Потерянный Генерал

Часы медленно тянулись. Утро едва-едва начало зарождаться, и время, что так быстро пролетело до этого значительного дня, с трудом уместившее в себя подготовку, разведку и разработку планов, теперь словно застыло в ожидании бури. Эмеральдский принц должен быть доставлен в Тираат на закате. То, что успели выяснить повстанцы, позволяло им успешно использовать тех людей, что были в их распоряжении. Стратегия, придуманная для удачной перевозки принца была почти безупречна, но и в самой идеальной стратегии непременно существуют изъяны, которых быть может и невозможно найти на бумаге. Формально, будущий супруг Генерала доставлялся прямиком в Тираат, посредством Великой Реки, на деле же город и порт были отделены друг от дуга еще десятком километров, включающих поля, леса и пару селений. Путь лежал по широкой проездной дороге, нередко подвергавшейся нападениям пригородских разбойников. Путями воров и грабителей и решили воспользоваться повстанцы. Карета с принцем непременно должна была проехать по этой дороге, единственному пути, соединявшему Тираат и порт на Великой Реке. Едва из городка на побережье примчались гонцы, как все повстанцы, участвующие в операции были готовы. Ни один из лидеров не сомкнул и глаз в ночь ожидаемого прибытия Жана. Предрассветные сумерки еще не выпустили солнце из сонных объятий, и воины собирались впотьмах. Тихий звон сбруй и доспехов наполнил ветхую пыльную улочку в городских трущобах невиданной ею доблестью и зовом приключений. В ночь уходил крошечный отряд из десятка человек. Мимо промелькнул огненный костерок рыжей макушки Джека. Юноша неуклюже суетился, разыскивая обмундирование себе по росту. - Помоги застегнуть, - по-детски чистыми глазами глядел на Гаала Джек, норовя повернуться к нему боком, чтоб немедленно приступить к пристегиванию соскальзывающего наплечника, трепетно, словно он был хрустальным, придерживаемого им рукой. Эта битва была первой на памяти Джека. Никогда раньше он не облачался в доспехи. Гаал посмотрел на него, уже взбираясь в стремена, и так и застыл, не добравшись до седла. - Он тебе не понадобится, - мужчина отодвинул пальцы Джека, касаясь холодного металла брони. Юноша округлил глаза в удивлении и открыл было рот, чтобы возразить. - Ты остаешься здесь. Слишком опасно брать тебя с собой, - отрезал Гаал, предрекая дальнейшее возмущение. - Но как же… Это ведь мой брат. Я должен там быть. - Прости, Джек. Но это поле боя, я не могу рисковать тобой. Мико! Иди сюда! – Гаал развернулся в ночь, разрезая темноту зовом. Он понимал, что Джеку придется нелегко сейчас, бездействие и незнание будет грызть мальчика изнутри, но брать его с собой – значило открыть противнику свою слабость. Когда-нибудь подрывник сможет объяснить это Джеку, но сейчас он слишком спешил, чтобы поведать свои мотивы. Мико вынырнул из тени и взял Джека под руку, мгновенно поняв, что происходит, как мальчик мальчика он понимал, что творится в юной душе принца. - Позаботься о нем, чтобы он не наделал глупостей, - вскакивая в седла произнес Гаал, надевая поверх белых волос шлем. - Конечно, мы будем ждать вестей тут, - улыбнулся Мико, оттаскивая Джека из-под копыт встревоженного коня, отбивающего дробь по пыльной мостовой. - Я поеду с вами. Мне надо, - сделал последнюю попытку рыжеволосый принц, спешно привязывая наплечник к худому плечу. Ремешки не слушались, и доспех бесполезной грудой металла повис на груди юноши. - Я привезу твоего брата живым и невредимым, - спокойно проговорил Гаал, стараясь не обращать внимания на мольбу в голосе эмеральдца, следя за его тщетными попытками приладить наплечник ровно. Мужчина отвернулся, чтобы больше не смотреть в эти зеленые смелые, но грустные, полные юношеской бравады. – Пожелай нам удачи. Джек всхлипнул и безвольно обмяк в руках Мико. Мальчик с одуванчиковыми волосами поддержал юношу и уверенно поставил его на ноги. - Удачи, - подал пример эмеральдскому товарищу юный повстанец. - У-удачи, - улыбнулся Джек, благословляя повстанцев на тяжелый бой. Кони тронулись, и десятки копыт застучали по мостовой, увязая в пыли затхлых трущоб. Лязг и цокот постепенно удалялись, уступая место предутренней тишине, поглощавшей все звуки, как гигантская туча перед надвигающейся грозой. Вскоре звуки окончательно исчезли, оставив троих юношей в давящей одинокой тишине. Им оставалось только ждать, пока закончится сражение, и вернутся назад бравые воины. А повстанцы мчались навстречу судьбе, и рассвет воскресал у них на пути. Мгла отступала, и кони все бодрее бежали, звеня сбруями и подымая пыль столбом на разбойничьих тропах. Поле осталось позади, уступив место тени леса. Нырнув под сень редких деревьев, путники углубились в зеленую рощицу, перечеркивающую поля кудрявой полосой. Свежие молодые листья шуршали над головой, одуваемые легким весенним ветром. Прохладное солнце раскалено-белого цвета пробивалось лучами меж темных ветвей. Щебет непугливых птиц, не ведающих целей случайных прохожих, звенел в глубине рощицы. На окраине леса всадники оставили лошадей, спрятав их среди зарослей. Воины так же разметались по кустам, выжидая, пока на дороге, ведущей в Тираат, появится карета с юным принцем, являющимся целью повстанцев. Время словно замерло, и даже дикие птицы оборвали свои трели. В лесу воцарилась напряженная тишина, в которой можно было различить даже тихое жужжание знойного солнца с треском, подобным искрам костра, отбрасывающим на землю лучи, разбивающиеся о дорогу и поднимающие сухую горячую пыль. Мир застыл. Повстанцы усиленно вглядывались в даль, туда, где дорога исчезала за холмом, и начинался порт. Казалось, их глаза навеки застыли хрустальными немигающими стеклярусами, высохшими на солнце, как у пустынных змей. Сначала из-за холма поднялся столб пыли, заставивший остекленевших воинов ожить. Темнеющее пятно на холме возрастало, а затем выкатилось на дорогу, захватив широкую полосу вплоть до убежища повстанцев. Шум нарастал, напряжение усиливалось. Колеса кареты весело стучали, и камни разлетались из-под железных ободов, дробью гремя по пыльной дороге. Копыта коней цокали, доспехи десятков всадников звенели, нагретые на солнце латы отсвечивали, отбрасывая солнечные зайчики, отчего процессия обретала нарядный праздничный вид. Двуколка темного цвета с занавешенными окнами казалась совсем крохотной, окруженная десятками всадников. Сквозь траурный драп невозможно было различить человека внутри повозки. Карету словно окутывала непроницаемая тень секретности и загадки. Вдоль кустов прокатился шепот, сопровождаемый шелестом листьев и хрустом веток. Зелень шуршала в напряженном ожидании. Беспокойные глаза воинов нетерпеливо обратились к Вайду. Лидер повстанцев все еще вглядывался вдаль. Наконец, Вайд поднял руку вверх, призывая последователей к вниманию. Резкий рывок ладонью разорвал тишину, наполнив ее громким треском, словно крупный зверь ломился через чащу. Повстанцы выскакивали из своих убежищ. Кони заржали, опередив своих хозяев в реакции. Этот миг многого стоил для королевской свиты. Повстанцы успели оседлать спрятанных в лесу лошадей и помчаться во весь опор на эскорт наследного принца. Крепко стиснутые в белеющих от напряжения пальцах копья, взведенные в боевую позицию, напряженные челюсти, сжатые зубы. Из-под боевых шлемов сверкают бесстрашные глаза воинов. Опешившие в первую секунду стражники моментально оправились от удара, но даром он не пропал. С начала боя противники уже были оттеснены. Взыграла кровь доблестных воинов, все инстинкты обострились, а навыки потомственных солдат, обучающихся годами, не позволили стражникам проиграть в самом начале битвы. Они отступили, но не сломались. Повстанцам требовалось куда больше техники и практики, чтобы моментально реагировать на малейшие изменения в тактике врага. Они не умели столь быстро перестраиваться, и их численность оставляла желать лучшего. Кроме того, у повстанцев был еще один сильнейший недостаток, легко бросающийся в глаза с первого взгляда на незатейливое войско. Бунтари во всем подчинялись своему лидеру… Казалось бы, в чем тут промах. Но это было явным упущением, сообразил это Вайд впоследствии. Воины слушались его беспрекословно, из-за этого они лишались той маневренности, которую могла обеспечить им их малочисленность. Бунтари непрестанно оглядывались, выискивая в пылу битвы командира, сражающегося рука об руку с ними, ожидая от него сиюминутных приказов, которыми он не всегда был в состоянии вовремя их снабдить. Отряд производил довольно неуклюжее впечатление, и если бы они стремились силой отвоевать карету, повстанцы потерпели бы неминуемое поражение, но цель их была лишь отвлечь врага и позволить главному козырю вступить на игровое поле во всей красе. Гаал вышел в бой пешим. Шлем на его голове надежно укрывал лицо от посторонних глаз, но после первого же удара, он стал бесполезен. Слава Истинного Генерала шла далеко впереди ее обладателя. Мгновение. И на арене образовалась брешь, пробитая градом камней, подчинявшихся Подземному Властелину. Воины боялись подходить к человеку, обладающему сверхъестественной мощью, теперь хозяином битвы был Гаал. Заминка длилась недолго. Солдаты королевской стражи, подгоняемые приказом, ринулись в бой, атакуя новоприбывшего. Тот, шутя, отражал бесполезные атаки. Вздымая вверх камни, раскурочивая поверхность дороги, Гаал легко разорвал круг воинов, намеревавшихся заблокировать его одновременным захватом со всех сторон. Солдаты королевской стражи жалкими горстками валились с ног, убегали, желая скрыться от каменных обвалов, но и там им не было спасения. У края поля боя их добивали повстанцы, благоразумно посторонившиеся, чтоб не попасть под вихрь камней, взметнувшийся по велению их товарища, не видящего в пылу битвы, кто друг, а кто враг. Маневр повстанцев позволил сосредоточить внимание противника на Гаале, но он был не единственной главной фигурой в плане революционеров. Пока повелитель камня устраивал шквал в центре битвы, подминая под себя вражьих всадников, Вайд, спешившись, юркой тенью подбирался к карете. Редких солдат на своем пути он моментально гасил из бесшумного арбалета, не рискуя использовать меч, поднимать звон и задерживаться, устраивая дуэль на мечах. Вайд неслышно скользил по внешнему кругу сражающихся. Впереди он видел лишь темный силуэт кареты, свою цель, остальной мир словно погас, утратив краски. Воины проносились мимо, их движения представлялись лидеру повстанцев замедленными, словно битва происходила в воде, по ушам беспрерывно бил звон ударов, так, что полукровка будто оглох или слышал битву из-под одеяла, утопившего все внешние звуки. Уже у кареты его догнал пеший воин, видимо давно следивший за его перемещениями. Он напал со спины, и лидер повстанцев едва успел отскочить. В арбалете, прикрепленном к руке, кончились стрелы, запасные висели на бедре, слишком долго, чтобы Вайд успел их достать. Отразив удар мечом, полукровка вступил в бой. Мальчик, сражающийся с ним, не был опытным воином. С самого начала он пропустил пару простых ударов, исход был уже предрешен. Вайд вырубил солдата ударом меча плашмя, не желая пачкать руки в крови юного стражника. Мальчик обессиленно рухнул под ноги повстанца, тот лишь молча потянулся к ноге за стрелой, чтобы перезарядить зацепленный ремнями на предплечье арбалет. Кровь, стучащая в висках, постепенно восстанавливала свое мерное течение, а сбитое дыхание успокаивалась. Лежащее тело не вызывало у Вайда никаких эмоций. Это была лишь одна из тех жертв, необходимых для достижения цели. Полукровка перешагнул тело и резким рывком отворил дверь заветной кареты. Изнутри на него обрушился сладостный аромат таинственных пряностей. После яркого солнечного дня, драпированное помещение двуколки казалось очень темным, и силуэт человека, мостившегося на краю сиденья у противоположного окна казался чернильным пятном в окружающей темноте. Человек со скучающим видом не обратил на Вайда, распахнувшего дверь кареты, никакого внимания. Повстанец почувствовал странное волнение и неуверенно шагнул внутрь таинственной двуколки, протягивая руку, чтобы дотронуться до завернутого в черный плащ человека и вырвать его из томительного оцепенения. Едва Вайд вступил во мрак двуколки, как дверь за его спиной шумно хлопнула. Повстанец обернулся, искренне надеясь, что дверь захлопнулась от налетевшего порыва ветра, но сердце его рухнуло, когда створки кареты не поддались толчку его руки и не отворились. Холодея, Вайд обернулся и уставился на человека в мрачном плаще. В этот момент он уже знал, в какую ловушку угодил. Чернильный силуэт медленно повернулся. Темноту одежд прорезало бледное лицо с замершей на тонких губах улыбкой.