Крылья бабочки

Сад у особняка на улице Сен-Антуан никогда не привлекал Анжелику. Он был спланирован в том же мрачноватом старинном стиле, что и дом – темно-зеленый плющ и серый торжественно-тяжелый камень, казалось, навеки заключили там союз. За все время, пока Анжелика жила тут, она заходила внутрь всего несколько раз; в пасмурную погоду и осенью это место и вовсе нагоняло на нее уныние. Слуги говорили, что, будучи холостяком, маркиз дю Плесси любил устраивать там карточные партии, и шепотом добавляли, что там частыми гостьями бывали и женщины, и платили за долги они отнюдь не звонкой монетой – на этом месте пересказывавшая сплетни Барба скорбно сдвинула брови, но ничего не добавила. Анжелика сделала вид, что ничего не заметила – какое ей дело, кого и зачем водил сюда Филипп, пока они не были женаты. Продвигаясь по дорожкам, выложенным гладким гранитом, Анжелика замедлила шаг, рассматривая попавшуюся на глаза статую. Беломраморный Дионис с кувшином выделялся из строгой атмосферы ниспадающего плюща и выглядел так, словно забрел сюда случайно. Было похоже, что кто-то из хозяев велел поставить сюда греческого бога, чтобы тот напоминал ему оставшийся в провинции родовой замок. Интересно, кто же мог быть таким сентиментальным – кто-то из родителей Филиппа или же сам Филипп? Оглядевшись, Анжелика обнаружила еще несколько белых статуй – и около одной из них на каменной скамье спиной к ней сидел Кантор. Остановившись неподалеку, она некоторое время смотрела на него, чувствуя, как сжимается сердце: материнская слепая любовь боролась в ней с рассудком. «Матери должно отпускать детей», - твердила она себе, готовая разрыдаться от бессилия. Ему всего девять – а он готов выпорхнуть из гнезда и попробовать пока еще слабые крылья. А если он разобьется? – Сын мой, - позвала она, стараясь, чтобы в голос не прорезались слезы. Кантор обернулся и живо поприветствовал мать. – О чем ты думаешь? Кантор снова взглянул на статую, и его глаза на миг снова заволокло туманом – он будто бы видел сквозь мраморную хрупкую сильфиду, наклонившуюся к воде крохотного пруда. – Ни о чем, - он пожал плечами и тронул струны гитары – так же бездумно и рассеянно, как если бы поправлял волосы. – Месье де Вивонн просил меня сыграть его гостям после обеда, я повторял слова песни. – Месье де Вивонн… - она опустилась на скамью рядом с ним. – Я как раз хотела поговорить с тобой об этом. На войне тебе не придется вспоминать песни, ты ведь понимаешь это, мой дорогой? Турки не испугаются твоей гитары. – Конечно, понимаю, матушка! – Кантор сдвинул брови и расправил плечи. – Ты считаешь меня недостаточно смелым? – Боже, нет, конечно, нет, – Анжелика провела рукой по плечу мальчика, борясь с желанием прижать его к себе. Отчего он так быстро вырос, ведь совсем недавно она могла легко взять его на руки, закутанного в пеленки?... – Но ты еще слишком мал, чтобы идти на войну. – Маршалу дю Плесси было немногим больше, когда он стал военным, – возразил Кантор и снова неосознанно тронул струны, взяв неслышный аккорд. – Откуда ты знаешь? – Он сам сказал, – Кантор глянул на нахмурившуюся мать с легким удивлением. – Он разговаривал с тобой? – сбитая с толку Анжелика покачала головой. – О чем? – О том, куда я хочу поехать, – объяснил Кантор. – Неделю назад месье маршал вызвал меня к себе и спросил прямо – наверное, ему сказал месье де Вивонн… – Я, – медленно и задумчиво проговорила Анжелика. – Ему сказала я. Она провела пальцем по каменной скамье. Как так вышло, что отчим, едва замечавший сыновей жены, решил поговорить с Кантором, хотя она не просила его об этом? Ей нужны были гарантии в отношении Вивонна, только и всего. Она с удивлением поняла, что привыкла считать, что дети ее боятся Филиппа как огня – перед внутренним взором тут же встала ужасающая картина в Плесси: разъяренные псы и перепуганные дети. Однако сейчас она вспоминала, что оба сына восприняли переезд в мрачный особняк совершенно спокойно. – О чем еще он говорил с тобой? – Что я должен быть сильным и внимательным. И больше упражняться в фехтовании. – Кантор пожал плечами, легкая тень грусти упала на его лицо. – А когда я вернусь из похода, месье маршал пообещал научить меня стрелять так же метко, как он… Вы отпустите меня, матушка? Анжелика в легком смятении смотрела на сына. Его светлые глаза горели, щеки разрумянились и… да, когда он произносил имя Филиппа, что-то менялось в его взгляде, – будто он говорил о кумире. Она невольно вспомнила рассказ Филиппа. Два светловолосых мальчика, которым было суждено слишком рано стать взрослыми… или же это ей кажется, что в девять лет будущий мужчина еще ребенок? – Конечно, – со вздохом произнесла она. Господь да сохранит ее малыша на его пути… Она наклонилась и поцеловала Кантора в лоб, отведя ладонью светлые кудри. –Твой отец бы гордился тобой. – А каким он был, матушка? – Кантор тут же вскинул светло-зеленые, прозрачные, как море, глаза, пытливо вглядываясь в ее лицо. – Вы никогда не говорили. Он погиб? Анжелика прикусила губу. Она не была готова к этому вопросу. – Злые языки и зависть погубили его, – медленно, подбирая слова, произнесла она и поняла, что вновь испытывает боль, а ведь ей казалось, что рана зажила… – Он был великим человеком, Кантор. Она вдруг поняла, что не может найти слов, чтобы описать Жоффрея –раз уж его сыну было не суждено увидать отца, как можно рассказать словами, каким он был,? Любящим, насмешливым, умным, утонченным? – Он был похож на маршала дю Плесси, – вырвалось у нее, и она прикрыла рот рукой, сама изумленная и пораженная своими словами. Разве могли быть на свете два настолько разных человека… и настолько похожих? – Да, был похож, – повторила она уже тверже. – Они оба – настоящие дворяне. Они оба – настоящие… Во второй половине дня, когда весь двор находился в Зеленом театре и аплодировал Мольеру, Анжелика почувствовала себя одинокой. Разговор с Кантором успокоил ее разум, но не сердце – сердце тосковало по покидающему гнездо сыну. К тому же, прислушиваясь к себе, Анжелика убеждалась, что в ней жила и другая печаль – сродни той, что заставляет маяться бессонными ночами от неразделенной любви. Молодая женщина захлопнула веер и начала осторожно пробираться сквозь толпу. Филиппа она нашла в обычном месте, прислонившимся к мраморной колонне – как правило, представления он предпочитал смотреть именно там. Некоторое время она, оставаясь незамеченной, смотрела на его профиль и недоумевала – как ее, так обожавшую жизнь, угораздило отдать свое сердце ледяному божеству войны?! И тут, словно наяву, она услышала голос Кантора: «Каким был мой отец? – Он был похож на маршала дю Плесси.» Сейчас эти слова уже не застали ее врасплох, как днем, а вызвали странную, похожую на облегчение нежность – будто привязанность Кантора снимала с ее плеч некую вину или тяжесть. Вокруг засмеялись и захлопали; мельком кинув взгляд на сцену, Анжелика подошла к Филиппу и осторожно взяла его под руку. – Вы? Вы здесь? – он повернул голову и грозно нахмурил брови. – Что вам тут надо, позвольте узнать? – Ищу кое-кого, – с нарочитой смиренностью ответила молодая женщина; ладонью она чувствовала тепло его тела под тканью. – Вы не видели моего мужа? Филипп поперхнулся от неожиданности, но Анжелика видела, что цель достигнута – на его лице появилась и тут же исчезла усмешка. – Зачем же он вам понадобился? – Зачем может понадобиться муж жене? – ответила она вопросом на вопрос, не сводя глаз со сцены. Филипп напрягся, и она вдруг вспомнила разговор, который случился, казалось, давным-давно: да, они стояли так же в обнимку, только его руки напоминали стальные обручи… – Чтобы попытаться снова испортить ему жизнь? – предположил Филипп едко, но в его голосе продолжала звучать тщательно скрываемая усмешка. – С такими воззрениями вам стоит обратиться к месье Мольеру – наверняка его привлечет такой сюжет. – И каким же, по-вашему, будет поучительный финал? – теперь Филипп откровенно забавлялся. – Строптивая жена потерпит поражение? – Вы опять о войне, - заметила Анжелика с улыбкой. – Может, и потерпит – но не раньше, чем муж прекратит самодурствовать. – О! Уже самодур! – Филипп поднял брови с ироническим выражением. – Так зачем же вы искали его? Снова попросить поговорить с кем-то? Анжелика мечтательно улыбнулась: – Если бы я могла, я бы попросила его поговорить со мной… – С вами? – Филипп замялся, словно ее слова застали его врасплох, но быстро испустил короткий смешок: – Боже мой, мадам, неужели вы тоже собрались на Средиземное море воевать с турками? – А если и так, вы бы стали скучать по мне? – все еще улыбаясь, Анжелика прильнула щекой к его плечу и подняла на мужа затуманенный взгляд. Так и не ответив, Филипп отвел глаза; казалось, его вниманием полностью завладел спектакль. С легким вздохом молодая женщина последовала его примеру.