Аркадаш

Хоббит Бильбо Бэггинс, кем бы он ни был, моего гнома, кажется, не впечатлил. После ироничного вопроса насчет предпочитаемого в бою типа оружия, на который последовал выдержанный в том же ключе ответ о метательных каштанах, господин Дубощит заключил, что его собеседник больше походит на торгаша, чем на вора. После этого вся компания переместилась куда-то вглубь дома, слышимость стала хуже, а я подумала, что отряд, похоже, все-таки ошибся адресом, причем все коллективно, начиная от загадочного старика, который перед этим признался, что сам ставил отметку на двери. Хоббит явно не понимал, чего от него хотят. Может, он и в самом деле был торговцем, поскольку язык-то у него был подвешен хорошо, но Торину требовалось что-то совсем другое. В глубине дома разговор продолжился, и мне пришлось хорошенько напрячь слух, чтобы вникнуть в происходящее. Кто-то спрашивал Торина насчет результата переговоров, который, насколько я поняла, оказался неутешительным. По всей видимости, Торин созывал на севере в Эред Луин, где бы это ни находилось, совет семи гномьих родов, рассчитывая получить военную поддержку. Поддержку ему, правда, не дали, но у меня по факту услышанного снова возник вопрос о том, кем является мой гном. Ибо одно дело иметь личный отряд, и совсем другое – собирать военные советы, на которые хоть кто-то прибудет. Для создания отряда прежде всего нужны харизма, авторитет и деньги, которыми этому отряду будешь платить. Для созыва межплеменного или межродового совета нужно самому быть вождем племени или рода, причем таким, с которым соседи вынуждены будут считаться. По зову Торина в Эред Луин прибыли все, кого он счел нужным призвать, а значит, в среде гномьей родоплеменной знати он имел значительное влияние, хоть и не безоговорочное. Было бы влияние безоговорочным, ехал бы он сейчас во главе армии, а не бродил в одиночку по лесам и болотам. И все-таки, зачем ему понадобились войска? Когда стало ясно, зачем, я едва не взвыла от восхищения, ибо такого экзотического способа самоубийства ожидать никак не могла. Спокойно помереть в какой-нибудь пьяной трактирной драке или в рядовой заварушке среди толп врагов явно было не в духе Торина. Вот пройти через половину континента, чтобы убиться о дракона, засевшего в горе под названием Одинокая, это да, это наш формат. Кажется, я начинала понимать причину последовавших отказов. Я бы под такое дело людей, если бы они у меня были, тоже не выделила. Даже ради красивых глаз гнома. Даже за гипотетическую долю тех сокровищ, на которых дракон сидит. Впрочем, военный поход, похоже, был не единственным вариантом развития событий, и сейчас отряд брался реализовывать другой, более скрытный способ, за который ратовал загадочный старик и для которого как раз требовался вор. Правда, что именно он должен будет красть по прибытии на место, и каким образом это действо должно повлиять на проблему наличия в горе спящего дракона, я не уловила, а хоббит, занятый изучением карты, уточнить этот момент не догадался, хотя в воры прочили именно его. Подобную недальновидность, вероятно, следовало списать либо на шок, либо на то, что подписываться на гиблое дело он все равно не собирался, а потому рассуждения гномов слушал исключительно из любопытства. Когда же до него, наконец, дошло, что большинство гномов твердо уверено в его участии в авантюре, стало тем более не до уточнений, а после прочтения контракта и живописания подробностей встречи нос к носу с живым драконом, бедный хоббит не нашел ничего лучшего, чем упасть в обморок. После того, как бедолагу привели в чувство, загадочный старик принялся убеждать его, что поход к логову дракона – лучшее, что с ним может случиться в жизни, приводя в пример легендарных предков хоббита и взывая к его авантюристическим наклонностям. Зачем старику так надо спровадить Бильбо Бэггинса в поход, куда тот сам не очень-то рвался, я отказывалась понимать. Торин, видимо, тоже, поскольку незадолго до этого, пока хоббит был занят чтением контракта, открыто предупредил старика, что не намерен нести ответственность за жизнь и здоровье его протеже. Старика подобный расклад, видимо, устраивал, потому что энтузиазма в его голосе не поубавилось, а вот хоббита грядущая перспектива не устраивала ни капельки. Здравый смысл, по всей видимости, возобладал над сомнительной тягой к авантюрам, и хоббит, предварительно поинтересовавшись гарантиями возврата в стены родной норы, которых даже старик не решился ему дать, вежливо отказался от сомнительной чести, в несколько иной форме высказав мою мысль о том, что вся шебутная компания коллективно ошиблась адресом. В глубине дома тот же самый голос, который раньше напевал ирландские мотивы, завел протяжную и очень длинную балладу о мглистых горах и скрытых в древних пещерах кладах. Постепенно ему начинали подпевать остальные, и на фоне этого музыкального сопровождения в прихожей, почти под самой входной дверью, состоялся любопытный разговор. Кто-то из отряда пытался убедить Торина, что, поскольку ни вора, ни армии у него по факту нет, идея похода бесперспективна. Не могу сказать, что доводы были совсем неаргументированными, а пассаж о мудром правлении и новой жизни, дарованной Торином своему народу в Синих Горах, так и вовсе растрогал меня до глубины души, хотя адресовался не мне. Завершилась вся эта тирада несколько неожиданной мыслью о том, что после всех уже имеющихся свершений на дракона ходить Торин не обязан. Хм, вот не улавливаю связи, если честно. Разве они не за сокровищами идут? А если за сокровищами, то причем здесь чьи бы то ни было обязанности? Мне всегда думалось, что подобные идеи бывают чисто добровольными, во всяком случае, со стороны организатора похода. Торина восхваление его достоинств никоим образом не впечатлило, и у меня сложилось ощущение, что подобные разговоры между собеседниками ведутся уже не в первый раз. Я слышала, как мой гном говорит, что не променяет двенадцать своих соратников на всю армию Железных Холмов, поскольку эти двенадцать последовали за ним по велению сердца, и что, после того как ни его дед, ни отец не дождались возвращения Эребора, у него нет выбора, идти или не идти к горе. Интересно, что же это за вещь такая важная, этот Эребор? Может, как раз то самое, что должен был украсть вор в альтернативном варианте похода? - Что ж, в таком случае мы с тобой. До конца, - после некоторого молчания сказал собеседник моего гнома. Стало тихо. В глубине дома певец закончил одну балладу и завел новую про ветреные вересковые пустоши и дальнюю дорогу. Затем я услышала, как Торин негромко зовет кого-то: - Двалин, идем. Хочу, чтобы ты кое на кого взглянул. Если, конечно, она все еще ждет под дверью, а не ушла охотиться. Я приподняла голову. Судя по последней фразе, показывать собирались меня. Может, действительно, свалить, пока не поздно? Кроликов поискать, на пейзажи полюбоваться… А то нашли, понимаешь, музейный экспонат. Никуда я, конечно, не свалила, поскольку бросать без присмотра лошадь после того, как меня попросили ее сторожить, было свинством, но на дверь норы уставилась с настороженным вниманием. Вслед за Торином на крыльцо вышел еще один гном: тоже кряжистый, равного с ним роста, в стеганом доспехе с оплечьем из медвежьего меха и рукавами по локоть, перетянутом крест-накрест нагрудными ремнями, с густой бородой, татуировками на лысой макушке и рубленым шрамом наискось в половину лица. В общем, крайне колоритный тип. - Знакомься, Двалин, - с отчетливо читающейся в голосе гордостью произнес Торин. – Это Аркадаш. Гном, названный Двалином, уставился на меня блестящими в темноте глазами. - Клянусь бородой Дурина, ты привел бангхаар! - хрипло произнес он, наконец. – А я думал, их не осталось после падения Эребора. - Я тоже так думал. Видимо, кто-то все-таки уцелел и продолжил род. Гном покачал головой, хмыкнул с явным недоверием и, пробормотав «ну-ка, дай-ка глянуть, деточка», шагнул ко мне. Ага, размечтался… деточка. Я подскочила, вздыбив шерсть, и предупреждающе оскалилась, сопроводив гримасу низким рычанием. Если я позволяю некоторые вольности одному конкретному гному, это еще не значит, что такие же вольности будут позволены любому встречному-поперечному, которого я в первый раз вижу. Двалин, правильно понявший мой посыл, остановился, как вкопанный. - Лучше не стоит, - запоздало предупредил Торин. – Она и меня-то через раз подпускает. А чтобы понравиться ей наверняка, тебе следовало бы быть хоббичьим детенышем. - Видать, они ей понравились оттого, что мелкие и могут глотаться, не жуя? – проворчал Двалин, с уважением поглядывая на меня. - Может быть и так, - с усмешкой кивнул Торин. – Конечно за то время, что мы провели в Игольном Ушке, ни один хоббит не пострадал, но возможно, она просто не была голодна. - Где ты ее отыскал? - В лесах Хауд Лина, вблизи Эмин Хоэд. - Могильники Эмин Хоэд? Далековато от Восточного тракта тебя занесло, - заметил гном. - Далековато, - коротко согласился Торин. - И что сказал Хрогар Отшельник? – спросил гном, не дождавшись продолжения фразы. – Ты ж к нему ходил, верно, раз сразу по тракту не пошел? Что он смог увидеть? - Я его не застал. Очаг в хижине был нетопленным уже несколько дней. Должно быть, опять ушел говорить с тенями. А ждать я, как ты понимаешь, не мог. Так что ответов я не получил, зато получил добрый знак. Вот он сидит и хвостом виляет. - Знак? – гулким эхом повторил гном. - Знак, - подтвердил Торин. – Если кто-то склонен полагать добрым предзнаменованием воронов, вернувшихся на гнездовья к Эребору, то отчего бы мне не счесть тем же самым королевского волкодава, встреченного в лесах, где он оказаться никак не мог? Я с сомнением посмотрела на гнома. А он, однако, оптимист, если всерьез решил назначить меня доказательством того, что идти отрядом из тринадцати гномов на дракона – это хорошая мысль. Двалин тоже сомневался, но, как тут же выяснилось, несколько по иному поводу. - Я бы не торопился называть добрым знаком что-либо, встреченное так близко от могильников, - проворчал он. - Отчего же? – возразил Торин. – Эта собака не призрак и не восставший мертвец, хоть и была похожа на ходячий скелет, когда первый раз вышла к костру. Она из мира живых. И чем в таком случае она хуже птиц, чтобы отказывать ей в праве стать знамением свыше? - Но Оин прочитал… - Не надо об Оине, - жестко оборвал собеседника Торин, и я увидела, как сверкнули его глаза. – В год явления Смауга все знамения, которые он читал, предвещали долгие века благоденствия Эребора и его властителей. Жаль, что ни вороны, ни звезды не смогли предупредить его ни о гибели его собственной семьи от драконьего пламени, ни о прочих смертях. Он помолчал и продолжил уже спокойнее: - Вороны мудрые птицы, и у них долгая память. Но они не провидцы. К Эребору они возвратились оттого, что склоны Одинокой горы вот уже седьмой десяток лет как никто не тревожит, поскольку Смауг, наконец, уснул и более не сотрясает гору, а обитатели пустошей приближаться к ней все еще боятся. Этот проклятый червяк может проспать еще не одну сотню лет, а птицы будут гнездиться и выводить птенцов на Вороньей высоте, точно так же, как это было при нашем народе. Им нет большого дела до того, кто правит под-Горой, пока это не мешает их собственному укладу. Если вернемся мы, они присягнут на верность и будут служить, как прежде, но пока в горе сидит дракон, птицы будут пытаться ужиться с ним. А дракон просидел там сто лет и еще семьдесят и будет сидеть дальше, невзирая на всех воронов и все предсказания мира, до тех пор, пока кто-нибудь что-нибудь не предпримет. Вот поэтому я должен туда идти, как бы ни складывались знамения. Если Оину хочется думать о воронах, предрекающих успех, пусть думает. А я пойду к горе, даже если на Вороньей высоте опять не останется ни одной птицы. - Конечно, пойдешь, - спокойно кивнул Двалин. – И мы за тобой пойдем. Хотя с пророчеством все-таки было бы сподручнее, верно? Торин коротко усмехнулся – не сказать, чтобы особо весело. - Раз нет пророчества, будем обходиться тем, что есть. Тринадцать мечей и топоров и один охотник на варгов – это уже неплохо. Кстати, охотника не мешало бы тоже покормить, чтобы хоббиты целее были. В доме осталось хоть что-нибудь, кроме той овсянки, которую мне налили? - Это Бомбура и Бофура надо спрашивать, - прогудел Двалин, почему-то смутившись. – Кладовые они проверяли. Мы с Балином только в самом начале маленько помогли. - Значит, спросим Бомбура, - решил Торин. – Аркадаш, жди здесь. Я, собственно, все равно никуда не собиралась, поэтому снова улеглась поудобнее. Мысль насчет кормежки мне понравилась. Я бы даже от овсянки не отказалась в порядке разнообразия меню, если она будет в достаточном количестве. А вот идея угощать овсяной кашей припозднившегося вожака, проведшего перед этим не менее недели в дороге, была гениальна в своей новизне и вполне могла обернуться долгосрочными последствиями для автора идеи. Сдается мне, что Двалин именно поэтому так активно открещивался от своего участия в подготовке пирушки. Сами-то они, судя по принесенному гномом шлейфу запахов, пиво явно не овсянкой закусывали, а вот что-нибудь отложить для предводителя, похоже, не додумались. Мужики они и есть мужики, хоть и гномы. Дожидаясь результатов инспекции уцелевших продуктовых запасов, я попыталась вкратце свести воедино полученную информацию. Итак, Торин с отрядом намеревается идти к Одинокой горе, в которой спит дракон. Основной целью похода являются не сокровища, а возвращение Эребора. Причем Эребор, судя по упоминаниям о нем в разговоре, является некой территорией, в пределах которой до появления дракона похоже обитал тот гномий народ, который ныне возглавляет Торин. Варианты с походом полноценной армией и походом в компании вора благополучно провалились, и теперь Торин, видимо, собирается идти просто наудачу и действовать по обстоятельствам. Сумасшедшее, конечно, решение, и мрачные мысли, одолевавшие Торина всю дорогу, становились мне понятны. Не понимала я только того, почему Торин считает этот поход своим долгом, который должен быть исполнен любой ценой. Территория это такая вещь, которая имеет свойство периодически менять своих хозяев, и, потеряв одни владения, гномы его племени наверняка давно уже нашли другие – например, те же Синие Горы, про которые немногим ранее говорил моему гному его собеседник. А уж за сто семьдесят лет, прошедшие с момента утраты Эребора, могло смениться столько поколений изгнанников, что все прошлые обиды давно должны были порасти быльем. И тем не менее, Двалин и Торин говорили о потере Эребора, как о чем-то случившемся на их памяти. Подобная живучесть воспоминаний была труднообъяснима, и у меня возникло подозрение, что либо в головоломке, которую я пытаюсь сложить, все еще не хватает некоторых частей, либо я маленько напутала с датами событий. Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Торин, неся котелок. Я повела носом и поняла, что кроме овсянки в доме все-таки ничего съестного не уцелело. Ну что ж, значит, будет английский ужин. - Прости, Аркадаш, - сказал гном, ставя котелок передо мной, - но ничего другого не отыскалось. Парни прошлись по кладовым основательным рейдом, а заново готовить еду слишком долго. Упущенное наверстаем утром. Я вильнула хвостом, показывая, что не сильно переживаю по этому поводу, и сунула морду в котелок, однако спокойно поесть мне не дали. В прихожей загрохотало множество окованных железом сапог, и на улицу посмотреть на меня вывалились все двенадцать соратников Торина. Подозрительно оглядев разношерстную компанию, я решила, что что-то подобное, в общем-то, как раз ожидала увидеть. Все-таки это была не регулярная армия, а отряд наемников, где каждый был экипирован в соответствии со своими возможностями и предпочтениями. Общим для всех была только железная оковка сапог и разнообразные косички в волосах и бородах, хотя у одного – самого молодого на вид – косичек не было вообще, а борода только начинала пробиваться, больше напоминая трехдневную щетину. Совсем еще мальчишка по нашим меркам, а по здешним, видимо, уже полноценный воин, хотя косичек по статусу все равно пока не заслужил. Убедившись, что расходиться гномы не собираются, но и вплотную подобно Двалину не лезут, я вернулась к котелку, пока каша не успела остыть. Ее оказалось достаточно, к тому же для сытности к ней было добавлено несколько приличных ломтей хлеба. Уплетая овсянку, я размышляла над тем, как в свете новоявленных подробностей мне себя повести. Торин-то, понятное дело, уже записал меня в члены отряда, а вот хочу ли я быть туда записанной? Здравый смысл говорил, что затея гнома самоубийственна и что лучше будет последовать примеру хоббита и потихоньку свалить куда подальше, подыскав для жизни спокойный уголок где-нибудь в лесу. И в то же время параллельно голосу рассудка, постепенно его заглушая, во мне росло восхищение отчаянной решимостью Торина Дубощита. А вместе с ним зрела мысль о том, что хотя неизвестный старик был не совсем прав, убеждая хоббита, что поход на дракона это лучшее из возможных приключений, но в моем случае это приключение точно было уникальным. После того как я очнусь в своем родном теле, оно уже не сможет повториться нигде, кроме как на экране компьютера, а компьютер это все-таки не то. Совсем не то, как я могла теперь судить, исходя из полученного опыта. Спонтанно возникшее желание увидеть живого дракона, несомненно, было безумным, но в то же время я поняла, что если сейчас упущу выпавший мне шанс, то жалеть о принятом решении буду еще очень долго. Не исключено, конечно, что жалеть я буду и в том случае, если пойду с отрядом, но это пока еще достоверно не известно. Здравый смысл я задавила аргументами о том, что до горы с драконом далеко и в случае чего я еще тысячу раз смогу передумать и повернуть назад, и тот обиженно затих, напоследок буркнув, что виновата в очередных неприятностях я буду сама. Конечно, сама, кто ж еще. Облизнувшись, я с сожалением посмотрела на опустевший котелок и ткнулась носом в ладонь Торина, словно подводя итог собственным размышлениям. Итак, решено. Не знаю, по велению ли сердца или, что значительно вероятнее, из-за треклятого любопытства, которое еще в прошлой, нормальной жизни создавало мне кучу проблем и теперь вновь решило активизироваться, но я пойду за Торином Дубощитом, куда бы ни привела выбранная им дорога.