Аркадаш

Снов у меня в эту ночь не было – ни хороших, ни плохих, а потому я окончательно утвердилась в подозрении, что в прошлый раз причиной моего кошмара послужили песнопения Бофура, и, придя к такому выводу, порадовалась. После известий о том, что за нами по пятам может идти погоня, гном стал куда сдержаннее, и если что-то и напевал, то в основном себе под нос и крайне редко, видимо, опасаясь лишний раз шуметь, чтобы не привлечь ненужное нам сейчас постороннее внимание. Так что, если предположение об источнике сновидений было верно, здоровый сон на ближайшее время мне был обеспечен. Вероятностная погоня, правда, пока что никаким образом себя не проявляла, и кроме слов Гэндальфа и заляпанного кровью пергамента никаких подтверждений возможности ее существования не было, однако гномы все равно продолжали оставаться настороже. Мы продолжали идти на восток, при этом изрядно забрав к северу, чтобы миновать обширную затопленную равнину, именуемую Комариными топями. Название не врало. Комары в топях, действительно, водились в избытке и были весьма упитанными и настырными, как я выяснила, случайно сунувшись на окраины болота и поспешно оттуда ретировавшись. Прокусить мою шкуру здешним монстрам, конечно, было не под силу, но ведь они, заразы, в глаза лезли и на нос садились, а эти органы чувств мне пока что были дороги. Дорогу для отряда выбирали Торин и Двалин. Торин на правах предводителя, а Двалин, как наиболее хорошо знавший местность, через которую нам предстояло идти, и, похоже, немало по ней помотавшийся. Гэндальф если что-то об окрестных землях и знал, то предпочитал помалкивать. Первый раз он принял участие в выборе пути уже после того, как болота с комарами остались позади. Мы шли через каменистые холмы, отличавшиеся крайне скудной растительностью и унылым пейзажем. И среди этих холмов отчетливо выделялся один – куполообразный, значительно выше остальных. Глядя на выходы скальных пород и каменистые осыпи, сползающие вниз по его склонам, я бы, пожалуй, скорее назвала его горой – крохотным остатком старой горной цепи, чудом сохранившимся на равнине, где давно прекратились тектонические процессы – если проводить аналогию с тем, что мне знакомо, то это было что-то вроде локального участка Уральских гор или же Кузнецкого Алатау. А еще на этой горе, равно как и в распадках между соседствующими с ней меньшими высотами, отчетливо различались остатки старых крепостных сооружений, что было, в общем-то, логично. Как наиболее возвышенный на местности объект, гора могла служить отличным центром наблюдения, и за счет все той же высоты с довольно-таки неочевидными путями подъема, она была удобна для обороны. Здесь Гэндальф впервые вышел из состояния задумчивого созерцания и, назвав гору Заветерью, сказал, что с нее открывается прекрасный вид на окрестные земли, а потому нам стоило бы потратить немного времени, чтобы на нее взобраться и осмотреться. Двалин, впрочем, придерживался того же мнения. - Оно, конечно, пока что все тихо и прекрасно, – говорил он, - но лучше бы все-таки самолично удостовериться, что никакая сволочь не ползет за нами по следу. И сторожевые посты вон там, на маковке, для этого подойдут в самый раз. В результате, как не трудно догадаться, к горе мы все-таки свернули, хоть ей и полагалось остаться севернее нашего маршрута, и подножия ее достигли уже прилично за полдень. Было понятно, что после разведки местности продолжать сегодня путь смысла уже не будет, а потому основная часть отряда была оставлена разбивать лагерь на склоне горы приметно на половине ее высоты, где имелась удобная лощинка со спуском к роднику и сухостоем, годившимся на дрова. Тем временем Торин с Двалином и Гэндальф отправились на вершину горы. Я сопровождала Торина на правах домашнего животного, а еще с нами было приказано идти Кили. Пути подъема на гору, как я уже говорила, были неочевидны, но возможность для них имелась, и никаких особых навыков скалолазания для этого не требовалось. Спустя примерно полчаса блуждания по каменистым осыпям, чередующимся с довольно крутыми участками склона, заросшими молодой березовой порослью и неизвестным мне кустарником, мы взобрались на плоскую вершину горы, где груды покрытых разноцветным лишайником камней и несколько сохранившихся кусков стены свидетельствовали о том, что когда-то здесь высились постройки, возведенные руками разумных существ. Здесь было очень ветрено. Не знаю, было ли название горы обусловлено особенностями погоды, или это случайное совпадение, но все то время, что мы провели на вершине, ветер продолжал дуть, не стихая ни на минуту. Гэндальф не преувеличивал. Вид с Заветери и в самом деле открывался прекрасный. Слабохолмистая равнина, по которой нам предстояло идти, была как на ладони. Блестели под лучами клонящегося к закату солнца реки и крохотные озерца. Далеко на юге и востоке темнели обширные лесные массивы, и там же на востоке, еще дальше за лесом, с трудом различалась тоненькая синеватая цепочка остроконечных вершин. - Это ведь Мглистые горы, да? – Кили с жадностью смотрел на восток. Во взгляде молодого гнома читался столь неприкрытый восторг, что чувствовалось – будь такая возможность, парень, не задумываясь, сорвался бы с вершины Заветери и полетел туда, за реки и леса, к едва угадывающемуся горному хребту. - Да. Это они, - ответил Торин. - Ты не на горы любуйся, - проворчал Двалин, - а на то, что под ногами. И скажи, что ты своим глазом лучника видишь. Есть здесь что живое, кроме нас, или нет? Кили с огромным сожалением отвел взгляд от горизонта, возвращаясь на грешную землю, и с легкостью вскарабкался на здоровенную груду камней, высившуюся над самым обрывом. Ловко удерживая равновесие на торчавшей из этой груды практически горизонтально каменной балке, он сложил ладонь козырьком, прикрывая глаза от солнца, и стал пристально всматриваться в однообразную равнину. Я, хоть и без подобных акробатических упражнений, занялась тем же самым. С учетом того, что на движение мои глаза реагировали гораздо лучше, чем на неподвижные объекты, а из неподвижных объектов я, к примеру, отлично различала протянувшийся на весьма удаленном от нас расстоянии с запада на восток пустынный тракт – вероятно тот самый, по которому мы не рискнули идти, опасаясь засады, – будь поблизости от горы хоть что-то живое, я бы, наверное, его присутствие заметила. Однако единственным, кого мне удалось обнаружить, был ястреб, одиноко паривший в пустынном небе. Ни варгов, ни орков или гоблинов, ни мирных путников. Мне не удалось различить даже того поселения, которое мы должны были обойти стороной – вероятно, оно давно уже осталось позади, - хотя затянутые туманной дымкой Комариные топи я на юго-западе я рассмотрела. Кили к моему удивлению оказался зорче меня. - Вижу стаю кребайн, - крикнул он, указывая на северо-восток. – Но они не на дозоре. Просто делят падаль. А на западе вдоль по ручью ходит оленуха. Слишком далеко, поохотиться не удастся. Больше никого. - Ты уверен? – с подозрением уточнил Двалин. - Уверен, - подтвердил Кили, соскальзывая вниз по камням. - Хм… - проворчал Двалин. – Что ж, может и так. Может, они и в самом деле еще нашего следа взять не успели. Хорошо, ежели ты прав. Пока эти двое были заняты поиском врагов, Торин и Гэндальф смотрели на восток и решали вопрос относительно нашего дальнейшего пути. Во всяком случае, этот вопрос очень хотелось решить Гэндальфу. - Путь через Пустоземье до Митейтель не труден, - сказал он, выжидающе поглядывая на моего гнома. – Мы можем избегать тракта, и выйдем к реке дней через семь, не более. Но для того, чтобы ее пересечь, нам придется пройти по мосту, а это значит, что к дороге все равно придется выходить. Или ты намереваешься идти через Троллиное нагорье? - Я не люблю Троллиное нагорье, - ответил Торин. – Но выбор пути будет зависеть не от моей приязни, а от того, что принесет нам уже пройденная дорога. За следующие семь дней дорога не принесла практически ничего, ну если не считать осознания того, что мы приближались к переправе. Мы шли по слабохолмистой равнине, Кили тихонько рассказывал Фили о Мглистых горах, которые он видел, а его брат нет, а Ори пытался меня нарисовать. Да-да, именно так. Как внезапно выяснилось, он вел путевые заметки, на полях которых делал зарисовки всего, что представлялось ему любопытным. А поскольку на равнине ничего любопытного упорно не встречалось – даже руины и те закончились – гном взялся за меня. Торин его занятие видел, но не возражал. Я, после некоторого размышления, тоже возражать не стала, поскольку Ори даже в творческом запале четко соблюдал расстояние, на которое чужакам позволялось ко мне приближаться. Поэтому я честно лежала в ожидании, когда меня нарисуют, утешая себя мыслью, что когда-нибудь может быть войду в историю. К тому же рисовать Ори умел. За портретное сходство, конечно, ручаться не возьмусь, поскольку в зеркале себя пока что ни разу не видела, но в его исполнении я хотя бы была похожа на собаку, а не на мохнатый шарик с четырьмя лапами, ушами и хвостом, который, улучив момент, нацарапал в его тетради Кили. На седьмой день пути, когда и река, и мост через нее стали хорошо видны с гребня небольшого хребтика, по которому мы шли, отряд с лошадьми был оставлен в укромном распадке, а на разведку к мосту пошли мы с Торином и Двалин. Мост сохранился в значительно худшем состоянии, чем тот, по которому мы покидали земли хоббитов, но все же был проходим и выглядел вполне безобидно. Я тщательно обнюхала плиты моста, но не обнаружила никаких подозрительных запахов, о чем и постаралась сообщить моему гному. После этого через мост были быстро переведены лошади, и мы снова ушли к северу от дороги, туда, где холмы становились все выше, а склоны их круче. До гор, на мой взгляд, они все равно не дотягивали, но местность, тем не менее, выглядела необжитой и крайне недружелюбной. Хотя встречающиеся время от времени остатки каменных стен свидетельствовали, что когда-то народ здесь все же обитал, но было это, похоже, крайне давно. Каково же было мое удивление, когда спустя еще два дня пути мы наткнулись на остатки куда более современной постройки. Когда-то – у меня сложилось впечатление, что совсем недавно – это очевидно было фермерской усадьбой. Небольшой участок возделанной земли, прилегавший к ней, еще не успел зарасти сорной травой, а значит, обрабатывали его буквально на днях. Сено в полуразрушенном амбаре еще не начало преть, а значит пролежало на открытом воздухе совсем немного. Однако загон для скота и сам дом сохранились в куда худшем состоянии, и я затруднялась сказать, что именно их разрушило – стихия или чье-то осознанное воздействие. Следов пожара, во всяком случае, мне заметить не удалось. Торин хмуро осматривал развалины и, как мне показалось, тоже искал следы стороннего вмешательства в судьбу хозяев дома. Вскоре к нему присоединился и Гэндальф. - Фермер с семьей когда-то жил здесь, - сказал маг, разглядывая разбитый в щепки платяной шкаф. - Похоже, больше не живет, - ответил мой гном, отрядил Двалина и Глоина на разведку местности и приказал остальному отряду разбивать лагерь. Основным доводом в пользу того, чтобы остаться у развалин, вероятно, стало наличие сохранившегося в хорошем состоянии каменного колодца, потому что накануне у нас были проблемы с поиском воды в количестве, достаточном для готовки пищи, да и сегодня местность, по которой мы шли, была слишком сухой. Именно тогда между Торином и Гэндальфом произошел первый серьезный спор. Серый маг, исходя из каких-то своих соображений, хотел, чтобы мы непременно шли в место под названием Имладрис. Торин в Имладрис не хотел. - Что нам делать в этой долине? – хмуро спрашивал он. – Только напрасная потеря времени. Мне не нужен совет эльфа. Тем более, совет, ради которого придется совершать такой крюк. Куда мы сможем оттуда попасть? На Северный Верхний перевал? Через него и в прежние времена трудно было провести лошадей, а тем более сейчас, когда дорога столько лет пробыла без должного ухода. Чтобы пойти через перевал Красного Рога, нам нужно свернуть на юг куда раньше, до брода через Бруинен. Это значит, что при заходе в Имладрис мы теряем полторы недели времени только на путь туда и обратно, даже если не задерживаться в Последнем Домашнем Приюте. А теперь скажи, зачем нам это нужно? - Владыка Элронд мудр, - вещал Гэндальф. – Если кто-то и сможет помочь нам в прочтении сокровенных писаний на карте, доставшейся тебе от твоего отца и деда, то только он. Нам нужно знать, что там написано, Торин. Это может быть очень важно! - Если ты полагаешь эти писания такими важными, почему не озаботился их прочтением прежде? – задал резонный вопрос Торин. – Если, как ты говоришь, эти бумаги попали к тебе до того, как состоялась битва при Азанулбизаре, времени у тебя было более чем достаточно. На сей раз упоминание Азанулбизара меня уже не удивило. Я твердо решила воспринимать подобные несоответствия временных интервалов здравой логике моего родного мира как что-то само собой разумеющееся. В конце концов, откуда мне знать, может здешние маги это что-то вроде нашего Кощея Бессмертного? Пока не найдешь правильную иголку, запрятанную в правильном зайце, так и будут себе жить и колдовать потихоньку. А зайцев здесь, в связи с хорошей экологией и кормовой базой, полно. Замучаешься искать. А вот Гэндальфу слова Торина не понравились. Он потемнел лицом и нахмурил брови, сводя их в одну линию на переносице. Я решила, что нас опять ждут обвинения в том, что ему, серому магу, не доверяют, сомневаются в словах, обвиняют в бездействии или еще что-нибудь в этом роде, но старик был краток. - Чтоб им всем пусто было, этим твердолобым гномам! – раздраженно проговорил он, резко развернулся, картинно взмахнув полами мантии, и целеустремленно зашагал прочь, практически оттолкнув с дороги попавшегося ему на пути хоббита. - Гэндальф, ты куда? – удивился Бильбо. - Составить компанию единственному разумному существу на десятки лиг в округе, мастер Бэггинс, - последовал ответ. - Это кому это? – заинтересовался хоббит. - Себе самому, - гордо заявил маг и окончательно удалился. Хм… ну, удачи, разумное существо. Полагаю, ужин на его долю сегодня можно было не готовить. Во взгляде, каким Торин проводил серого мага, тоже отчетливо читалось «скатертью дорожка». Когда серая мантия Гэндальфа скрылась среди деревьев, мой гном приказал Бомбуру поторопиться с ужином и отрядил Фили и Кили стеречь лошадей. С учетом того, что обычное ночное дежурство в лагере не отменялось, было похоже, что место нашей стоянки у Торина все-таки вызывало подозрения, хоть и не настолько сильные, чтобы срываться с него и искать новое. Тем более что вернувшиеся Двалин и Глоин уверяли, что в округе все спокойно. - Торин, ты, действительно, не намерен идти к эльфам? – осторожно поинтересовался Балин, когда в лагере закипела обычная вечерняя работа. - Нет, - ответил мой гном. – Нам там делать нечего. Элронд Полуэльф, несомненно, мудр, но в своей мудрости вполне может решить, что будить спящего дракона неразумно. И у него достаточно сил, чтобы не позволить нам покинуть пределы Имладриса против его воли. Что там полагает Гэндальф, это его дело, но я не хочу прорубать путь через ряды эльфийской стражи. Если не отыщется более весомых причин для посещения владений Полуэльфа, мы повернем на юг еще до Бруиненских ущелий. Серый маг волен поступать, как ему вздумается. - Но нам все еще нужен кто-то, кто мог бы прочитать карту, - заметил Балин. - Карту? – Торин усмехнулся. – Я не знаю, что смог и чего не смог прочесть по карте Гэндальф за полтора века, которые она у него будто бы пролежала, но основные надписи на ней сделаны рукой Аэгила. Ты помнишь Аэгила, Балин? Полагаю, что он и составлял ее по велению владыки Трора. Для тайнописи, как мне помнится, он предпочитал использовать лунные руны. Серп луны на пергаменте служит дополнительным тому подтверждением, а знак дня летнего солнцестояния говорит, когда эти руны будут наиболее хорошо видны. Для того чтобы прочесть карту, нам нужен не эльф из Имладриса, а кусок горного хрусталя и хорошая лунная ночь недели через три. - Думаю, что в этих холмах найти эльфа будет проще, чем горный хрусталь, - сказал Балин, широким жестом обведя окружающую нас лесистую местность. - Зеркало тоже подойдет, - коротко ответил Торин. Сдается мне, Балин хотел сказать, что зеркало в ненаселенной местности найти не менее проблемно, чем хрусталь на равнине, но предпочел промолчать, хотя был бы прав. В разоренном фермерском доме подобной роскоши точно не водилось. Вдохновившись новым квестом, я облазала там каждый уголок, но не нашла ничего даже близко похожего. Зато у сорванной с петель и разбитой двери, ведущей в подвал, я наконец обнаружила относительно свежие пятна крови, которые уже не бросались в глаза, но все еще угадывались по запаху. А еще там присутствовал другой, слабый, но тяжелый запах, который я не опознала, но который заставил шерсть подняться дыбом у меня на загривке. Это не было неконтролируемым приступом ярости, как в случае с найденными мной волчьими следами. Но источник запаха собака без сомнений воспринимала как врага, рисуя в воображении что-то громадное и однозначно двуногое. Чем бы это что-то, побывавшее возле фермерского дома, ни было, его уж точно нельзя было оставлять без внимания. Может, Двалин и прав, говоря, что сейчас вокруг все тихо, но лучше было лишний раз проверить. Я заложила пару широких кругов вокруг разоренной фермы, пытаясь определить, куда ушел тот, кто оставил следы, и, наконец, нашла то место, где он углубился в лес. Запах здесь был особенно сильным. Похоже, что двуногое существо приходило к ферме по одному и тому же пути не раз и не два. Я осторожно двинулась по следу, стараясь соблюдать максимальную осторожность. Прежде, чем поднимать тревогу, лучше было все разведать лично. След уводил все глубже и глубже в лес, и хотя на открытом месте еще слабо брезжились сумерки, под сводами деревьев было уже темно. Идти пришлось довольно долго – скорее всего, так далеко наши разведчики не заходили, - пока наконец я не уловила запах кострового дыма, смешивающийся с тем же тяжелым запахом, но только в трех различных вариациях. Существо, приходившее к ферме, явно от одиночества не страдало. А вскоре я заметила и отблески костра. К костру я подползала по-пластунски, прячась за кустами, поскольку уже по опыту знала, что ночное зрение в этом мире могут иметь не только собаки и кошки. Мне повезло, меня не заметили. Осторожно выглянув из-за кустов, я оторопела. Собака не ошиблась, двуногие твари, обосновавшиеся в лесу, были огромными. Не знаю, какое название было у них в этом мире, но в моих компьютерных играх, случись им там оказаться, они, скорее всего, были бы поименованы троллями. Метра четыре в высоту по моим приблизительным прикидкам. Одутловатые, с грубой, как будто высеченной из камня кожей – серой и полностью лишенной волосяного покрова – и приплюснутыми мордами. И все-таки некоторые зачатки цивилизации у этих существ присутствовали. Они знали огонь, более того они что-то готовили на этом огне. Они носили набедренные повязки – или, возможно, какое-то подобие юбок, поскольку я раньше не слышала, чтобы на набедренные повязки нашивались карманы. А еще они умели говорить – на каком-то ломанном наречии вестрона, поскольку я их с трудом, но понимала. И говорили они о том, каким тощим был съеденный ими несколькими днями ранее фермер. Черт, это еще и людоеды? Вот же нас угораздило! Я осторожно поползла назад и, отползая, испытала шок еще раз. Дело в том, что я отчетливо различила на траве не замеченную мною сначала в общей мешанине тоненькую ниточку совершенно иного запаха, который никак не мог принадлежать исполинам. Очень хорошо знакомого мне запаха заплесневелого хлеба. Гэндальф подходил к лагерю этих существ, вероятнее всего, уже после разговора с Торином, поскольку раньше у него не было бы времени на такую прогулку, и… просто ушел. Не счел их опасными? Или решил, что это послужит хорошим уроком для решившего проявить упрямство гнома? Я не собиралась гадать и точно знала одно: Торина следует поставить в известность о подобном соседстве, причем как можно скорее. Когда между мной и стоянкой исполинов оказалось расстояние, которое я сочла безопасным, я со всех лап пустилась к нашему лагерю.