Уроки мастерства

6. Гингема. Когда Урфин поздним вечером вышел к пещере, колдунья уже ждала его. Камин пылал, кресло было придвинуто поближе к огню, а на коленях у Гингемы лежала волшебная книга. Урфин подошел ближе, вынул из мешка обруч и положил его перед колуньей. Та подняла взгляд. Некоторое время они молча смотрели в глаза друг другу. — Ты прошел второе испытание, Урфин Джюс, — медленно проговорила Гингема, не отрывая от него взгляда. – Честно сказать, я не ожидала, что ты справишься. Она и в правду не думала, что ему повезет остаться в живых, и теперь хотела понять его силу еще больше. — Когда будет третье? – сухо спросил Урфин. – Я могу хотя бы поспать перед ним? — У тебя будет время не только выспаться, — ответила Гингема. – Завтра ты отправишься на болота на змеями. Потом наведуешься в Когиду, мне нужно кое-что передать Прему Кокусу. А там видно будет. Мне нужно подумать, каким должно быть третье испытание. — Тогда я отправляюсь домой, — сказал Урфин. – Завтра утром я… — Нет, — сухо ответила колуднья. – Ты останешься здесь. Спать можешь на топчане в этой пещере. Поесть тебе принесут птицы. Урфин пожал плечами: — Как будет угодно. Он сел в соседнее кресло и уставился в огонь. Гингема смотрела, как отблески пламени мерцают в его темных глазах, и думала о том, что это все-таки неплохо – то, что он остался в живых. Это даже чертовски хорошо. Еще никогда ни один человек не радовал ее тем, что остался в живых. Гуамоколатокинт, сидевший на спинке кресла Урфина, неодобрительно покачал круглой головой, заметив откровенный взгляд, брошенный колдуньей на Урфина. Слишком откровенный, пожалуй. *** Недели потекли быстро. Жевуны, узнав, что Урфин Джюс стал помощником страшной колдуньи, теперь начинали дрожать при одном его появлении, наполняя окрестности мелодичным перезвоном бубенчиков на шляпах. Они и так-то не слишком благосклонно относились к угрюмому мастеру, а теперь и вовсе уверились в том, что от него одно только зло. Урфин несколько раз ходил на болото, молча притаскивая колдунье корзинки со змеями. Он мастерил хитроумные ловушки – потому что Гингема предпочитала ядовитых. Жаб можно было спокойно ловить руками, но рисковать своей жизнью ради завтрака колдуньи Урфин не собирался. Один раз его все-таки цапнули, и Урфин уже совсем было простился с жизнью, как прилетел филин со склянкой в лапах. Молча протянул ее Урфину и велел выпить. Урфин был филину благодарен, но долго злился на колдунью за то, что она, как ему показалось, не проявила к его страданиям ни малейшего интереса. Откуда ему было знать, сколько именно склянок с волшебными снадобьями разбила Гингема, торопливо готовя для него зелье противоядия, которое должно было быть исключительно свежим? На следующий день после того, как Урфин приковылял с болота с распухшей ногой и в лихорадке, Гингема словно забыла о нем. Она ходила в передней пещере, что-то готовила в котле, бормотала себе под нос и ругалась на филинов. Потом Урфин услышал, как к ней кто-то пришел, судя по голосам — женщина, и что-то требовала от колдуньи, то и дело срываясь ни визг. Урфин усмехнулся про себя — сумасшедшая старуха, кто же так с колдуньями разговаривает… С каждым днем Урфина все больше охватывала тревога: Гингема словно забыла, что Урфин хотел вовсе не жаб ловить. Ему приходилось чистить котлы, заниматься прочей работой, а она погрузилась с головой в старые книги, проводя за ними почти все дни. Урфин решил, что Гингема раздумала делиться с ним колдовской наукой, а спросить напрямую не решался. Но с каждым днем нерешительность таяла – какой смысл бродить по болотам, подставляя свои лодыжки под змеиные зубы, если нет шансов получить то, на что рассчитываешь? День утекал за днем, словно мелкий речной песок сквозь пальцы. Каждый вечер они молча ужинали в пещере, а потом сидели возле камина, думая каждый о своем. Гингема листала книги, Урфин смотрел в огонь. Его профиль, больше всего похожий на силуэт хищной птицы, отбрасывал на стену темную четкую тень. Урфин не видел, что время от времени Гингема поднимает лицо от книжных страниц и смотрит на него, не отрываясь. Она была приятно удивлена тем, что он умеет молчать. И что имеет терпение не просить у тех, кто сильнее — это дано не каждому. Он совсем не был похож на жевунов – словно принадлежал другому миру. В один из вечеров, разглядывая его профиль, Гингема поняла, что готова поделиться с ним тем, что знает. Чтобы потом вместе положить мир к ногам. Урфин был на это способен, она видела его решительность, его упорство, его способность планировать и идти к поставленной цели, сворачивая на пути все, что мешает ее достигнуть. Она видела, что он умеет трезво оценить ситуацию и отступить, если силы заметно неравны, и что способен рискнуть, если выгода того стоит. Она видела, что он не боится работы, и что его желание овладеть колдовством с каждым днем только крепнет. А ею, в свою очередь, теперь овладевали совсем странные мысли. *** Гингема со стуком захлопнула книгу, отложила ее на столик и поднялась. Прошлась по пещере, постояла возле камина, то усиливая, то ослабляя пламя. — Завтра будет третье испытание, Урфин, — сказала она. Урфин помолчал мгновенье, а потом сухо ответил: — Хорошо. Что я должен буду сделать? Он поднял взгляд, чтобы увидеть ее лицо. Она смотрела на него темными глубокими глазами, в которых горел огонь – но вовсе не пламя камина, к которому она сейчас стояла спиной. Урфин подумал, что она все еще сама не выбрала, чего бы такого от него потребовать. За прошедшие несколько недель он привык к ней, и она вовсе не казалась ему злой колдуньей. Он и раньше ее не боялся, а теперь и подавно: вспоминая, что рассказывали о волшебницах Стелле и Виллине, он все с большим и большим трудом находил разницу между ними. Все они воспринимали людей отдельно от себя – как некое стадо, которое нуждается в управлении и заботе. Управление и заботу каждая понимала по-своему, но суть-то была одна. Стелла, говорят, как-то даже не погнушалась лишить Болтунов речи, чтобы не болтали. Впрочем, с тем, что люди нуждаются в пастухе, Урфин и сам был согласен. Гингема стояла перед ним, слегка раскачиваясь на каблуках, и не отрывала откровенного взгляда от его лица. Урфин сглотнул, ощущая в груди легкий холодок. Он не видел ее такой, какой видело большинство жевунов: им, боявшимся колдунью до стука зубов, она представлялась старой и страшной. Он видел ее совсем другой. Настоящей ли? А какая, собственно, разница? Пламя, ярко пылающее в камине за ее спиной, освещало ее темный силуэт: ее плечи, тонкую талию, узкие бедра, обтянутые темным переливчатым бархатом, меняющим оттенок от синего к зеленому. — Все зависит от того, что ты выберешь, мастер, — мягко сказала Гингема, подходя к нему ближе. — Это зависит от того, из чего придется выбирать, — неожиданно для себя ответил Урфин, завороженный ее плавными движениями. — Кто знает, что будет завтра? – спросила Гингема, и в ее голосе, казалось, послышался шелест листвы, по которой ползет змея. – Может, я попрошу тебя разрушить Изумрудный Город. Может – принести мне главные часы из Страны Подземных Рудокопов. Может – слетать на Луну. Может – убить человека, — она подходила все ближе, и наконец остановилась возле кресла Урфина, касаясь платьем его коленей. — Это все будет завтра, — хрипло ответил Урфин. У него были женщины и раньше, но это были самые обыкновенные жевуньи – недалекие, хихикающие, смущенно натягивавшие одеяло до самых глаз и встречавшие его в постели в ночной рубашке с кучей оборок до самых пяток. Да и это было давно, на заре его юности, когда он был менее угрюм и еще не заработал свою странную репутацию. — Тебе все равно, что это будет? – спросила Гингема, проводя ладонью по его щеке, по плечу, по груди. — Я… — Урфин запнулся, чувствуя, как горит кожа там, где колдунья к ней прикоснулась. – Я не знаю. Он поднял руку и накрыл ее ладонь своей. У нее оказались сухие, горячие пальцы. И такие же губы – сухие, горячие. И острый маленький язычок, который проник в его рот в ответ на его вольность, когда Урфин притянул ее к себе на колени. В первое мгновение он мимоходом подумал, что сейчас она щелкнет пальцами и превратит его в жабу или крысу, но колдунья запустила пальцы в волосы у него на затылке и теснее прижалась к нему. — Это тоже испытание? – поинтересовался Урфин, понимая, что кожаные штаны стали слишком тесными. — Если ты будешь слишком много болтать, — прошептала она, прожигая его темными глазами и проводя пальцами по его губам, — то ты его точно не пройдешь. Урфин нащупал шнуровку ее платья, стягивающую на боку тонкую ткань, и распустил ее. Ладно же. Он еще покажет, что может языком не только трепаться. — Мы могли бы продолжить первый урок в другом месте, — Гингема поднялась и потянула его за собой. Урфин поднялся следом и, несмотря на то, что все еще хромал, подхватил ее на руки: — Мы еще посмотрим, кто кого будет учить, — пробормотал он, чувствуя, как колдунья впивается горячими губами в его шею и вздрагивая от того, что она прикусывает кожу острыми зубами. … Когда они добрались до кровати с высоким балдахином, его льняная рубашка и пояс штанов уже оказались расстегнутыми, а ее платье спущенным с одного плеча. Урфин стянул платье ниже, обнажая тяжелые, как осенние груши, груди с вишневыми шариками сосков, а потом еще ниже, нащупывая под тонким, почти невесомым бельем узкие крепкие бедра. Его рубашка и штаны тоже вскоре оказались на полу, и Урфин, наваливаясь сверху, упираясь напряженным членом в ее бедро, прошептал ей в ухо: — Отличаются ли колдуньи от обычных женщин? — Не больше, чем такие, как ты, отличаются, от обычных мужчин, — улыбнулась она. Ее темные длинные волосы рассыпались по шелковому синему покрывалу, и Урфин чувствовал исходящий от них горьковатый запах полыни. Он склонился к ней, прижимая ее запястья к покрывалу и целуя ее шею, ключицы, грудь, губы. Она проникла языком в его рот, и Урфин чувствовал, как у него кружится голова от внезапного острого возбуждения. Ему было странно и непривычно созерцать обнаженное женское тело, иметь возможность провести ладонью по его плавным изгибам, стиснуть руками мягкие, полные груди. Никаких глупых оборок, только горячая обнаженная кожа. Урфин провел губами по подбородку колдуньи, по шее, передвинулся ниже, чувствуя, как она вцепляется в его волосы, притягивая его голову к своей груди. Он мягко высвободился и передвинулся дальше, касаясь губами ее живота, и еще дальше, спускаясь к лону. Он развел руками ее бедра и медленно провел языком по влажной, горячей плоти так, что Гингема вздрогнула всем телом и стиснула коленями его голову. Но Урфин не стал доводить дело до конца и выпрямился, удовлетворенно наблюдая, как вспыхивают гневом темные глаза и как колдунья закусывает губы. Он снова склонился над ней, прижимая ее к постели своим телом, раздвигая коленом ее бедра, и она с готовностью подалась вперед, вцепившись пальцами в его плечи так, что ногти впились в кожу. Он вошел в нее быстро, даже торопливо, чувствуя, как она притягивает его к себе, царапая кожу на его плечах, как стискивает коленями его бедра и стонет от наслаждения, выгибаясь ему навстречу. — Ты… очень… отличаешься, — прошептал Урфин, задыхаясь, стараясь поймать ее на высшей точке и чувствуя, что сам уже предельно близок к этому. Вдруг она часто задышала и резко привлекла его голову к себе, и он почувствовал, как ее тело сотрясается от бурной разрядки, и в то же мгновение кончил сам. Он вытянулся на шелковом покрывале рядом с ней, прижавшись членом к ее бедру и положив ладонь на ее грудь, высоко вздымавшуюся при каждом вдохе. Он вдыхал полынный запах ее волос и наматывал на палец темные блестящие локоны. Наконец Гингема вздохнула особенно глубоко и, повернувшись набок, сказала со странной улыбкой: — Скажи мне, Мастер… Ты и в самом деле Мастер? Урфин смотрел на нее с угрюмой улыбкой. Пожалуй, мало кто способен улыбаться так, чтобы улыбка казалась угрюмой. Урфин умел. Здесь было темно, пламя в камине еле теплилось, скудного света едва хватало, чтобы разглядеть друг друга. Гингема передвинулась ближе к нему и провела пальцами по его губам: — Мне понравилось. Расскажи мне, Мастер, почему ты не боялся меня? — Может, потому, что не верил в твое безумие? – усмехнулся Урфин. — Или в мое могущество? – Гингема приподнялась на локте, навалившись на Урфина грудью. — Из всех женщин, которые мне встретились в моей жизни, я боялся только свою тетку, — ответил он, глядя прямо в темные, горящие глаза. Гингема облизнула яркие, чуть припухшие губы и спросила тихим, свистящим шепотом: — А почему ты ее боялся? Урфин сухо ответил: — Потому что она была первым человеком, который возненавидел меня так, что я это понял. — Твоя тетка была простым человеком, — сказала Гингема. – Она не была колдуньей. Тебе незачем было ее бояться. — Я прошел испытание? – спросил Урфин. — Оно еще не закончилось, — улыбнулась Гингема и провела ладонью по низу живота Урфина. Когда ее острые ноготки добрались до его члена, Урфин сразу понял – да, не закончилось. — На этот раз, — Гингема приподнялась и через мгновение уже сидела на нем, — я не позволю тебе одержать верх! — Это мы еще посмотрим, — улыбнулся Урфин, скользя руками по ее бедрам и впиваясь пальцами в ягодицы до синяков. – Посмотрим!