчивость, желание рывками вжимать в постель, трясущиеся руки чужака, готовые собрать ткань платья и потянуть его наверх… Вместо них осталось что-то теплое внутри – горячий огненный шар, языками пламени опоясывающий внутренности. Время будто замедлило бег, стало обтекаемым, мягким, текущим, как на картине Дали "Постоянство памяти". - Ты готова? – полным сомнений голосом спросил он. Клэри подняла на него глаза. Она чуть не расхохоталась? Почему уголки ее губ взлетели вверх? Неужели он ведет себя как самый настоящий наивный олень? - Готова, - просто и звонко ответила Клэри, чмокнув его в губы. – А теперь, - ее ладони накрыли его плечи и надавили на них, заставляя его сесть на кровать. – Давай уже сделаем это, черт подери. Алек громко сглотнул, когда она скинула с себя кожанку, оставаясь в легком платье выше колена, и убрала из волос спицу – они тотчас посыпались на плечи шелковистым водопадом, в котором запуталось солнце. - Уверена, что это не повредит тебе? Он хотел сказать «вам» или «ему», подразумевая ребенка, но почему-то не решился. Впрочем, до рождения нового Лайтвуда было еще достаточно времени – он наверстает упущенное и определится, как с ним обращаться. Клэри закатила глаза. В следующую секунду на Алека сверкнули два недовольных изумруда: - Абсолютно точно, - фыркнула она. – У тебя остались еще вопросы или мы закончим с этой дурацкой викториной и перейдем таки к тому, для чего сюда пришли? Вообще-то, они пришли сюда не за этим. Комната Алека была их домом – хотя очень тесным и специфическим. По крайней мере, это было единственным помещением во всем Институте, где они могли остаться хоть на немного вдвоем. Даже несмотря на тот факт, сколько им не давали покоя и тут - Алек начинал немного беситься, что его личные апартаменты стали походить на проходной двор. Он поймал себя на мысли, что ему очень хочется, чтобы Клэри никогда отсюда не выходила. Она лишь его добыча, его трофей, его… Клэри вплела пальцы в его волосы и нагнулась, чтобы крепко поцеловать его в губы. Ее поцелуи всегда были похожи на прямолинейные удары по голове: после них Алек не помнил где он, что происходит и какой сейчас год. Вот и сейчас. В ушах появился знакомый шум. Алек попытался взять себя в руки – очень хотелось дать оплеуху самому себе за растерянность. Он неловко ухватился за талию Клэри точно за спасительный круг и потянул ее на себя, почувствовав снова, что она улыбается. Да что смешного, Ангел? - Я что-то делаю не так? – с сомнением протянул он, отстраняясь от нее. Клэри выглядела как счастливый ребенок, попавший в парк развлечений. - Все правильно, - заверила она, хихикнув. – Просто такое чувство, что меня лапает…медведь. Алек одарил ее фирменным грозным взглядом. Медведь, значит. Да, он неповоротлив с ней и застенчив, руки перестают слушаться, а дыхание сбивается, взгляд становится очень странным и вообще. Когда ты знаешь, чем будешь заниматься, это сбивает настрой. - А ну иди сюда! – глухо рыкнув, Алек схватил Клэри за запястья, не желая продолжать эту тему, и потянул ее вперед, падая на спину. Она рухнула на его грудь, потеряв лодочки, и оказалась сверху: волосы защекотали лицо Алека, между их телами не осталось расстояния от слова «совсем». - Я хочу тебя, - прошептал он ей в полуоткрытые губы. Брови Клэри взлетели вверх. - Очень хорошо, что ты признался, - кивнула она. – А то с самого начала у меня ощущение, будто я тебя домогаюсь. – она улыбнулась. Задравшееся вверх платье позволило ей оседлать бедра охотника, призывно раздвинув ноги. Алек ничего не ответил. Он просто поцеловал ее так жадно, что любые слова перестали бы иметь всякий смысл на фоне этого. Ее пальцы зацепились за пуговицы его футболки – примерно в такой же он был, когда они занимались любовью в первый раз. Алека окутала ностальгия – будто клубы серого густого дыма. Впрочем, он не позволил себе провалиться в дурман. Тогда балом правила безнадежность. Сейчас чувства. Сравнение бессмысленно. Он коснулся шеи Клэри, целуя, лаская нежную кожу, отчего девушка закинула голову и застонала, шумно задышав. Это сработало на Алека, как красная тряпка на быка: он почувствовал, что всевозможные предохранители горят. Он потянул «собачку» на молнии платья и она податливо разошлась, обнажая полотно бледных острых ключиц, худых плеч, редко разбросанных хаотичных родинок, позвонков, которые были похожи на выступающие клавиши – таких, по которым хотелось провести пальцами. Алек попытался расстегнуть лифчик и чертыхнулся. Это было сложнее, чем все, чему его учили всю осознанную жизнь. Он мог взломать замок подручными средствами, выпрыгнуть из окна, в одиночку пойти на практически суицидальную миссию в полную демонами выгребную яму, а тут буквально сел в лужу. Клэри, заметив, как его лицо исказили немыслимые страдания, завела руку за спину и – вуаля! – хитрая адовая конструкция подалась ей в один миг. Да она ведьма! Он подскочил на постели, чтобы поменяться с ней местами. В конце концов, он лидер и без пяти минут глава Института. Ему как воздух было необходимо оказаться сверху. Теперь Клэри лежала под ним в спущенном платье с оголенной, быстро вздымающейся грудью. Алек едва не зарычал: узел, завязавшийся внизу живота, было уже невыносимо терпеть. Не после того, что он видел. На миг он отстранился от Клэри, снял через голову свою футболку и быстро раздел ее, отправляя одежду в неопределенный полет по комнате. Пряжка ремня брякнула. Алек стащил джинсы вместе с боксерами, потому что стало уже физически больно терпеть. Когда-нибудь, возможно, они разденутся медленно и лениво. Когда-нибудь у них будет достаточно времени и сил (!) на прелюдию. Только не сейчас. Неожиданно, будто холодным душем, его опять окатила упрямая мысль: не сделает ли он ей больно? Вечер не стоил свеч, даже если какое-то время она будет страдать. Хотя Клэри, кажется, думала иначе. Играя в одну ей понятную игру под названием «доведи Александра Лайтвуда до смирительной рубашки или инсульта», она провела рукой по его груди, прессу, наслаждаясь твердой напряженностью мышц, легко задела кожу внизу живота ногтями, словно бросая вызов. Алек, не думая больше ни секунды, скользнул пальцами под легкое кружево нижнего белья. Клэри выгнулась дугой. - Так не честно, - хриплым шепотом прошептала она. Алек ухмыльнулся. Не ей говорить о честности. - Потерпи немного, - он прислонился к ее лбу своим. Они снова слились в жарком поцелуе – каждый из них этим вечером был похож на взорвавшуюся ядерную бомбу. Алек перешел губами на подборок Клэри, опять на шею, вниз до груди, опаляя ее горячим дыханием и лаская мимолетно скользящим вниз кончиком языка, ниже и с особой осторожностью к верно округляющемуся животу… Он разваливался на кусочки и собирался опять, как человечек из Лего. Эта ночь казалась ему их возрождению с Клэри – точно фениксом, восставшим из пепла. Он не помнил, как коснулся внутренней стороны ее бедра. Как стянул трусики. Как острые колени впились в его ребра. Как устроился так, чтобы не причинить дискомфорт маленькому еще не родившемуся охотнику и своей примитивной. Вот она крепко обвивает его напрягшуюся поясницу ногами. Он толкается в нее, ощущая лишь тугой жар. Она всхлипывает, отвыкшая от близости. Стонет ему в губы, и он хочет, но не может спросить, все ли нормально. Ответ приходит спустя мгновения, когда Клэри царапает его плечи и глухим шепотом умоляет не останавливаться.