Аркадаш

Ребятишки, пересмеиваясь и щебеча, следовали за нами до самой окраины поселения, но держались поодаль и окончательно отстали в полях. А вскоре мой спутник решил, что нам пора сворачивать с тракта. Тот уводил дальше на юг, мы же двинулись на восток по проселочным дорогам мимо фермерских усадеб. Здесь нам еще изредка встречались селяне – в отличие от жителей Игольного Ушка не столько подозрительные, сколько любопытствующие. Некоторые из них даже витиевато здоровались, и на эти приветствия гном с суховатой и сдержанной вежливостью отвечал, хотя в дальнейшие беседы никогда не вступал, несмотря на явное желание некоторых коротышек переброситься словцом. Потом фермы закончились, и мы снова оказались одни среди пустынных холмов и долин. Справедливости ради следует отметить, что окружавший нас ныне ландшафт в сравнении с пустошами, через которые мы шли в предыдущие дни, выглядел куда дружелюбнее. Наш путь лежал вдоль речки, весело звенящей на перекатах, и, сунувшись ради любопытства в прозрачную воду, я обнаружила, что та не такая уж и холодная. Представившейся оказией смыть дорожную пыль было грех не воспользоваться, и я выяснила, что собака, оказывается, неплохо плавает. Во всяком случае, уж точно лучше, чем у меня получалось в моем нормальном теле. Главное было держать нос над водой и работать всеми четырьмя лапами. Позже я уже не окуналась, но когда глубина позволяла, мчалась по воде, увлеченно ее разбрызгивая. Дурачилась я отчасти потому, что мне нравилось облако брызг, поднимавшееся всякий раз, как я отряхивалась, а отчасти потому, что мои водные упражнения забавляли гнома, хоть как-то отвлекая его от мрачных мыслей. Не знаю, что именно послужило основанием, но видно было, что тягостные раздумья, сродни тем, что присутствовали в вечер нашего знакомства, снова начинают одолевать моего спутника, с каждым пройденным километром лишь усиливаясь. Это было грустно вдвойне оттого, что я не понимала причин подобных изменений настроения и даже не могла задать вопрос или сказать что-либо приободряющее, так что действовать приходилось единственным доступным мне методом. Когда солнце начало клониться к закату, я прекратила водные процедуры, чтобы дать шерсти обсохнуть. К этому времени гном начал посматривать по сторонам, похоже, выискивая место для лагеря. Хмуриться он, вроде бы, перестал, и я очень надеялась, что в этом есть хоть немного моей заслуги. Место для стоянки вскоре отыскалось, а вот с дичью в его окрестностях было туговато. Я промоталась полночи в тщетных поисках, но в итоге придушила лишь одного мелкого кролика. С учетом того, что запасы провизии в поселении были пополнены, это, наверное, по факту было не страшно, но уязвляло мое самолюбие. Укладываясь спать, я твердо решила назавтра наверстать упущенное. А назавтра выяснилось, что реальность опять решила внести собственные коррективы в мои решения и планы, поскольку уже утром, после всего пары часов пути, местность постепенно начала заболачиваться. Трава стала выше, нам на пути все чаще попадались островки осоки. Земля приобрела бугристость. Невидимые среди травы кочки мешали передвижению, между ними дерн был настолько влажным, что проминался при каждом шаге, и оставшаяся ямка-след тут же заполнялась ржавой водой. Мой спутник пробормотал что-то насчет того, что Камышовая Топь в последнее время разрослась, спешился и дальше повел спотыкающуюся лошадь в поводу, а я без особого энтузиазма поняла, что нам предстоит идти через болото. После еще не успевших потускнеть воспоминаний о топких берегах лесной реки эта мысль вызывала у меня нервозность, но гном был настроен решительно. Впрочем, при ближайшем рассмотрении все оказалось не так страшно. Я-то успела себе нафантазировать гиблую трясину с заиленными бочагами, и, возможно, в самом сердце топи все именно так и было, но наш путь проходил по окраинам болота, среди кочек и осоки, а местами встречались даже пригорки с сухостоем. На одном таком пригорке ближе к вечеру мы и остановились. Конца болоту пока не предвиделось, и это вгоняло в депрессию теперь уже меня. Все-таки я предпочитала чувствовать под лапами твердую землю, а не киселеобразную жижу, а если учесть, что в этой жиже следовало найти еще хоть что-нибудь, способное сгодиться на завтрак… В общем, оптимизма по поводу грядущей ночи я не испытывала. Нет, живность на болотах, конечно, водилась. В осоке обитали крупные лягушки, нескольких из них я даже успела изловить по дороге. В ржавой воде кишели головастики, но это все было немного не то. А существо, обнаруженное мною на месте нашей будущей стоянки, вообще меня озадачило. Осматривая выбранный моим спутником пригорок, я заинтересовалась объемным шаром из прелых прошлогодних листьев, ткнулась в него носом и отскочила, когда шар начал шевелиться, разворачиваясь. Из вороха листьев выбрался здоровенный черный слизень и недовольно закрутил головой, топорща рожки. Слизень, действительно, был огромен: не менее полуметра в длину, с жирно блестящей шкуркой. Мириться с подобным монстром в непосредственной близости от лагеря я не собиралась, а потому брезгливо подтолкнула слизня лапой, намекая, что лучше бы ему временно сменить место жительства. Моллюск, расценив меня как угрозу для жизни, свернулся кольцом и притворился элементом ландшафта. Я допинала его до ближайших зарослей осоки и оставила там осваиваться, рыкнув для острастки. Гном с интересом следил за моими действиями. Я деловито встряхнулась и уже отправилась было проверять пригорок на наличие других слизней, когда мой спутник окликнул меня: - Аркадаш, оставайся сегодня в лагере. Я остановилась, вопросительно глядя на него. - Останься на ночь в лагере, - повторил гном. – Добыча здесь вряд ли найдется, а вот трясин хватает: увязнешь и хвоста на память не оставишь. Припасов у нас теперь достаточно, так что сиди на месте. Слышишь? Я совсем не была уверена, что от меня, действительно, ждали полного понимания и ответа, но на всякий случай гавкнула, подтверждая, что все прекрасно слышу, и демонстративно улеглась в сторонке, скрестив лапы. Пусть расценивает, как хочет. Мой спутник успел развести костер, где-то набрать более-менее чистую воду и расположиться у огня, опираясь спиной на какую-то корягу, когда я обнаружила, что депортированный мною слизень медленно, но целеустремленно ползет обратно на историческую родину. Возмущенно рыкнув, я отправилась на перехват наглого моллюска и снова откатила его в заросли, но скоро он опять повторил попытку. - Оставь его, Аркадаш, - посоветовал гном, когда среди травы в третий раз появилась черная, жирно блестящая спинка. – Пусть возвращается, если так хочет. Я посмотрела на слизня, настойчиво тыкающегося рожками мне в лапу, потом на своего компаньона и, недовольно фыркнув, отошла в сторону. - Обиделась, - констатировал гном. – Ценю я твои старания, ценю. Иди сюда. Он похлопал по земле рядом с собой. Я заворчала и, обойдя костер, улеглась с противоположной стороны так, чтобы нас разделял огонь. Ценит он, как же. Вот пусть слизня гладит, когда тот ночью приползет, а я – собака гордая и свободолюбивая, во всяком случае, пока ужин не поспеет. Слизень, как выяснилось, по лагерю ползать не собирался, а добравшись до своего вороха листьев, снова в него зарылся и до утра больше не показывался. Утром, посмотрев на шар прелой листвы, я вынуждена была признать, что была несправедлива к моллюску. Спать он нам не мешал, так что, наверное, не стоило и мне мешать ему. В качестве жеста доброй воли я подгребла к шару еще пару охапок листьев и присоединилась к седлавшему лошадь гному. В этот день ближе к полудню на горизонте замаячили холмы, дававшие надежду на то, что болоту скоро придет конец, однако окончательно на возвышенность мы выбрались только тогда, когда солнце уже клонилось к закату. Я от радости возвращения на твердую землю нарезала пару кругов по травке. Мой спутник снова уселся в седло, и мы продолжили путь. Теперь местность снова шла на повышение, стали попадаться деревья – сначала одиночные, а потом и небольшие рощицы. А затем нам встретилась дорога – проселочная, но хорошо укатанная и, судя по конскому помету разной степени свежести, часто используемая. Мой спутник решительно свернул на нее. Сумерки сгустились, небо начало наливаться густой синевой, а мы все шли, и привала, кажется, не предвиделось. Я с удивлением посматривала на гнома, не понимая, чем вызвано подобное изменение привычного распорядка, поскольку за день вроде бы не успело случиться ничего такого, что потребовало бы спешки. Затем откуда-то потянуло дымом. Мы взобрались на холм, и я увидела, что впереди, вытянувшись по склону холма и далее по равнине, лежит довольно крупное поселение, образованное скоплениями уже знакомых мне по Игольному Ушку холмиков. На окончательно почерневшем небе ярко мерцали звезды, а в поселении не менее ярко мерцали огоньки в окнах, создавая иллюзию того, что небо отражается в огромном водоеме. Мы спустились до середины холма, вступая в пределы поселения. Здесь гном придержал лошадь, осматриваясь, а затем свернул на одну из улочек. Та уводила вкось обратно вверх по склону и заканчивалась у низенькой изгороди, огораживающей ухоженный палисадник. Узкая извилистая дорожка вела от калитки к круглой двери в выровненном до вида вертикальной стены и обложенном камнем склоне холма. Окошки, прорубленные в стенах этого приземистого, но по меркам того, что я видела в Игольном Ушке, кажется, довольно просторного дома, тоже были круглые. По обе стороны от крыльца были вкопаны деревянные скамеечки. Гном обмотал поводья лошади вокруг одного из столбов изгороди и направился по дорожке к двери. Поскольку никаких распоряжений мне не поступало, я пошла следом за ним. Снаружи дом выглядел мирно и благопристойно, но льющийся из всех окон свет и доносящий многоголосый шум свидетельствовали о том, что внутри собралась большая компания. - Зеленая дверь в зеленом холме на северной окраине Хоббитона, и на ней знак Вора, - произнес мой спутник. – Как полагаешь, Аркадаш, это место соответствует описанию? Я с сомнением фыркнула. На двери, конечно, что-то было нацарапано, и это что-то даже светилось, видимо, чтобы уж точно быть замеченным, но, поскольку расшифровать поспешные каракули я все равно не могла, там с тем же успехом мог красоваться местный аналог «Здесь был Вася». А про зеленый цвет у меня с моим нынешним зрением лучше было вообще не спрашивать. Впрочем, заданный вопрос хотя бы служил подтверждением того, что данный цвет в природе данного мира вообще существует, и то, что я его не вижу, является исключительно моей особенностью, а не глюком вселенского масштаба. Вот если бы у меня спросили, кто не так давно потоптался на пороге этого жилища, я бы в подробностях рассказала про то, что могу различить двенадцать разных запахов, схожих с запахом моего спутника, то есть, скорее всего, принадлежащих гномам, один запах, схожий с запахом представителей мохноногого народца, и еще один непонятный запах, который мне подспудно не понравился. В этом последнем присутствовала едва различимая острая нотка, которая напомнила мне о плесени на забытом куске хлеба – не о первых пятнышках на начинающем портиться продукте, а об основательно разросшейся и уже давшей споры грибнице. Как я ни ломала голову, пытаясь понять, что, кроме испорченных продуктов, которые вряд ли кто-то стал бы носить с собой, может послужить источником подобного амбре, но так ничего и не сумела придумать. Собачья память здесь тоже помочь не могла, и мне стало любопытно вживую посмотреть на того, кто мог так пахнуть. Если он, конечно, выйдет во двор, поскольку в дом меня вряд ли пустят. Оценив навскидку размеры круглой двери, а так же общую высоту стены дома, я согласилась со здравым смыслом, подсказывавшим, что внутри будет маловато места для зверя моих габаритов, и улеглась возле одной из скамеек, намереваясь дожидаться гнома снаружи. А тот все еще стоял у двери, прислушиваясь и, кажется, сомневаясь в правильности адреса. - Голоса Фили и Кили я слышу, - сказал он, наконец, – значит, норой мы с тобой не ошиблись. И дверной колокольчик они, похоже, уже успели оторвать. Интересно, что уцелело внутри, кроме стен? Сразу вслед за этими пророческими словами из-за двери донесся грохот падения чего-то тяжелого и взрыв громкого смеха. Я начала заочно сочувствовать незнакомому мне владельцу жилища. По аккуратному, уютному виду фасада самой норки и палисадника перед ней трудно было заподозрить в хозяине любителя шумных вечеринок, а принимать у себя в доме веселые компании, будучи не расположенным веселиться вместе с ними, - хуже не бывает. Мой спутник занес было кулак, намереваясь постучать в дверь, но, помедлив, махнул рукой, подошел и уселся на скамейку рядом со мной. Я напряглась, раздумывая, отойти или нет, но поленилась и решила остаться, хотя после того, как гном положил руку мне на загривок, бездумно перебирая шерсть, пожалела о принятом решении. Метаться, однако, было уже поздно, да и не сказать, чтобы прикосновения были совсем уж неприятными, поэтому я смирилась с неизбежностью, хотя расслабиться и получать удовольствие, как обычно добрые люди советуют поступать в ситуациях, на которые не можешь повлиять, все равно не получилось. Почему мой гном передумал заходить в дом, я так и не поняла, но про себя решила, что причина заключалась в том, что его собственное настроение для вечернего кутежа не подходило, а другим портить попойку он не хотел. Поэтому мы какое-то время сидели бок о бок, прислушиваясь к доносившимся из дома звукам веселья. Наконец, до нас долетел звон посуды, и нестройный хор голосов затянул какую-то явно импровизированную песенку на ирландский мотив. - Ладно, хорошего понемножку, - пробормотал гном, встал, приказав мне ждать и стеречь лошадь, подошел к двери и несколько раз от души саданул по ней кулаком. Дверь удержалась на петлях, хотя на миг у меня появилась уверенность, что она слетит, а в доме мгновенно воцарилась звенящая тишина. Я фыркнула, прикрывая нос лапой. Происходящее до боли напоминало известную жизненную ситуацию «злые соседи пришли с разборками и милицией», и чей-то хрипловатый голос, в полной тишине произнесший «А вот и он», прекрасно вписался в общую канву. Для усиления эффекта гулякам теперь бы еще следовало притвориться, что дома никого нет, но на такое они не пошли. Гнома впустили практически сразу, ему даже не потребовалось повторно стучать. Навострив уши, я с недоумением слушала, как мой спутник говорит кому-то, кого он называет Гэндальфом, о том, что дважды заблудился, пока искал место встречи по составленному тем описанию. Если это не было слегка завуалированным подколом, то не знаю, чем тогда вообще это могло быть, поскольку никаких блужданий в нашем маршруте я припомнить не могла при всем старании. А потом тот же хрипловатый, как мне показалось, старческий голос, который возвестил о нашем прибытии, представил моего гнома кому-то, названному Бильбо, как «предводителя нашего отряда, Торина Дубощита». Ну что ж, приятно познакомиться, хоть и вот так заочно. И вдвойне приятно, что мои предположения насчет личного отряда, похоже, оправдываются. Правда, вопрос, почему этот отряд был занят раскатыванием по бревнышку дома одного из коротышек где-то в захолустье вместо того, чтобы сопровождать своего предводителя, путешествующего по глухомани в одиночку, все еще оставался открытым. Торин Дубощит, значит… «Дубощит» здесь явно было прозвищем и вероятно как-то соотносилось с той дубовой ветвью, окованной железом и оснащенной креплениями, позволяющими использовать ее в качестве полноценного щита, которая в данный момент висела прикрепленной к седлу лошади. Когда я в первый раз заметила этот девайс, то пришла в полный восторг, хотя после компьютерных игр полагала себя привычной к самым высоким полетам дизайнерской мысли в области средневекового вооружения. По крепости ветвь, надо думать, не уступала обычным деревянным щитам, а вот насчет удобства у меня уверенности не было. В итоге я, правда, решила, что владельцу данный аспект виднее, и что, раз он до сих пор жив и с веткой, значит, все его устраивает. А вот сейчас мне вдруг стало любопытно, что же все-таки было первично? Использование столь оригинального предмета защиты повлекло за собой соответствующую кличку, или же ветвь была призвана обыграть прицепившееся где-то еще прозвище? К сожалению, просвещать меня по этому поводу никто не собирался. Ну, не очень-то и хотелось. А вот имя гнома мне понравилось. - Тооооуууурррррииииннн, - попыталась повторить я. Конечно, собачья глотка никак не приспособлена к артикулированной речи, но в имени удачно сочетались рычащие согласные и доступные мне гласные звуки, так что в итоге у меня получилось что-то отдаленно похожее на оригинал. После некоторой тренировки, наверное, сходство бы даже усилилось. Вопрос только в том, нужна ли мне была эта тренировка. Какой смысл обращаться к кому-то по имени, если поговорить с ним все равно не удастся? Ладно, не будем о грустном. Итак, у нас был отряд и его предводитель. А если есть отряд, значит, должна быть и цель, к которой этот отряд направляется, а значит, есть надежда, что в доме у коротышки они надолго не задержатся. Это же просто прекрасно! Я поудобнее улеглась, положив голову на лапы, и приготовилась ждать, сколько понадобится, у зеленой двери в зеленом холме, на которой уже больше не горел спешно нацарапанный знак.