Потерянный Генерал

Гаал рассказывал долго. Начав с того, что он просит кочевников о согласии на возведение стены вокруг Гибельной пустыни, встретив скептичный взгляд вожака племени, он обещал продемонстрировать свои силы на месте. Рассказал о могуществе Генералов, и о своем происхождении, чтобы Раэм мог понять причины, по которым путники пришли именно к нему, а не начали немедленное сражение. Разговор затянулся до вечера и продолжился, когда кочевники развели костер и расселись вкруг него, провожая жаркий день и встречая холодную пустынную ночь. С каждым словом лицо Раэма прояснялось, и он все оживленнее включался в разговор. Когда солнце окончательно укатилось за горизонт, пронзив алой огненной стрелой сгустившиеся небеса, к дикому костру вышла Вирго, одарив рассевшихся кругом вольных воинов прозрачным невесомым взглядом, любовно остановившемся на вишневых, обжигающих глазах ее мужа. Алитарка, грациозно, словно дикая лань, пронеслась мимо снующих вокруг приветливого огня людей, привыкших собираться вечерами одной большой семьей, она неслышно опустилась подле Раэма, прислушавшись к разговору мужчин. Воспользовавшись паузой, образовавшейся с ее приходом, она неслышно прошелестела тихим голосом на ухо кочевника. Что именно она сказала, осталось загадкой для гостей, но лицо Раэма посветлело, и все его последующие реплики были наполнены негласным одобрением. Скептичность развеялась, и предводитель кочевников приготовился дать согласие на возведение каменной стены вокруг пустыни. Казалось бы, эта стена стала бы препятствием для кочевников, оказавшихся бы запертыми в раскаленной топке на долгие месяцы. Но, как ни странно, именно эта стратегия была выгодна для обеих сторон. Кочевникам не составляло труда пересечь высокую каменную ограду, взлетев на вихре песка, подчиняющегося их зову, а вот для разбойников стена стала бы непреодолимым препятствием, клеткой, тюрьмой, в которой преступникам пришлось бы вечность замаливать свои грехи. Раэм прекрасно понимал необходимость четких границ, он думал о будущем своего народа. Не раз уже смелые алитарцы собирали народные ополчения, отправляясь в пустыню на поиски кочевников и атакуя без предупреждения. Пустынные кочевники устали спасаться от бесконечных нападок со стороны «несчастных пострадавших». Поэтому предложение незваных гостей из Страны Подземных Генералов было принято. Путникам было позволено остаться в лагере, и даже поселиться в одном из шатров, жители которого потеснились, и, будучи дружелюбными и неприхотливыми, ни капли не расстроились соседством с незнакомцами. Кочевники, показавшиеся на первый взгляд грозными дикими воинами, оказались не обиднее, чем поселенцы из мирных деревень. Их копья и боевые зойды, которые подчинялись им, как вторая пара ног, использовались племенем лишь для охоты. Быт дикарей представлял собой явление простое, но вместе с тем невероятно красивое в своей первобытной гармоничной чистоте. Религия и политика дикарей концентрировалась на самой природе, они внимательно наблюдали за всеми изменениями в ней: уклонялись от песчаных бурь; следили за течением и медленным высыханием Мертвой реки; видели, как жаркий день сменяет густую ледяную ночь; смотрели, как оттаивает иней по утрам с веток высохших пустынных колючек, как сползали пески с вершин барханов, обдуваемых горячим ветром; прислушивались к шорохам скользящих между нагретых на солнце камней змеек и тихим шагам мягких лап мелких пустынных хищников, прячущихся в норах до наступления темноты и открывающих свою охоту, едва ночь охлаждала раскаленные пески своим темным покрывалом. Среди пустынных кочевников друзья заметили множество старцев, не таких, как известнейшие мудрецы, согбенные и удрученные тяжкими думами, избороздившими их лица морщинами, а тех крепких, здоровых людей, в глазах которых сияло знание чего-то тайного и сокровенного, наполненного сакральным неясным смыслом, незнакомым даже самым мудрейшим из алитарских ученых. Старцы дикого племени хранили в себе таинство, раскрытое ими в природе, которую кочевники наблюдали веками с любовью и любопытством. Таинство, которое во внешнем мире, окружающем Гибельную пустыню, именовали магией. Гаал различил шаманов среди толпы кочевников вокруг костра, еще до начала теплой семейной трапезы, устраиваемой племенем каждый вечер, едва увидев их внимательные глаза с таинственным негаснущим огоньком в глубине темных кровавых озер. Изгнанник Алитара старался не упускать из виду, пытаясь понять, что именно отличало их от остальных, стараясь уловить ту крошечную частицу, объединяющую диких шаманов с древнейшими старцами силинов, народом, наиболее близко подошедшим к богам. Эта светящаяся в глазах мудрецов искра, что равняла племя вольных дикарей, не знающих ни мировых законов, ни науки, ни пантеона богов с величайшим, исполненным священного духа народом, благословленным Эей, богиней-создательницей. Магия, используемая кочевниками, была в самих их сердцах. Чудо – это исцеляющие ладони, распростертые горячие объятия, способные вылечить любую болезнь; это горькие травы, горящие с сухим треском на огне, опьяняющим дымом долетающие до небес вместе с мольбами о безопасной дороге; это кости грызунов, предсказывающие места обитания животных, которых кочевники могли пустить в пищу. Все это называлось магией древнейших, одной из тех, что еще жила на континенте Эи. Заметив восхищенный, изучающий взгляд Гаала, Раэм сам предложил ему побеседовать с шаманами, и алитарец радостно согласился, временно покинув своих друзей и предводителя кочевников, воодушевленно обсуждавших техническую часть процесса возведения каменной ограды. Ни слова не сказав увлеченным разговором товарищам, Гаал словно растворился в ночи, обогнув взметающий вверх игривые искры дикарский костер. Старцы сидели в ряд, и вязкая тишина вокруг них не позволяла проникнуть ни единому звуку, долетающему с звонкой трапезы пустынных кочевников. Глухая, благословенная тишина поселилась в белых, сожженных солнцем волосах шаманов, в тени морщинистых складок на мудрых благородных лицах, в глубоких, горящих огнем вольных костров таинственных глазах. Гаал замер поодаль от шаманов, не решаясь проникнуть в эту исполненную древнего таинства обитель, зачарованно следя за неслышными, мерными, словно ритуальный танец, движениями старцев. - Подойди ближе, мальчик, - тихий шелест донесся до ушей Гаала, заставив его вздрогнуть. Голос прилетел из невидимой пелены, хранящей спокойствие шаманов, накрывшей их словно стеклянным куполом, разрушить который своим присутствием так боялся алитарец. Решившись и собравшись с духом, даже, кажется, закрыв на секунду глаза, Гаал ступил в обволакивающую вязкую тишину и замер с благоговением у края пристанища старцев. - Не бойся, мальчик. Ты пришел с вопросом, и получишь свой ответ, - тот же голос прошелестел совсем рядом. Взгляд Гаала упал на завернутую в пыльную холщовую шаль фигуру. Скрюченный, сжавшийся от пронизывающего холода, мерзнущий даже у костра силуэт принадлежал женщине. Старухе, чьи колючие красные глаза жалили, словно крапива, из-под складок накинутого на голову капюшона плаща. Пока Гаал напряженно пытался понять, с каким вопросом он пришел, старая знахарка молча наблюдала за ним, свернувшись в уродливую, искаженную тень. - Я не знаю зачем пришел сюда, - пробормотал путник задумчиво, понурив голову в знак преклонения перед мудростью шаманки. - Ты не прав. Ты пришел сюда, чтобы узнать правду, - старуха глядела прямо и прозорливо, оставалось только догадываться, как ей удается разглядеть все, что годами хранилось на сердце Гаала. - Вы можете рассказать мне правду? – изгнанник Алитара с надеждой в голосе обратился к шаманке, которая была так бессовестно права. Именно за правдой так усердно гнался Гаал. Ему не давала покоя магия и ее существование на континенте. Как могла быть уничтожена целая нация? Почему народ Джека решился пойти на столь разрушающий шаг? И каким образом, магия, благословленная самой Богиней, могла обречь мир на гибель и стать угрозой, требующей немедленного уничтожения… - Какую правду ты хочешь услышать? – прошелестела старуха. - Вы говорите так, словно она не одна. Шаманка медленно покачала головой в завораживающем ритме, приковывающем взгляд, как цепляется взор за качание маятника. - Вовсе нет… Правда, она ведь для каждого разная. Тебе ли не знать, как не устойчиво ее положение. Разве не ты пришел сюда, будучи уверенным в том, что кочевники – твои враги? А уйдешь ты, зовя нас друзьями. - Потому что алитарцы лгали, описывая вас. - И снова ты ошибаешься, - на сморщенном лице старухи заиграла загадочная полуулыбка. – Ведь они сказали тебе Свою Правду. - Если это так, разве это не значит, что слова Раэма и Вирго – ложь? - Не значит… И они не лгали тебе. Гаал посмотрел на шаманку потерянным взглядом окончательно сбитого с толку человека. Старуха скрипуче хихикнула и продолжила насмешливо, как смеется взрослый над забавной глупостью маленького ребенка. - Ты ищешь Истину, а не правду. То, что было, а не то, что видел твой народ или любой другой. Тебе стоит осторожнее обращаться со словами, выбирая то, что именно ты хочешь найти. Истины у меня нет. Но я могу рассказать тебе правду. Мою Правду и Правду моего народа. О чем ты хочешь спросить? Слова старухи словно сплетали разбегающиеся мысли Гаала в крепкую и прочную паутину. Она лишь подтвердила все тревожные опасения подземного жителя о том, что мир Эи вовсе не так целостен и устойчив, как кажется на первый взгляд. Отсутствие единой истории, разросшиеся вглубь народы, отстранившиеся от своих соседей, войны и конфликты, где каждый в поисках своей правды не находит Истину. Недостаточно лишь одного вопроса и одного ответа. Понадобится еще много шагов, чтобы достичь видения всей картины мира. - Расскажи мне о магах, - уверенно произнес подрывник, озвучив единственную действительно волнующую его мысль. - О магах значит… Я знаю эту историю лишь понаслышке. Силины поведали нам о том, что произошло на континенте за время нашего путешествия по Мертвой реке. Это было десять лет назад. Прошло не так уж много времени, но проклятая война уже практически забыта. Народ магов истреблен и некому оплакать его гибель. Гаал завороженно слушал, стараясь не упустить ни единого слова, шелестом слетавшего с темных узких губ шаманки. - Война посеяла раздор между Эмеральдом и силинами, и укрепила союз Силиниэнда с Алитаром, ввергая мир в опасную пору, когда другая, еще более кровопролитная война может начаться в любой момент. Король, который так боялся войны, первый же и развязал узел, сцепляющий народы Эи в единое целое, выпустив на волю страх, недоверие и отстраненность. Война десятилетней давности не закончится до тех пор, пока утраченный элемент гармонии не вернется в мир. - Элемент гармонии – это магия? – Гаал произносил это слово с трепетным благоговением перед таинственной силой, неизвестной и загадочной. Старуха кивнула и сухо закашлялась, зябко поежившись и крепче завернувшись в свой пыльный дорожный плащ. - Разве она может вернуться? Маги истреблены. Старейшины силинов однажды умрут, а их дети не знакомы с магией и отвергают ее. Только вы, кочевники, еще несете в себе задатки этой древней силы. - Магия вернется, и отнюдь не кочевники станут этому причиной. Магия моего племени лишь крошечная крупица, песчинка в бескрайней пустыне магии истинной, дарованной Эей нашему миру. Нет, магия не исчезла навсегда. - Вы не настоящий маг, верно? – изгнанник Алитара посмотрел в глаза старухи и прочел в них молчаливое сочувствие. Шаманка искренне сожалела о том, что не могла оправдать надежды Гаала, обескураженного безрезультатными поисками магии. - Я всего лишь старая шаманка из племени пустынных кочевников, - мягко прошелестела древняя дикарка. Алитарец замер, полностью погрузившись в гипнотическое оцепенение, навеянное голосом, напоминавшим треск полуночного костра и перешептывание песков в предрассветной тиши. - Ты так и не раскрыла мне всей правды, - наконец собрался с мыслями Гаал, и его голос прозвучал надломлено и глухо, словно он только проснулся от вековечного сна. - Сначала ответь, что знаешь ты. - О войне? – быстрый, едва заметный сухой кивок пригласил собеседника продолжить рассказ. – Я знаю, что Король Эмеральда был вынужден вступить в войну с магами, потому что те представляли великую опасность. Их силы во многом превосходили силы остальных народов Эи. Маги вели войну безжалостно и хитро, они скрывались и нападали исподтишка, и Королю Альберту не оставалось ничего, кроме как уничтожить магов, всех до единого, выжечь все их земли дотла. Поток слов Гаала был прерван судорожным мертвым смехом, напоминающим кашель, сотрясавшим все завядшее скрюченное тело древней шаманки. Подрывник вздрогнул, по спине пробежали колючие мурашки, все нутро алитарца сжалось от холодного смеха старухи. Та, отсмеявшись, лишь запахнулась в плащ, оправляя свой потрепанный наряд, и хрипло проскрипела: - Маги и не пытались сражаться. Король Эмеральда застал их врасплох. Луксор, Иддл и Виргория оказались абсолютно беззащитны перед лицом вооруженного до зубов и могущественного врага. Маги не могли воевать. Используя свою внутреннюю силу, они так же и легко устают, и тогда становятся практически полностью беспомощны. Этим и пользовались «храбрые воины» Эмеральда. Это была не война, а кровавая бойня. Сожженные дотла столицы еще не скоро вновь покроются цветами, а прах магов еще не успел развеяться по ветру и все еще лежит на пыльных искореженных огнем дорогах. Славная победа Эмеральда была и самой гнусной его победой. Вот моя Правда, мальчик, Правда о войне, - старуха вновь закашлялась и замолкла. Гаал смотрел на нее печальными понимающими глазами. Он предполагал, что учебники Эмеральда лгали, сейчас он лишь услышал подтверждение своих догадок. Народ, которому принадлежал Джек, нет же, его отец, Король Альберт уничтожил расу магов, следуя какой-то своей нелепой прихоти. Так гармония Эи была разрушена одним человеком. Изгнанник Алитара молчал. Слова застряли у него в горле, и он, словно вновь оказался в одинокой тьме, в дань памяти погибшим в катастрофе магам. Он словно взаправду слышал звенящий в ушах крик сгорающих заживо людей, словно наяву видел брызги пламени, танцующие на обугленных телах, ощущал жар разгоревшейся войны. - Теперь тебе известна моя Правда, мальчик. А что ты будешь делать с этим знанием – решать только тебе, - скрежет старческого голоса разорвал представшую перед глазами Гаала картинку, выхватив его из памяти минувших лет. Подрывник, невидящими глазами, глядящий вдаль, вздрогнув, очнулся, и взгляд его прояснился и обрел осмысленность, остановившись на умных колючих глазах старухи. – Тебе пора идти, мальчик. Тебе и твоим друзьям. Гаал моргнул, и гипнотическое оцепенение окончательно слетело. Подрывник перемялся с ноги на ногу, возвращая силы в потерявшие всякую живость конечности, словно увязшие в липком болоте скрипучего завораживающего голоса старухи. Алитарец медленно отошел от шаманки, продолжая глядеть в вишневые глаза, принявшие его взгляд незримой паутинкой, сплетенной цепкими, как паучьи лапки, речами старухи. Гаал резко шагнул назад и повернулся кругом, обрывая нить, сковавшую взгляды. - Спасибо, что рассказала мне правду, - не оборачиваясь, спрятав глаза за полуприкрытыми веками с сетью белых ресниц, незаконный Генерал покинул логово пустынных шаманов, сухо поблагодарив старую кочевницу. Иначе уйти от паутины, опутавшей все его сознание, было невозможно, а останавливаться было нельзя. Гаал должен был двигаться дальше. Костер перестал игриво взметать ввысь искры пламени в дань сияющей в темной дыре небосвода луне, он лишь лениво тлел среди сухих веток пустынников, и изредка в темной глубине костра загорались красные огненные точки, напоминающие жгучие угольки глаз древней шаманки. Этот костер будет гореть всю ночь до утра, пока друзья не закончат обсуждение планов и не придут к соглашению. Только после этого уставшие путники разойдутся и лягут спать, чтобы проснуться на рассвете вместе с кочевниками и вновь пуститься в дальнюю дорогу.