Крылья. Пробуждение.

В гроте, который теперь служил им домом, летом было прохладно, а зимой – тепло. Но последнее, скорее, было обусловлено весело пляшущим костром, который почти никогда не угасал. В гроте было сухо, в углу остались сложенными старые, но чистые одеяла, неподалеку от них, на нескольких веточках жареное мясо и ягоды алой рябины, а на стенах – все сплошь было исписано – это воительница считала и зачеркивала дни, когда вернется Раэнэл. Но уже давно прекратила. Стоя на камне, у самого входя в грот, немолодая женщина смотрела на верхушки голых одиноких деревьев. Теплые коричневые штаны, в которые она была одета, были заправлены в потертые старые высокие сапоги. Такой же старый черный корсет – поцарапанный в нескольких местах, стягивал ее еще узкую талию, поддерживая небольшую грудь, скрытую серой тонкой блузкой. На шее, скрывая застаревший косой шрам, висел черный длинный шарф, который спускался до самых бедер. Узкие хрупкие плечи покрывал такой же старый поистертый, но теплый мужской плащ с капюшоном на меху. Ару судорожно вздохнула, а затем, глядя себе под ноги, медленно побрела по вытоптанной узкой дорожке вниз, ощущая, как горный воздух давит на грудь, а внизу становится дышать все легче и свободнее. Через узенький ручей, впадающий в реку, была небольшая деревушка. Люди в ней были добрые, отзывчивые, и совсем не болтливые, но выработанное с годами недоверие давало о себе знать, да и к тому же, Ару прекрасно знала, что за ребенка она родит... Среди людей в деревушке были даже дальние потомки эльфов – сохранившие такой же высокий рост, дивную красоту и слегка вытянутые заостренные уши. Одним из них был кузнец, у которого девушка попросила выковать ей новый меч и теперь он, за шестнадцать лет уже не раз вкусивший крови, мирно покоился у нее на бедре, бряцая ножнами при каждом шаге. Все было слишком тихо и порой, затачивая его вечерами и бросая взгляд на маленького младенца, завернутого в шкуру, Ару размышляла, нужен ли ей меч в этом тихом и безопасном месте. Но нет. Он, безусловно, был ей нужен. Предгорья были таким местом, куда очень редко и то, лишь по незнанию, заходят случайные люди, выбрав не ту тропинку. Но теперь уже Ару не убивала людей направо и налево, которые неосторожно приблизились к их дому. Не хотелось привлекать к себе лишнего внимания. Поэтому подчас Кару выходил первым встречать гостей и только поэтому, многие невинные жизни были сохранены. Но лишь невинные. Несколько раз за шестнадцать лет к гроту подступали люди в красных одеждах. Еще до смерти Раэнэла, Ару была наслышана о них, и сделала для себя выводы. Когда доходили вести о том, что по их вине творится на Западе, ее кулаки непроизвольно сжимались, а сердце рвалось туда – в свой маленький домик, рядом с воротами в столицу Зулавейр. Но после она вспоминала о сыне, и ее пыл утихал. Красные жрецы и их наемники были убиты от ее руки. Она разрывала и закапывала их одежду, отбирала золотые монеты, кольца и все ценности, что они носили с собой, а тела скармливала диким животным, которые водились в этом лесу. Жестокие времена требовали жестоких мер, и когда серая сталь ее оружия входила в голову человека, пробивая черепную кость, как нож в масло, а брызги крови, обжигали ей губы и запястья – ни один мускул не дрожал на ее лице. Она защищала своего сына, а не жизнь. Последнее, что у нее осталось. Женщина спустилась ниже, к реке, шум вод которой успокаивал ее и пошла вдоль берега, подбирая маленькие, сточенные ветром и водой гладкие камни, а после, небрежно бросая их в воду, глядела на то, как расплываются и исчезают круги. Через несколько дней после погони, когда все успокоилось, они вернулись в лес, в их маленький уютный домик. Там все осталось нетронутым – еда, одежда, какие-то золотые деньги, шкуры, ветки, лечебные травы. Она отправилась дальше, по следу, пытаясь сдерживать горькие слезы. Шла и шла, тихо зовя своего любимого, пока не наткнулась на его смятый плащ. Единственное, что от него осталось. И как воспоминания, этот плащ согревал ее все эти семнадцать долгих одиноких лет, полных изнуряющего ожидания и бессонных залитых слезами ночей. Ару никогда не думала, что может скучать по кому-то так сильно, что слезы, не прекращаясь, будут наполнять ее глаза, а голос охрипнет от отчаянных криков. Она искала его несколько месяцев подряд, но не нашла даже следов. Кару предложил остаться здесь, но это было бы слишком больно, и поэтому они ушли дальше, на Восток, туда, где их никто бы не узнал. Туда, где их никто бы не нашел. Они шли долго, не говоря друг другу ни слова, и каждый раз ждали, что с неба к ним спустятся эти двое Крылатых. Последние. Но так никто и не вернулся. Они расположились у предгорья, ближе к восточным границам, и теперь жили здесь, в мире, спокойствии и одиночестве. Ару было тяжело и горько. Она не находила себе места от потери Раэнэла, и порой у нее даже проскальзывала безумная мысль уйти вслед за ним. Унести с собой его дитя. Исчезновение Раэнэла, а после осознание, что он не вернется, окончательно сломало ее твердый стержень, и она ослабла, будучи только с робким братом, который, кроме ласковых утешающих слов, ничем не мог ей помочь. Но именно словами Кару отговорил ее от такого безумного и эгоистичного поступка. - Ты ведь мать. Будущая, - сказал он тогда, коротко улыбаясь. - И в тебе растет его частичка. Раэнэла. Ведь ты любила его. Его сын растет в тебе. Окружи лаской и любовью этого мальчика. Или девочку. Всю любовь, которую ты испытывала к Крылатому, отдай вашему ребенку. Ты не одна, а со мной. И я помогу тебе. А потом, холодной весной, на берегу быстро бегущей руки родился Таэнор. Маленький, кричащий комочек, в кровавых подтеках, испытавший первый в своей жизни шок, вдохнувший первый глоток воздуха, со вкусом речной тины. И вся их глухая печаль, постепенно сменилась любовью и нежностью к этому ребенку с яркими голубыми глазами. Таэнор рос быстро. Быстро всему учился – писать, читать, охотиться, разводить костер, ездить верхом и фехтовать. Ару учила ему всему сама, воспитывала с нежностью, но в тоже время жестко. Кару, внимательно глядя за сестрой, предупредил ее даже не думать о большой опеке. Мальчик все делал сам. Несмотря на условия, в которых он родился и вырос, он никогда не позволял себе жаловаться на что-либо, с каждым годом походя на Раэнэла как внешне, так и внутренне. Отстраненность не сделала его необщительным, даже напротив, он частенько убегал в ту деревеньку, чтобы с кем-нибудь да познакомиться. Там у него даже появились какие-то друзья - девочки и мальчики, о которых он рассказывал, но Ару знала, что эта детская дружба мимолетна, как мартовский снег. Когда он вырастет, вряд ли сельские забавы будут ему милы – это будет человек совершенно другой социальной ступеньки. Когда откроются крылья, он забудет о своих друзьях и спросит…. Кто он такой…. И кем же, наконец, был его отец. Тот, кто отдал ему свой дар, который лишь однажды заставил его болезненно закричать. Ни Кару, ни Ару, не знали, что случается с детьми королей. Когда вдруг проявляется аномалия. Будучи беременной, Ару думала, что родит ребенка, похожего на птенчика, с перьевыми голыми отростками, который со временем, станут крыльями, но нет. Ребенок родился совершенно нормальным, без каких-либо отклонений. Но все случилось несколько позже. Ару сидела на камне, внимательно следя за каждым движением двенадцатилетнего сына. Кару, скрестив ноги, сидел на земле подле нее, так же наблюдая за тренировкой гибкого племянника. Таэнор босиком и в самой легкой одежде скакал вокруг дерева с мечом, подогнанным ему по руке, изредка нанося удары и оставляя сероватые рубцы на старой неровной коре с едким запахом. - Меч держи легче. Расслабь руку, - прикрикнула женщина. Мальчик кивнул ей, закружился и рубанул по дереву со всей силы, оставляя на нем отчетливый шрам. Ару поднялась, бесшумно вытаскивая свой меч. Она несколько раз провернула его в руке, глядя на позу сына, и напала на него сзади, намереваясь застать его врасплох. Но Таэнор был гораздо ловчее и гибче своей матери. Он изящно увернулся от ее выпада, отскочил в сторону и ударил сам. Звон стали ударил немолодому менестрелю по ушам, и Кару, передернувшись, сжал чувствительные уши руками. Ару оттолкнула от себя сына и усмехнулась, глядя, как тот поднял правый локоть повыше, а ноги расставил на ширине плеч, как она его и учила. Женщина, облизав губы, изогнутые в змеиной усмешке, двумя пальцами поманила сына напасть. Таэнор рванулся к ней. Первый удар она парировала, еще не совсем растеряв реакцию воительницы, хотя потихоньку годы брали свое. Через несколько минут боя, Таэнор двумя ударами выбил меч у нее из рук. Оставшись без оружия, Ару не растерялась. Она резко схватила сына за запястье и с силой надавила каблуком длинного сапога ему на голые пальцы ног. Таэнор вскрикнул от боли, выпустил меч из рук и отшатнулся. Ару рассмеялась, отпустив его. - Никогда не теряй бдительности. Даже если враг потерял оружие, он все равно может быть опасен. Спрятанный в сапоге кинжал; камень, который он подхватит с земли, стекло или бутылка, а может быть, даже зубы…. Таэнор? Ты слушаешь? Парень внезапно резко стал бледным. Его дыхание участилось и Ару, подойдя, обеспокоенно приподняла его опущенный подбородок. - Что случилось, сын?! Таэнор прижался спиной к дереву, что сохранило на себе следы его меча. Ноги у мальчика подкосились, а лицо исказила гримаса боли. Ару знала, что когда наступают на пальцы, это неприятно, но не настолько, чтобы так кривиться. Кару вскочил, тоже поняв, что что-то пошло не так. Таэнор приоткрыл побелевшие губы и с ужасом и мольбой посмотрел на мать, дыша часто и хрипло. - Мне больно… - прохрипел он. – Помогите… Кару бросил к нему, подхватил на руки, глядя ему в белое испуганное юное лицо. - Где болит, скажи… Рот юноши скривился, и тот закричал, оттолкнул от себя менестреля, а после упал на колени, впиваясь пальцами в землю. Ару смотрела во все глаза, не понимая, что происходит с ее сыном. Это вогнало ее в какой-то своеобразный ступор. Кару отшатнулся. Таэнор закричал снова – от его крика, вернувшегося эхом, вспорхнули потревоженные птицы. Он перекатился на спину, изогнулся в болезненном спазме снова. Его руки сами собой потянулись к рубашке, пытаясь стащить ее, но мальчик просто беспорядочно с треском порвал ее надвое и откинул от себя прочь, оставаясь обнаженным по пояс. Таэнор перекатился вновь, выгнулся – его позвоночник стал отчетливее, а белая кожа натянулась так, что готова была лопнуть и обнажить кости. Кару начал медленно отходить, видя, как обострились лопатки и позвонки на спине у племянника и, взяв сестру под локоть, увел ее за собой. Таэнор закричал снова, громко и болезненно. Он поднял голову, с мольбой и страхом глядя на родных людей, которые с ужасом отходили от него прочь. - Нет, не уходите…. Коленями он упирался в землю, а лицо спрятал в сжатых руках. Как зачарованная, Ару глядела на сына, и медленно до нее доходило, что происходит. Кожа на лопатках у Таэнора разошлась, образовав две большие неаккуратные кровоточащие раны. Из них одновременно, начало вертикально расти нечто длинное, темно-серое и обтекаемое, покрытое кровавыми сгустками и какой-то слизью. Таэнор снова глухо вскрикнул и застонал, сжимаясь в клубочек. Крылья продолжали расти – моментально и на глазах, а после медленно раскрылись – влажные, живые и настоящие, после беспомощно опали, накрыв своего обладателя, измученного нечеловеческой болью. Раны не затягивались, из них по бокам у Таэнора потекли узкие струи багровой крови. Кару развернулся и направился в грот за тряпочкой, чтобы вытереть кровь. Таэнор шевельнулся, попытался подняться, но не смог из-за тяжести крыльев, еще не до конца осознавая, что с ним произошло. В нос Ару ударил неприятный запах чего-то противного и мокрого - так пахнет новорожденное существо. Она подошла к сыну. Избегая прикасаться к крыльям, помогла ему подняться. Таэнор прижал пальцы к ноющим вискам. Он все еще был бледен и нетвердо держался на ногах. - Что… - тихо выдохнул он, - что произошло…. Ох… спина… Чувствуя неприятные ощущения, он обернулся и оторопел, шокированный. Он аккуратно провел ладонью по крыльям, собирая с них тягучую клейкую слизь и, брезгливо вытер ее о кору ближайшей сосны. Кару, подойдя к нему, мягко оттер влажной тряпицей кровь со спины. Не привыкший к новой части своего тела, Таэнор крутнулся на месте, потерял равновесие из-за тяжести. Мокрое крыло ударило Кару по щеке, и он схватился за нее. Таэнор виновато поглядел на него, а затем – на мать. - Это еще что! Откуда это?! – паникуя, вскрикнул мальчик, глядя на мать безумными глазами. Ару сглотнула и тихо произнесла: - Это твой дар. Это дар. Единственное, что она могла сказать ему. Это крылья, которыми когда-то владел твой отец. Теперь они твои. Все, что она могла ему сообщить. И больше ничего. Как летать. Как оторваться от земли. Как управлять ими, чтобы слушались. Ничего этого она не знала. И не было рядом тех, кто бы мог знать. Таэнор смог только их расправлять и собирать, да и то, не сразу. Поначалу они тащились за ним, как подол какой-нибудь величественной мантии. Затем пришлось объяснить то, что он скрывали от него так долго. Рассказать, что папа, которого мальчик так долго ждал, не придет. Рассказать, что папа был Крылатым королем на Западе, но после сбежал из места, которое когда-то было его домом. Сбежал, чтобы никогда не вернуться. Таэнор слушал и не верил. Казалось невероятным, что он, сын сбежавшего короля, который дружит с крестьянскими детьми, живет в гроте и ходит в поношенной старой латанной - перелатанной одежде, хотя ему должно жить в каком-нибудь замке, есть из серебряной посуды, ходить в шелках и общаться только с людьми из знатных семей. То, что он особенный, не обрадовало его. Это как-то надломило. Он частенько сидел на скале высоко в горах, в полном одиночестве, расправив крылья, и осознавая, что на большее он просто не способен. К друзьям он больше не спускался, поскольку открывать свое происхождение, когда в каждом уголке света рыскали, как шакалы, жрецы Риясэ, было очень глупо. Ару оберегала его, но давала некоторую долю свободы, хотя теперь это совсем не прибавляло радости. Это причиняло ему боль. Он чувствовал себя растерянным, и даже брошенным. Без отца, который мог бы рассказать ему гораздо больше, чем мама и дядя. Который должен был ему этому научить, но ушел слишком рано. Таэнор остался один – со своим даром. Не зная ни рода, ни племени, ни истории. И все, чем его кормили во благо, оказалось сущей ложью. Но он не винил в этом своих родных. Они сделали то, что посчитали нужным. И чтобы как-то поднять его, решили отправить туда, где ему самое место. Домой. В Зулавейр. Ару поглядела на тропу, по которой он ускакал, оставив тревогу в сердце и запах своих волос, но она не имела права ехать с ним. Таэнор должен все сделать сам. И он сделает. Она верила в него.

* * *

Кийрэ сидела на узком, длинном, красном диванчике, с кожаной обивкой и изогнутыми подлокотниками, низко опустив голову и запустив пальцы, унизанные магическими перстнями, в длинные русые волосы. Молодой чародей Каор стоял у окна, приоткрыв посеревшие губы. Широко распахнув глаза, он глядел на то, что творилось за окном, ощущая вибрации даже в полу самой верхней комнаты. Руки у него мелко дрожали, и он всеми силами пытался подавить дикую панику, охватившую всю его существо. Вари хаотично листал книгу, стараясь хоть что-то выискать, и невольно вздрагивал от рева, доносившегося снаружи. - Это безумие! – с ужасом прошептал Каор и резко задернул длинные бархатные шторы, погружая комнату в еще больший мрак. Кийрэ не отвечала ему. Она сидела в таком положении уже несколько часов, не двигалась, и не отвечала на вопросы, лишь коротко кивая головой и невнятно мыча что-то. Она первая поняла, что происходит. Первая почувствовала эти толчки и, помня наказ своих учителей, сразу помчалась в библиотеку, искать ту самую книгу, чтобы удостовериться. Когда она написала и отправила Учителю письмо, криво начирканное на пергаменте, Древнейшие проснулись окончательно. Земля раскололась, застонала, изрыгая из себя чудовищ, спавших в ней все три эпохи, и люди, уже забывшие о них, запаниковали. Некоторые из них, помчались к магам, в поисках совета и защиты, но роща мгновенно сомкнулась вокруг башни неприступной стеной. Ветки, будто живые чужие руки, цеплялись за одежду, тормозя, метили выколоть глаза тем, кто пытался прорваться сквозь неприступный заслон. Люди разбегались кто куда, а особо упрямых, магическим потоком вышвыривало прочь. Тогда люди поняли, что чародеи отвернулись от них и, всегда великодушные и внимательные, теперь не придут на помощь, мстя за нанесенные им обиды и оскорбления. Они пробудились у окраины леса, на границе, сваливая ели, старые скрипучие сосны и маленькие голые деревца. Из их раскрытых алых пастей, наполненных зловонной слюной, вырывался пар. Рычали, скалились, сталкиваясь друг с другом, слепые и глухие, они ползли быстро и резво, ощущая брюхами холод февральского снега, и набросились на первую деревеньку внезапно, обрушивая на нее всю свою ярость и весь свой голод. Их было много, все они исхудали за долгие месяцы спячки, но оттого были еще более злы. Маленького поселения не стало в считанные минуты, белоснежный снег смешали с землей, окропив алыми брызгами крови. Твари все лезли и лезли. Молодняк, пробудившийся после взрослых особей, плевался, подбирая оставленные куски человеческого тела, вроде оторванных рук, ног или голов. После них остался кровавый грязный извилистый след. Некоторые из них, вырвавшись на свободу, расправили кожистые смятые крылья, чем-то напоминающие огромные крылья летающих мышей и взмыли вверх, а после унеслись куда-то прочь от Запада, понимая, что вскоре здесь не останется пищи. Люди кричали, сшибая друг друга с ног, бросали свои жилища, пытаясь убежать. Кто-то моментально вскакивал в седло и приспустился верхом, кто-то от ужаса и шока позабыл о лошадях и кинулся бежать просто пешком. Земля задрожала, застонала. Лед на реке треснул, а после провалился, река забурлила. Взрослые особи, раздолбив лед лапами, окунули в ледяную воду пасти, изнывая от вековой жажды и окрашивая воды реки в багровый цвет. Ломая деревья и расчищая себе и другим дорогу, они направились к замку, ведомые человеческой грязью. Шли туда, где ее было больше всего. В столицу. Трое маленьких мальчишек в простых одеждах ворвались в комнату, бросились к Каору, обнимая его за талию и прижимаясь, вроде бы ища защиты, уткнулись заплаканными личиками в его мантию. - Что мы будем делать, отсиживаться? - Наша магия не сдержит их, - решительно произнес Вари, бросая книгу на пол. Он взял со стола мел, кинжал и поглядел на собеседника. - Зови всех остальных. Мы уходим в Обломки Мира. Здесь нет больше нашего дома. - Почему они не идут сюда? - Потому, что здесь все спокойно и мирно. Здесь нет ни лицемерия, ни лжи, если впустим людей – все пропало, - сказала Кийрэ, поднимаясь. – Я приведу всех. Рисуй портал. Такой, чтобы продержался долго, а исчезнув – разрушил это место. Вари, кивнув, замахнулся кинжалом, и кровь алыми рубинами забрызгала красивый мраморный пол. Кайо тихо поднимался по лестнице, скользя одной ладонью по узким шероховатым перилам, а вторую спрятав в маленьком кармашке темной мантии. Он был поглощен своими раздумьями, глядя себе под ноги, и не услышал криков. Его уставший сонный взгляд не привлекло движение за узким и длинным окном, чуть прикрытым шторами. Ему было плохо и больно, он едва ли не валился с ног, упрямо продолжая подниматься и желая уже поскорее добраться до своих покоев и там упасть на кровать. Укрыться одеялом с головой и больше не выходить, до самой ночи. Окно напротив него мелко задребезжало, а после практически мгновенно брызнуло во все стороны осколками острых и мелких стекол. Мужчина инстинктивно присел и заслонился руками, пытаясь спрятать лицо и уберечь глаза, а после вскрикнул. Несколько осколков впились ему в ладони, причинив неимоверную жгучую резкую боль. Но боль была ничем по сравнению с тем, какой ужас испытал Бескрылый, когда в разбитом окне показалась огромная чешуйчатая окровавленная морда слепой твари. Они просыпались везде – как на границе, как в городе, так и в самом сердце столицы и, увидев добычу, метнулись к замку. Зверюга с шумом втянула в себя воздух маленькими, близко посаженными, ноздрями. Разумеется, не почуять обомлевшего от страха, человека, она не могла. Тварь оглушительно зарычала, разбрызгивая капельки зловонной вязкой слюны, а после потянулась и резко щелкнула полуметровыми острыми клыками, способными разорвать человека пополам, намереваясь снять с незадачливого короля скальп. Кайо в ужасе отшатнулся, прижимаясь спиной к высоким перилам, и повернул голову, так, что острые клыки лязгнули лишь в нескольких сантиметрах от его лица, обдав его таким смрадным дыханием, что он едва не задохнулся от вони. Тварь зарычала снова, с трудом просовывая когтистую лапу в маленькое окно. Для нее было слишком мало пространства, чтобы залезть через него. Кайо аккуратно сполз по ступеньке вниз, ужас его парализовал на короткое мгновение. Тварь зарычала снова и ударила лапой по стене так сильно, что та треснула и провалилась. Два крайних окна от рыка и силы удара тоже разлетелись вдребезги, зазвенев на ступенях лестницы острой россыпью. Гадина снова зарычала, чуя жертву, но будучи не в силах до нее дотянуться, ударила по стене снова, и та окончательно разрушилась под таким сильным натиском. Кайо закричал от страха, зажмурился, ожидая один удар, после которого наступила бы моментальная смерть. Лапа твари скользнула и уперлась в ступени. И лестница, не выдержав, переломилась под огромным весом. Потеряв опору, зверюга начала проваливаться, и упала, разрушив уцелевшую половину лестницы, где можно было спуститься вниз. Кайо, едва не потерявшего сознание, неумолимо потянуло вниз, но он моментально зацепился рукой за основание перил и повис, тихо воя от боли. Осколки стекла от этого только глубже прошли ему в руку. Плиты, куда грохнулась зверюга, раскололись, рискуя обвалиться так же, как и несчастная лестница. Зверье поднялось, рыкнуло раздосадовано, вскинуло непонятной формы голову, и снова щелкнуло зубами, опять в нескольких сантиметрах от ног Кайо. От голода и злости она ударила по полу мощным хвостом, и от волны удара, Кайо не удержался. Он разжал руку, грохнувшись прямо на морду твари. Та снова зарычала, резко мотнула головой, сбрасывая неудачный обед. Кайо не удержался снова. Он влетел спиной в камень и осел, оглушенный ударом. Удар выбил воздух из легких. В глазах все расплывалось, страх заполнил все его сознание, боль вкупе со страхом парализовала повторно. Эта слепая зараза сквозь завесу образовавшегося пыльного тумана почуяла его и с воем набросилась, распахивая пасть и собираясь проглотить его целиком, не пережевывая. Кайо резко на коленях отполз в другую сторону, и тварь влетела прямо головой в основание стены, ломая ее. Камни затрещали, рушась на глазах, и завалили рычащую голодную слепую особь. Кайо поднялся, не дожидаясь, пока тварь придет в себя после оглушения, и бросился прочь. Все люди, что жили в его замке, кричали, бегали, стражники, побросав свои посты, спешили, как можно поскорее покинуть замок. Кайо резко остановился и отошел на два шага назад. Сломя голову, к нему бежала девчушка, одной рукой придерживая подол платья, а другой размахивая. Она хотела было уже крикнуть что-то, как другая тварь – чуть помельче той, что обрушила лестницу, взвилась позади и схватила ее всю клыками. Послышался сдавленный хруст, как если бы кто-то ломал кости, и Кайо закричал снова. От служанки остались одни только ступни в пыльных туфельках. Тварь зарычала, сожрав бедную девушку в несколько жевков и снова втянула воздух, пытаясь учуять себе еще жертву. Лишь единицы услышали, как обрушились Благородные ворота. Как каменная стена, окружавшая Зулавейр, построенная еще руками эльфов и людей, которые жили здесь до Крылатых, неумолимо пала. Поверженная, пропуская в столицу голодных чудовищ. А они проснулись и выбрались, ползя из леса, через водопад. Первые дома были снесены, а люди погибли. Те, что жили наверху, ближе к замку, уже могли спастись, но все они бездумно бежали к магам, решив, что те как всегда придут им на помощь. Твари набросились на замок со всех сторон, лезли во все окна, разбивая стекла и руша колонны, врываясь во все двери. Люди пытались убежать от одних и их моментально настигали другие – мелкие или большие, с хрустом разгрызая людей пополам, изредка оставляя на полу валяться только кисти рук. В разрушенных залах пахло старой влажной гнилой землей с серой плесенью, пахло пылью от камней, кровью и трупами. Кайо прижался к стене, слыша крики со стонами, хруст пожираемых людей, грохот разрушающегося замка. Слева от него, молодая особь пролезла в образовавшуюся дыру и набросилась на него. Кайо резко отскочил в сторону. Край его мантии зацепился твари за клыки, и она резко потянула его к себе. Мужчина сорвал застежку, отдавая ей одежду, и побежал, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из замка. Замка, который стал просто местом пира для этих тварей. Оглядываясь, чтобы удостовериться, что за ним никто не гонится, он споткнулся и упал, машинально вытягивая вперед руки. Оглянувшись, он вскрикнул от отвращения – он запнулся о половину тела какого-то мертвого стражника. Мощные зубы тварей были способны даже разгрызть самую крепкую сталь. Доспехи – теперь перекушенные и по краям измазанные в вязкой слюне, не спасли его. Кайо видел вывалившиеся из тела бурые внутренние органы, и его едва не вывернуло от отвращения и ужаса. Схватив чей-то валяющийся одноручный меч, он резко поднялся на ноги и побежал дальше, слыша рык молодой твари, что содрала с него мантию. Она, извиваясь, как огромная ящерица, гналась за ним. Опустив голову, она на ходу схватила половину того мертвого стражника, перемалывая его в своей пасти, и продолжила бежать. Кайо остановился, сжал зубы, подумав, что сейчас он уж точно умрет из-за этого безрассудного и бессмысленного по своей сути поступка. Тварь широко распахнула алеющую пасть, показывая вымазанный в чужой крови длинный узкий язык, уже собираясь сомкнуть ее моментально, как Бескрылый резко бросил меч прямо ей в глотку. Острие воткнулось ей в небо, в нескольких сантиметрах от небного язычка, а рукоятью уперлось в мягкий язык. Тварь завизжала от боли, пытаясь сомкнуть пасть. Но от этого меч только сильнее проходил глубже в ее ротовую полость. На пол брызнула черная кровь, густая и вязкая, чем-то похожая на чернила, начинающие высыхать, обожгла королю обнаженные руки, и Кайо передернулся от отвращения. Тварь замотала головой, ударилась о колону, обрушив ее, и тут же ее вырвало – густым, не переваренным комком окровавленной человечины. Где-то в желудочном соке размокало разгрызенное железо и обрывки одежды. Когда она ударилась – острие меча скользнуло к небному языку, вызвав рвотный рефлекс. От всего этого вида Кайо едва самого не вырвало, настолько это было омерзительно. Не теряя ни минуты, снова бросился прочь из этого ужасного места, перепрыгивая через камни и чьи-то трупы, совершенно не обращая внимания на боль в руке. Она стала слишком отдаленной, впрочем, как и все вокруг. Слуги, стражники, которые даже и не подумали о том, чтобы защищать своего владыку. Впрочем, на это было наплевать. В голове билась лишь одна мысль – бежать. Бежать прочь, куда угодно, лишь бы туда, где не было бы этих ужасных невиданных гадин, не было крови, разорванных надвое людей и этого трупного смрада. В горле у него пересохло, от страха сердце болезненно сжималось, а в боку и между легких пульсировала колкая боль. Он запнулся, потерял равновесие снова, и после кое-как дополз до огромной дыры в стене, где уже был виден белый цвет странного далекого неба. Снег был серым, растоптанным, где-то алели капли чьей-то крови. Замок трещал, разрушаясь на глазах. Несколько камней полетели вниз, и Кайо отшатнулся – два булыжника упали именно туда, куда он намеревался лезть. Не дожидаясь, пока камни упадут снова, навсегда запечатав вход, Бескрылый сжал зубы, собирая все свое крохотное мужество в кулак, и рванулся наружу, прочь из замка. Разрыхленный снег обжег ему лицо, шею, руки и живот, заскрипел под ногами. Кайо с трудом поднялся снова, утопая сапогами в снегу, ощущая, как мерзнут ноги. Твари щелкали зубами – их было бесчисленное количество. Они ползли и ползли из леса – маленькие и крупные, нагоняя беспомощных людей – мелких, как мыши, по сравнению с ними, все к замку и к замку, окружая его со всех сторон и замыкая мертвым кольцом. Кайо побежал прочь от этого кровавого побоища, утопая в снегу, изредка пугливо озираясь. Он пробежал мимо водопада, окрасившегося алым цветом. Красная вода падала, шумя и поднимая бурый грязный фонтан брызг. Не обращая внимания на зверский холод, и уворачиваясь от толпящихся особей, которые все еще разрушали замок, в поисках чего-нибудь съестного, Кайо, не раздумывая, ласточкой нырнул в бурлящую алую воду. Она обожгла его внутренности, он выдохнул, ощущая, как тяжелеют волосы, как противный вкус чужой крови и грязи застывает на замерзших губах. Он вынырнул – быстрее, чем ожидал и, не отжимая волос, оставляя после себя след розоватых капель, помчался прочь. Добежав до разодранного леса, он обернулся на замок, который теперь напоминал просто кучу мусора и трупов, а после поднял взгляд повыше. Единственным местом, куда не лезли твари, оказалась одинокая и неприступная башня магов, которые наверняка, как подумал Кайо, смеются над всеми, кто погибал сейчас в пастях этих ужасных гадин. Башня стояла неприступная, тихая никто не обращал на нее внимания. Но затем прогремел ужасный взрыв – земля содрогнулась, и сама башня оказалась сметенной до самой земли. Кайо вздрогнул, ощущая, как последняя надежда на помощь тает где-то внутри его продрогшей груди. Он развернулся, тяжело дыша и все еще чувствуя противную боль и увязая в снегу, с трудом поковылял прочь. Постепенно дыхание у него успокоилось. Эти твари не могли охотиться или передвигаться бесшумно, они с воем набрасывались мгновенно, хоть и вслепую. Кайо брел, не останавливаясь, шарахаясь от трещин в земле и не обращая внимания на разрушенные обломки столицы. Где-то стонали люди с половиной тела, или без рук и ног, где-то с разодранными внутренностями. Но чем Кайо мог им помочь? Разве что добить, но сейчас у него не было сил даже смотреть на них. Спотыкаясь, он пересек разрушенную стену, когда уже стало смеркаться. Мутное небо заволокло тучами, сверкнула молния, а затем посыпался неприятный град, который закончился так же быстро, как и начался. Мужчина присел, доставая из крепления на сапоге маленький кинжал, который всегда носил с собой и продолжил тяжело шагать. Шум, крики и рык тварей все еще стоял у него в ушах и изредка он оглядывался назад. Удобнее взяв нож пальцами, он прижался спиной к ближайшему накрененному дереву, и попытался вытащить кончиком осколки стекла из ладони, тихо шипя от боли. Несколько стекол извлечь ему удалось, но остальные были слишком мелкие. Здесь была нужна тонкая игла. Руки у него были в своей и чужой крови, а белые отяжелевшие волосы приняли странный бледно-розовый оттенок от окровавленной воды, куда он бросился, в надежде спастись. Постепенно холод пробрал его до костей, и он шел, дрожа и молясь всем Троим, чтобы они уберегли его, и не позволили умереть так глупо – от холода. Кайо чертыхнулся и, спрятав нож в сапоге, побрел дальше, думая, откуда появились эти твари и почему они напали именно на его замок. Губы у него посинели, а слезы, заполнившие глаза, замерзли почти сразу. Мужчина поднял глаза, увидев разоренную деревеньку, и поспешил к ней, надеясь, что хоть там остались живые люди, которые могли бы ему помочь. Небольшие заборчики были разрушены, снег разрыхленный, смешанный с кровью и землей. Повсюду были следы лошадей, людей и тех неизвестных тварей. Наверняка, это была благополучная деревенька, с множеством домов, но теперь все они были разрушены, где-то тихо треща, догорало какое-то слабое пламя. Разломанные в щепки бревна, сваленные заборчики, теперь напоминающие просто кучу ветхих досок. Здесь пахло липким всепоглощающим страхом, густой человечьей кровью, ядовитой слюной тварей и подгнившей землей. Всюду, куда они шли, они несли эти три запаха, и оставляли их на месте побоища. На земле валялись сорванные с петель двери, блестели битые стекла окон, разбитые остатки глиняной посуды. Кайо переступил через разваленные бревна, пытаясь не провалиться в снег, продолжая судорожно дышать от холода. Недалеко послышалось испуганное ржание лошадей. Кайо обернулся на звук. Два жеребца, недалеко от деревеньки, были связаны одной веревкой и фыркали друг на друга. Один из них направлялся к разрушенной деревеньке, другой – пытался уйти напротив, как можно дальше от этого страшного места. Кайо поспешил к ним. Лошадь могла бы его спасти. С ней он бы уехал далеко отсюда, предупредил бы других людей о возможном нападении. На ходу он схватил небольшой чей-то валяющийся меч и сунул в свои ножны, которые были несколько больше, и клинок легко провалился в них. Дрожа от холода, он аккуратно приблизился к лошадям, разрезал веревку. Один из жеребцов взвился, ржа, рванулся прочь от этого ужасного места. А вот второй остался рядом с Кайо, храпя и глядя умными добрыми глазами. Мужчина ласково и коротко погладил его здоровой рукой по большой морде, и вымученно улыбнулся. Он порыскал еще, нашел какой-то старый полушубок и поспешно укутался в него. На жеребце не было седла, поэтому пришлось ехать так. Натянув поводья, он развернул лошадь, и подстегнул ее бежать прочь. Когда темнота завладела землей, и, как было принято говорить, Лариат поднял ладонь над Риясэ, принимая его под свою опеку, Кайо обогнул уже массивную цепь гор, приближаясь к своим границам. Он был голоден, измучен, напуган, ранен и одинок. Лошадь под ним устала, и поэтому, чтобы не загнать ее, он спешился и пошел пешком, ведя ее под уздечку. Маленький домик стал его спасением. Если бы он знал, что когда-то очень давно этот же домик стал спасением для Раэнэла. Видя коротенький желтый свет в запыленном окне, Кайо прижался плечом к двери и несколько раз устало ударил по ней кулаком, требуя открыть. Рук и ног уже не чувствовал, удивляясь, как еще в нем осталось тепло. В домике послышалась какая-то возня, скрипнула задвижка, и дверь мягко приоткрылась. На Кайо внизу воззрилась испуганная пара маленьких детских глаз. - Вы кто?.. – пискнул мальчонка, и Кайо ощутил, как у него подгибаются колени. - Впусти меня… - выдохнул он, облизывая дрожащие губы, - пожалуйста…. Я не обижу… Мальчик приоткрыл дверь и отошел, круглыми глазами глядя на взрослого мужчину с ужасными синими руками. Раскрыв дверь, сиротка выбежал на улицу, и увел лошадь куда-то в сторону, скорее всего в стойло. Кайо зашел в домик, пропитанный ароматом мяты и сухих трав, какого-то мясного супа и свежего хлеба и устало осел на твердый пол у камина, едва ли не прижимаясь к потрескивающему пламени. Обхватив себя за хрупкие плечики, мальчик забежал в дом и всем тельцем навалился на дверь, закрывая ее. Кайо, продолжая дрожать, стащил с себя влажный полушубок, а затем, оглядевшись, схватил кусок хлеба со стола, поскольку был голоден, как зверь. Мальчик пододвинул ему свою кружку, и Кайо с жадностью набросился на нее, без вопросов, выпивая горячее снадобье, которое живительным телом заструилось по его телу. Через полчаса отдыха, Кайо поднялся, ощущая, что согрелся и поглядел на мальчика. Совсем маленький, ему лет шесть, может быть, чуть-чуть меньше, худой, явно болезненный – глаза провалились, под ними залегли красные круги. Он был босиком, в длинных штанах и теплой рубашке. На плечи у него была накинута черная длинная одежда, явно взрослого мужчины, и явно не бедняка. Одежда была хорошая, да и сама ткань дорогая, теплая. Мальчик сидел на старенькой кровати, закутавшись в одеяла, и смотрел на него, мигая, как крольчонок из своей норки. - Ты живешь здесь один? – тихо спросил Кайо, подходя к нему. – Где твои родители? - У меня их нет…. Я их лишился давно, - Мальчик нахлобучил на голову капюшон. – И нет, не один. Меня приютил Темный предсказатель. Он меня спас совсем недавно…. - Предсказатель…. – тихо произнес Кайо, прижимаясь спиной к приятной теплой стене. – Может быть, он именно тот, кто мне нужен,… где он сейчас? - Уехал на север со своим спутником. - А что на севере? - Я не знаю, но они спешили вдвоем. А почему Вы интересуетесь? – Мальчик сверкнул глазами. – Кто Вы? Как Вы оказались на западной границе? - Тебе нельзя здесь оставаться, маленький, - тихо прошептал Кайо, протягивая руку и показывая перстень с драгоценным кольцом, - я король этого государства. Случилась… страшная беда. Неведомые чудища разрушили мой замок. Они разрушают все на своем пути…. Людей едят. Я не знаю их и никогда не видел, и даже не слышал. Ты должен уходить отсюда, иначе ты погибнешь, так же, как и все мои подданные. - Но Эрэ велел мне оставаться здесь, чтобы ни случилось…. Он сказал, что совсем скоро вернется, а если я уйду, как он найдет меня? Он сказал, что здесь я в безопасности. Магия, что окружает этот домик, защитит меня. А там, куда я пойду, магии нет…. Это… - Скажи мне, пожалуйста, куда отправился Темный предсказатель? Север огромен, чтобы опираться так…. Прошу тебя. Ребенок заметно растерялся, глядя на уставшего, чудом уцелевшего, короля перед собой. - Они…. Они говорили о каком-то правителе на севере…. Я не помню его имя, но он ждал их. Вы должны ехать к этому правителю, возможно, они все еще у него. - Суклиазар… он поехал к нему, может быть, предупредить, а Запад оставил на произвол судьбы… - тихо прошептал Бескрылый. – Но он же… хранит наш мир. Хранить обязан… Неужели личная неприязнь побудила его поступить так… Он допустил ошибку, приказав тебе остаться…. Если знал об этом…. - А разве Вы никогда не совершали ошибок? «Совершил, - с горечью подумал Кайо, ощущая уже знакомую сжимающую боль в груди и горле, - ты даже не представляешь, насколько они были ужасны…. И мне не перед кем не вымолить прощения. Ни перед кем». - Я должен ехать. Нельзя терять ни минуты. Спасибо тебе, мой маленький мальчик. И я надеюсь, что эта напасть хотя бы тебе обойдет стороной. Потому что, - добавил он горько, - ты ни в чем не виноват. - Постойте… Вы замерзнете там... – Ребенок стянул с себя теплую одежду и отдал ее мужчине. – Может это Вам хоть немножко поможет. А у меня есть тепленькое одеяло. Полушубок оставьте, мне он пойдет лучше, чем вам! Кайо принял плащ из его рук, ощущая тепло ткани. Невольно на глаза у него навернулись слезы. Он ласково потрепал доброго улыбающегося ребенка по голове, поблагодарил и вышел из домика. Ему стало невыносимо плохо, знакомое щемящее чувство стыда, вины и отчаяния завладело им. Холодный ветер, взметнувший тучу снега, растрепал ему волосы, осушил слезы на холодных ресницах. Бескрылый вывел коня, оседлал его, хоть немного обогревшегося и отдохнувшего, и помчался дальше. На север.