Крылья. Пробуждение.

Острые грани молнии разорвали полотно неба, вторя оглушающему грому, идущему с востока. Воздух загустел. Весь мир, погруженный в ночную темноту, освещался изредка вспыхивающими белыми молниями, от вида которых сбежавшая принцесса невольно вздрагивала, и сердце ее боязливо сжималось. В ночи ей мерещились тени – странные людские силуэты, которые окружали ее со всех сторон. Намеревались вернуть ее обратно к отцу и Альдермаару, который был ей отвратителен. К отцу, что никогда ее не слышал, да и не хотел слушать. Не интересовался ее желаниями, ее мечтами. Для него она была лишь способом удержать Север. И это было невыносимо осознавать. У принцесс могут быть мечты. Но в большинстве своем они не исполняются. Вьюга фыркала, когда принцесса, запутывая свои следы, разворачивала и разворачивала ее, то возвращаясь на тракт, то сходя с него. Девушка тщательно скрывала свое лицо, чуть что, хватаясь за рукоять своего меча. Страх сковал и парализовал ее, пока она ехала все эти четыре дня, засыпая между поваленных деревьев, стреножив свою сильную кобылу. Когда у нее кончилась еда, девушка отчаялась, и теперь ехала по открытой равнине, хаотично выискивая место, где можно было укрыться от разразившейся непогоды. Голод вымотал ее, последний кусок хлеба, который отдал ей мальчишка-пастух за пару монет, она съела еще днем, когда солнце было высоко в голубом небе. Ничего не предвещало этой грозы. На землю, влажную от талого снега, упало несколько капель начинающегося дождя, а затем мощный ливень обрушился на опустошенную безлюдную местность, размягчая и без того податливую землю, превращая ее в противную вязкую грязь. Заметив недалеко начинающиеся предгорья, Виола ударила влажную кобылу пятками под бока, погнала ее прямо туда. Ее дорожный плащ и волосы были уже насквозь мокрые, неприятные холодная вода стекала по прядям, по лицу, заставляя девушку постоянно вытирать лоб и щеки. Вьюга шла медленно, усталой рысью, с трудом переставляя ноги, и взмахивая головой. Сверкнувшая молния на пару мгновений осветила путь в кромешной тьме. Виола, облегченно вздохнула, уже видя вход в ущелье, предчувствуя крепкий сон и успокаивающее тепло огня, который она разведет, и прижмется к своей умной кобыле. Как вместе они уснут, под треск сучьев, а наутро, окрепнув, снова двинуться в путь, к Таэнору, который явно удивится, когда увидит ее. Ей хотелось увидеть его лицо, когда он поймет, что она сбежала к нему. Когда он узнает, как с ним поступил Суклиазар. Хлесткий металлический звук прозвенел откуда-то снизу, обвил лошади ноги, и кобыла, испуганно заржав, запнулась, и упала прямо мордой в грязь, размешивая ее и брыкаясь. Вскрикнув, девушка выпала из седла, не сумев удержаться, и застряла ногой в стремени. Зазвенела стреножившая лошадь цепь, и Вьюга, брыкнувшись, попыталась подняться, приподнимая и Виолу, которая, полулежа, видела перевернутые, стремительно приближающиеся темные силуэты, не раз ночью пугавшие ее своим приближением, паникуя, попыталась одновременно и высвободить ногу и вытащить меч. Но как только ее ладонь обхватила небольшую аккуратную рукоять, резкая боль пронзила запястье, по коже побежало что-то густое и горячее, а пальцы онемели и стали ватными, будто бесчувственными. Вьюга заржала снова, послышался топот копыт совсем близко. Уцелевшей рукой Виола натянула капюшон по самые глаза. Она высвободила ногу из стремени. Боль ослепила, но девушка не выпустила из руки оружия. Стоя на коленях, она рубанула двумя руками, прямо по ногам человеку, который оказался к ней ближе. Тот упал, страшно крича, молния озарила небо снова, на секунду дав Виоле увидеть лица своих противников. По грубым чертам и оскаленным рожам, она сразу поняла, к кому попала. Она вскочила. Меч заплясал у нее в руках, как когда-то давно, в замке на тренировках, по которым гонял ее Суклиазар. Он закружилась, воткнула меч в грудь противнику, слыша, как хрустнули кости под ее напором. Сильный удар противника последовал незамедлительно, плеть обрушилась на плечи, и ткань блузы сразу пропиталась кровью. Виола вскрикнула, обернулась – плеть нашла ее шею, оставляя глубокий порез наискосок, и снова кровь потекла по груди, заползая под корсет. Другой кнут дважды резко щелкнул совсем рядом, ударил по запястьям, распарывая их, и девушка не удержала меч в руках, который упал в грязь у ее ног. Грубые руки схватили ее за плечи, завели за спину, связали, а на глаза туго затянули какую-то неприятную на ощупь жирную полосу ткани, стягивая и капюшон. Виола, пытаясь вырваться, наступила кому-то на ногу и, решив сорвать повязку, вслепую побежала, но тут же врезалась в кого-то, облаченного в холодный мокрый доспех, местами погнутый, и этот кто-то грубо оттолкнул ее так, что девушка потеряла равновесие, и вскрикнула снова. - Немедленно отпустите меня! – прорычала она, и моментально жестокая пощечина оглушила ее на короткое мгновение, верхнюю губу пронзила резкую боль, а звон в ушах заглушил остальные враждебные голоса. Кто-то снова поднял ее на ноги, больно стянул руки за спиной, и вслепую повел по грязи куда-то. Сильный удар, явно кулаком пришелся по пояснице, и девушка застонала. - Лошадь добрая. Продать или себе оставить? – с интересом спросил мужчина. Зазвенела уздечка. Виола со стянутым капюшоном и завязанными глазами дернулась, пытаясь языком облизать разбитую губу. Ощутив тошнотворную кровь на языке, она сплюнула. Похоже, она попала кому-то на ботинок, потому что в тот же миг ей пришла еще одна пощечина, и на этот раз рука ударившего человека была облачена в железную перчатку. Удар был более болезненным, едва не сломал лицевые кости, и девушка невольно обмякла в держащих ее руках. По щеке тонкой струйкой поползло что-то липкое. - Да продай ее! У нас добрых лошадей и без того хватает. А денег, наоборот, в обрез. - Ладно, ведите ее. Грубый толчок в плечо заставил ее слепо шагать, запинаясь и спотыкаясь. Когда она едва не падала, ее хватали за стянутые за спиной руки, выворачивая их, и девушка кричала от боли. В конце концов, принцесса от шока и боли, просто упала на колени, сдерживая набежавшие от страха слезы, но чужие руки вновь подняли ее. Понимая, что она не может идти, мужчина просто поднял ее на руки. Виола, учуяв неприятный запах, смешанной грязи, сала, пива, конского пота и старого железа, невольно скривилась. Под закрытыми веками она увидела красные всполохи, ощутила жар огня, рядом с которым ее поставили и твердую породу под ногами. Теперь она в гроте. Теперь она не выберется. Звякнула сталь кинжала, резко полоснула по ткани, и повязка сама собой упала на пол, открывая принцессе глаза, и та зажмурилась от яркого света костра, ослепившего ее. Девушка несколько раз моргнула и, когда зрение вернулось к ней, увидела около четырех стоящих мужчин, а еще нескольких, сидячих и лежащих в этом гроте. Сталь скрипнула еще раз, и руки стали свободными. Сама же Виола оказалась напротив высокого мужчины с красным лицом. Он был облачен в обычную крестьянскую одежду, с помятыми наплечниками и железными наручами. Он, опираясь сильной рукой в свое колено, сидя на нескольких одеялах, местами порванных, разглядывал ее жадным взглядом, а после щелкнул пальцем. - Снимите капюшон. Я хочу увидеть ее лицо. Один крайний, подчинившись главарю, резко содрал капюшон с головы и отошел, а глаза атамана невольно расширились, как и у всех. Несколько мужчин поднялись, глядя на нее, раскрыл жирные губы. Виола осклабилась, и сжала кулаки за спиной. - Кто ты, дитя? – приторно ласково произнес атаман, сверля глазами ее дар. - Плод страстной любви? Но можно ли назвать это любовью. Ты последствия зова плоти, не более…. Дабы услаждать чужие прихоти…. Неужели сбежала ты от матери в поисках новых ощущений…. Это же сама рука судьбы вмешалась…. Чтобы такая красота досталась именно нам…. - Вы не посмеете прикоснуться ко мне, - процедила Виола. Она глядела на атамана в упор, но изредка скользила взглядом по помещению, в надежде найти что-нибудь, чем можно будет защититься. Один из разбойников осматривая ее меч, хмыкнул и бросил его на пол, куда-то в глубь грота. - Отчего же нет? Куда ты направлялась? - Ее меч ковали не крестьяне, - хмыкнул кто-то. – Больно дорогой. Очень искусные кузнецы, такие обычно живут в замках у лордов. Или королей. - У кого-то отобрала ты этот меч, теперь он принадлежит нам. Как и твоя кобылка, и твои рога, и твое нежное тело, - произнес атаман, сводя руки за спиной. - А у тебя еще и мешочек золота есть, верно? Теперь он тоже наш. Возьми его, что боишься? – обратился он к своему воину. – Она тебе ничего не сделает. Стоило разбойнику приблизиться, как Виола бросилась к нему. Вскинув руки, она впилась ему в длинные и жирные сильные волосы, и с силой ударила лицом об колено, разбивая нос. Мужчина заверещал. Девушка, рассвирепев, повалила его на землю, и, все еще держа его за волосы, с силой ударила лицом о каменный пол грота, пока тот не окрасился багровой кровью. Остальные не испугались. Кто-то схватил ее за рога, будто быка, снова вывернули руки, стягивая за спиной. Виола зашипела, выгибаясь, чтобы уменьшить боль. Другой разбойник резко оторвал мешочек и перебросил атаману, а тот, поймав, развязал его, вытащил одну монетку и попробовал крепкими зубами. - Чистое золото…. Ты жестока, милая. - И в половину не так, как тебе кажется, ничтожество, - прорычала Виола. – Немедленно отпусти меня. - Я ведь знаю, кто это…. Рогатые правят на Севере. Эта Красные фанатики говорили. Ее отец король в Перираде. По его приказу нас вырезают, стоит приблизиться. Она нам сгодится, и еще как… Можем передать ее красным, - сказал кто-то у Виолы за спиной. – Она жадные до особей королевских кровей. Север получат и то хорошо. Будем нам награда. - Такую красоту? Ни за что, они и так уже зажрались в своих замках. Держи овечку крепче, - перебил атаман, отстегивая флягу от ремня на своем бедре. Грубые руки, схватившие Виолу за рога, запрокинули голову. Виола зарычала, дернулась, наступила кому-то на ногу, но тщетно. Грубые руки обхватили ее подбородок, силой открывая рот, а атаман, с хищным оскалом влил ей ядовитое горькое пойло прямо в глотку. Закашлявшись, Виола сплюнула, ощущая, как горит горло. Атаман оглушительно ударил ее по щеке, зарычав, как дикий зверь, снова влил пойло, и насильно закрыл рот, заставляя выпить. Это было хуже, чем самое плохое невыдержанное вино; хуже, чем старое протухшее пиво. Виола проглотила, ощущая, как ужасно горит все внутри, словно после еды, приправленной красным перцем. Она задохнулась от неприятных ощущений, закашляла, слюна тонкой ниткой повисла с ее губы. - Воды, - прошептала она, всхлипывая. – Мне больно…. - А иначе быть и не должно, - ответил ей атаман, мерзко и хищно улыбаясь, вновь завязывая флягу на ремне. Голова у Виолы закружилась, пол стал уходить из-под ног. Голоса смешались в один. Жужжали, будто рой разъяренных пчел. - Отпусти ее, Кайри. Теперь она никуда не сбежит. Сомневаюсь, что после этого она способна даже ползать. В единый миг руки снова стали свободными. Ее отпустили. Принцесса, шатаясь сделала неуверенный шаг прочь, и тут же упала на колени, в кровь сдирая нежные ладони. Она закашляла снова и, обезумев от боли из-за снадобья, которым ее напоили, медленно поднесла руку ко рту, собираясь вызвать рвоту, но атаман пинком выбил из нее дыхание и перевернул на спину. Девушка видела его лицо, которое расплывалось перед глазами, непонятно из-за чего – то ли из-за слез от боли, то ли от пойла, которое действовало и на зрение тоже. Она ощутила, как кровь и слюна смешивается во рту, течет в глотку. Атаман молчал. Немного подумав, он цокнул губами, и, схватив ее за руку, поволок куда-то, бросая через плечо: - Я займусь ею сам. Виола не могла сопротивляться. Пойло парализовало ее, сковало все движения. Губы онемели, она не смогла даже кричать. Руки и ноги стали ватными, бесчувственными и чужими. Кровь была липкой, тело дрожало и болело. Тяжело дыша, и ощущая боль между грудей, куда и ударил ее атаман, девушка попыталась отбиться от него, мыча, и ощущая на себе его грузное тело. В глазах все постепенно начало расплываться, но она слышала каждый звук – как звенели пряжки на его ремнях, как он хрипел от вожделения. Ощущала каждое прикосновение. Ей стало плохо, закружилась голова, и последнее, что слышала она, как с треском атаман разорвал на ней ее блузку, обнажая грудь….

* * *

Очнулась она под колючим шерстяным одеялом, которым небрежно прикрыли ее нагое тело. Враждебный шум и крики доносились будто бы сквозь плотную ткань, которой, казалось, были забиты ее уши. Виола, приоткрыв глаза, увидела смутные человеческие силуэты, будто ненастоящие, а нарисованные на бумаге водяными расплывающимися красками. От всполохов огня разболелись глаза, и девушка, зажмурившись, перевернулась под одеялом спиной к огню, не понимая, почему сливаются в одно испуганные панические и предсмертные крики, а звон металла заполняет теплый грот. Все тело болело так, словно кто-то искусный, перемолол ее каждую косточку. Приоткрыв глаза и постанывая от ноющих спазм внизу живота, девушка скользнула туда рукой и, вытащив ее, увидела, что онемевшие пальцы в крови. Руки, шея и бока болели больше всего, будто ее неустанно снова и снова били по этим местам. Виола не смогла подняться, да и не хотела, поправляя сползшее одеяло, не обращая никакого внимания на то, что у нее за спиной разразилась жестокая бойня, и кровь потекла рекой, марая стены и пол грота, заполняя своим алым, металлическим запахом все пространство вокруг. Вытерев пальцы о пол, и оставив на нем три алые полосы, Виола ощупала рога, понимая, что с ними ничего не сделали, а после провела по волосам и замерла. Ее когда-то до поясницы длинные волосы, белоснежные с одной стороны, и иссиня черные с другой, заканчивались теперь на уровне ушей. Их просто обкромсали, пока она была без сознания. Задрожав, принцесса всхлипнула и, уткнувшись в собственные руки, украшенные багровыми кровоподтеками, горько заплакала. Ее лишили чести, гордости, и даже волос. Лишь дар оставили…. Но зачем он теперь нужен, если теперь она никто? Принцесса Севера, дочка могучего и твердого правителя, теперь пленница разбойников, которые надругались на ней. Надругались, разумеется, все, вряд ли кто-то отказался бы. Боль, стыд и горькая обида – все, что наполняло ее теперь. Стыд перед отцом, Таэнором, и всем королевством, которое знало ее, как твердую, верную благородную принцессу. Виола, тихо задыхаясь от слез, ощущая их соленый едкий вкус, сжалась в беспомощный комочек, желая себе смерти. Все стихло. Кто-то ходил, тихо переговариваясь, кто-то жадно пожирал оставленную еду. Храпели лошади, звенела сбруя, потрескивал огонь. Послышались чьи-то гулкие шаги. Сначала отдаленно тихо, а потом все ближе, и ближе, и ближе. Виола, закрыв глаза, готовясь к самому худшему, прижала края одеяла к груди, и вскрикнула от боли, когда ее перевернули на спину. - Это… это девушка! Командир! Девушка здесь! - Ну, веди ее сюда. Что я, сам подходить должен, - недовольно ответили ему. Тот, кто перевернул, поставил ее на ноги, и толкнул к огню. Снова. Как повторилась картина. Виола открыла глаза, пытаясь понять, кто стоит перед ней. Она не удивилась, когда на месте атамана, надругавшегося над ней, оказался совершенно другой мужчина – одетый ничем не лучше, но без доспехов, да и с ровной спиной, и подбородком, на котором только-только начала появляться недавно сбритая щетина. Командир приподнял густую бровь, глядя на дрожащую девушку с обрезанными волосами, и, наклонившись к парню, который сидел рядом с ним, тихо спросил: - Я перепил много их грязи и мне теперь кажется, или у нее действительно эти… как их… козлиные рога? - Да, командир, действительно… козлиные рога, - так же тихо ответил ему тот. Виола, дрожа, обернулась, видя валяющиеся трупы разбойников – окровавленные и изуродованные. Задержав на короткое мгновение на атамане, с горлом, перерезанным до кости, она повернулась к командиру. Она была абсолютно нага, окровавленная и избитая, и прикрывалась только колючим одеялом, которое раздражало кожу, и, похоже, в нем водились клопы, которые теперь ее кусали, и девушка постоянно чесалась, ощущая, что по ней кто-то ползает. - Благодарю за спасение, - выдавила она, осматриваясь в поисках ее одежды. Увидев края разорванной блузки и корсет, брошенные в огонь, он сглотнула, и переминалась с ноги на ногу. – Мне бы одежды… Командир лишь усмехнулся. - Ах, если бы, милое создание, - притворно-ласково отозвался он, вытаскивая из-за пазухи ее волосы. – Это, кажется твое. Их отрезал не я. Но я их заберу. Такие волосы очень дорого продаются. Как и такие особенные рога. Не бойся, девочка. - Он со звоном вытащил кинжал и поднялся. – Ты больше не почувствуешь ни унижений, ни боли. Все произойдет быстро, это я обещаю. Мое первое… и последнее тебе обещание. - Что…. - Ты же Виола, верно? Дочка короля Суклиазара? Пора бы твоему папаше почувствовать то же самое, что и мы. По его приказу убили мою доченьку. Ну а я убью тебя, и мы с Владыкой будем квиты, отчего же нет. Виола не двинулась, глядя на командира, и пытаясь предугадать его следующее действие. Ее испуганный, но сосредоточенный взгляд быстро перебегал с медно-серого лезвия на покрасневшие глаза пьянчуги командира и обратно. - Красные фанатики не в восторге от твоего отца. И от этого скота тоже. Мне было поручено вырезать их, - ухмыльнулся он. – И вот ты здесь. Они говорили тебе, что продадут? За Север. Но ты же знаешь, твой отец не сделает этого. Трон он не отдаст. Надобности в тебе нет, ни мне, ни моим господам, так что…. Он двинулся ближе, занося кинжал - на его лезвии застыли отблески ослепляющего пламени. Виола, замерев, неожиданно увернулась от наточенного острия и, оттолкнув опустившегося и прогнившего воина, ланью бросилась бежать прочь, прикрываясь одним лишь одеялом, от которого теперь невыносимо хотелось чесаться везде и всюду. Командир страшно закричал, мужчины погнались за ней. Виола, задыхаясь, выбежала из грота и бросилась в ближайшие кусты, пытаясь выиграть время. Было раннее утро, холодное солнце, растапливая снег и делая грязь более вязкой, медленно поднималось с Востока, но еще не светило. Девушке было страшно и больно, подгоняло лишь одно инстинктивное желание – выжить. Если она споткнется и упадет – она умрет. А значит, надо бежать, бежать. Бежать из последних сил. Они не будут пользоваться ей. Они просто убьют ее, без выгоды, без мыслей, без выкупа. Просто убьют, ради забавы. И мести. Миновав заросли, Виола обернулась и, увидев, что мужчины пешими бегут за ней, побежала дальше, но сил у нее совсем уже не осталось. Она, задыхаясь и постанывая от боли во всем теле и горле, и упала, внезапно наступив ногой на какой-то осколок битого стекла. Резкая боль пронзила стопу. Подняться Виола уже не смогла, и поэтому попыталась ползти. Шаги становились все ближе, злобный враждебный смех оглушил ее, парализовал. Чужие руки схватили ее за рога и руки вновь, отчего одеяло спало, открывая всем ее наготу. Расширенными глазами она видела, как острие ножа резко опускается к ее груди и зажмурилась, сжимаясь от страха, ожидая очень сильного удара, который принесет ей верную смерть. Но удара не последовало. Неожиданная пульсация пронеслась по земле, мужчины отпустили ее, и она упала грудью на землю, всхлипывая и хватая ртом воздух. За пеленой слез, она увидела какую-то темную фигуру, и, отчаявшись, завизжала – громко и пронзительно, так, что заложило уши. Закричала так, как могут кричать только девушки.

* * *

У того, кто растит ребенка, не спит по ночам из-за него и принимает участие в воспитании, обычно формируется привычка к его крикам и визгам. Так и у Амритаэла был иммунитет к оглушительным крикам Виолы, от которых порою дрожали в замке стекла. А вот у разбойников, что преследовали ее, этого иммунитета не было, и они все скривились и сжались, услышав крики принцессы. Чародей, сжав зубы, резким движением руки, снял с шеи свой вдовий камень и, широко расставив ноги, поднял его левой рукой, смотря прямо на обездоленных и опустившихся тварей, без чести и какого-либо стыда. Разбойники все, как один, вытащили свои короткие кинжалы, язвительно усмехаясь. Действительно, что мог сделать худой парень, с камешком в руке против пятерых вооруженных мужчин. Виола, плача и всхлипывая, обернулась на них и подползла к Амритаэлу ближе, схватила его за ноги, прижимаясь к нему. А после, поползла дальше. Похоже, что она не узнала его или приняла за очередного врага. - Эта девка, - прорычал крайний из мужчин. – Она наша. И тебе, незнакомый, я предлагаю идти с миром, иначе твоя голова будет прекрасным украшением к седлу моего коня. Возьми ее и отдай нам! Не имеешь ты прав на нее! Пленница она наша и не выкупишь ты ее! Амритаэл не стал отвечать, зная, что это бесполезно. Они пьяны – крестьянской отравой, вином и радостью. Оттого стали слишком легкой мишенью. Амритаэл закрыв глаза, сжал камень между большим и указательным пальцем, резко провел им по запястью, рассекая кожу. Уже в который раз. Алая струя потекла по запястью вниз шустрой змейкой и сорвалась, окрасила траву рубиновой каплей. Напитавшись, изнутри камень воссиял багровым кровавым светом, такими же были и глаза молодого и разозленного чародея. - Айонэ Киала Инэ, - мелодично произнес он, чаруя взглядом красных глаз. – Вы подчинитесь слову моему, как голосу разума. Айонэ Киала Инэ. И пойдете туда, откуда пришли. Пойдете туда, откуда пришли. Откуда пришли. Откуда пришли. Мужчины опустили руки и чуть наклонили головы. Зачарованные, подчинившись заклятию, слушая ласковый и твердый голос хозяина. Их лица приобрели бессмысленное пустое выражение лица, они просто, молча, стояли и таращились на мага, который вмиг овладел их телами и душами. Это требовало больших усилий, овладеть пятерыми сразу, но гнев предал ему сил. Нужно было лишь правильно их черпать. - Уйдете туда, откуда пришли, - плотоядно повторил Амритаэл, сжимая камень. Пульсирующая кровь, повторяя тонкий путь по его руке, раздражала. – Не вспомните вы своей участи. Не вспомните вы своих имен. И пойдете туда, откуда пришли…. Пока от ног ваших не останутся кости. Айонэ. Киала. Инэ. Медленно разжав пальцы, бросая кинжал, развернулся первый мужчина, за ним – второй, третий, и остальные. Они безмолвно развернулись и, шагая так, словно только учились ходить, направились прочь, разбредаясь в одну сторону. А затем – разошлись. Амритаэл, едко усмехнувшись, поднес руку и облизал рану, языком собирая кровь, а после надел камень на шею. Недаром он использовал это заклинание. Медленная и мучительная смерть была им уготована. Ведь будут они идти без остановки. Туда, где они бывали за всю свою жизнь. Не остановятся, чтобы поесть, чтобы поспать, чтобы справить нужду. Будут идти, пока не сотрутся ноги до костей, или какой-нибудь чародей не отменит это страшное проклятие. Но ни один маг не сжалится над этими тварями. Повернувшись, Амритаэл подбежал к Виоле, которая все это время, всхлипывая, ползла прочь. Когда он приблизился, она страшно закричала, начала брыкаться. Что-то блеснуло у нее в руке. Она замахнулась, и Амритаэл едва успел увернуться. Резкая боль пронзила ему плечо, но принцесса метила в горло, прямо в вену у уха. Чародей вскрикнул, резко вытащил из себя осколок и, выкинув его, перевернул девушку на спину и взял ее лицо в свои руки. - Виола! Виола! - Отпусти меня! Не смей прикасаться! Я убью тебя! - Виола, успокойся! Все хорошо, хорошо все! Это я! – прошептал Амритаэл ласково. – Я... Амритаэл. Ты помнишь меня? Помнишь мое лицо? Какое-то время принцесса смотрела на него безумными глазами, а после, уткнувшись ему в грудь, заплакала навзрыд, обхватывая его слабыми обессиленными руками. Чародей, успокаивая ее, снял с себя свой плащ и, убрав грязное засаленное одеяло, укрыл рыдающую девушку своим плащом. - Амритаэл…. - Тише-тише…. Все хорошо, тебя больше никто не тронет, – ласково сказал темный маг, гладя девушку по обкромсанным коротким волосам. – Нужно найти место, где я бы смог тебя подлечить. - Не могу идти, я наступила на стекло…. – прошептала девушка, обхватывая его руками за шею. Без дальнейших расспросов, чародей поднялся, поднимая девушку на руки. Хорошо ориентируясь в этой местности, как и любой другой маг, ближе к ночи Амритаэл с принцессой на руках, достиг истока холодной реки и там усадил девушку на землю. Оставив ее одну на несколько минут, чародей развел огонь и, приблизившись к принцессе, протянул к ней руки, но она боязливо отстранилась. - Не надо, пожалуйста…. - Виола, - Амритаэл поднял обе руки, в знак покорности и смирения. – Я тебе не сделаю больно, клянусь. Позволь мне, моя принцесса, осмотреть тебя. Я тебя полечу, тебе станет легче. Скажи мне только, где болит. - А что может болеть у девушки, которую силой взяли, - приглушенно произнесла Виола, утирая рукой слезы. Амритаэл сжал зубы и все же пододвинулся ближе. - Зачем же ты сбежала, глупая…. - Я не хотела выходить замуж за Альдермаара. Амритаэл, скажи мне честно, знал ли ты, что отец уже давно собирался выдать меня замуж за южного принца, а встреча с Таэнором была не более, чем формальностью, - спросила Виола, сжимаясь в комочек. Амритаэл виновато опустил глаза. - Да, я знал. И его приказ звучал ясно. Я пытался его переубедить, но, порой, владыка Суклиазар бывает очень упрямым. Очень. И я не смог. Наверное, ради того, чтобы этого не случилось, мне необходимо было сказать тебе это еще очень давно. - Что же ты не сказал? - Побоялся. Побоялся, что лишусь доверия твоего отца. Это было бы…. В каком-то смысле предательством. Он сказал, что ты не должна ничего знать. Что он сам скажет тебе, когда придет время. Как советник, лекарь и друг, я был обязан хранить его тайны. - И когда время пришло, я сбежала. И теперь…. Теперь я здесь. Без отцовской любви, королевства, женской чести…. Без ничего. И я не знаю, что теперь делать. Я не могу ехать к Таэнору, и вернуться обратно к отцу не могу, взгляни на меня…. - Да, с тобой случилось страшное. Но вернуться все равно нужно. - Нет… Я не вернусь больше. Не могу, боюсь посмотреть в глаза отцу. Мне больно. И стыдно. Я его подвела, и никогда к нему не вернусь, чтобы не опозорить его снова. - Виола, ты никогда не позорила его, - Амритаэл сел, опираясь рукой о жесткий влажный речной камень. – Он хочет, чтобы ты пришла, не для того, чтобы наказать или принудить к чему-либо. Последние дни он хочет провести с тобой. Он любит тебя. Больше всего на свете. И я сомневаюсь, что из-за того, что произошло, он будет любить тебя меньше. Каждый совершал глупости по молодости. И каждый за них платил. Так ты отплатила. Поедем вместе домой. - А что придворные скажут, когда узнают. И ведь узнают, по волосам…. Они всегда делали это. Они остригали своим жертвам волосы, когда… когда… Чтобы все знали. - Успокойся. Волосы отрастут. Рано или поздно, и все об этом забудут. Прошу, позволь мне осмотреть тебя. Мы здесь совершенно одни. И теперь, когда я рядом, ты же знаешь, я не позволю никому даже и близко подойти. Я убью их; убью, если потребуется, себя, но тебя в обиду не дам. Будь в этом уверена. Виола аккуратно сняла мантию чародея с плеч и прикрыла ею свой живот, открывая лишь верхнюю часть грязного избитого тела. Амритаэл аккуратно провел руками по ее шее, присматриваясь к следам удушения. Ее явно душили веревкой, а не руками, от чего голос ее звучал слабо и болезненно, как у умирающей. Ее били по бокам – на них было больше всего фиолетовых кровоточащих синяков. Достав целебную мазь, пусть и с неприятным запахом, маг смазал ею поврежденные болящие участки, а затем аккуратно коснулся ее красивых ног. Виола боязливо задышала, медленно пытаясь отстраниться, но Амритаэл убрал ее руки. - Не бойся, - ласково сказал он. Одной рукой он мягко уложил ее на теплые камни.– Я тебе не сделаю больно. Все будет хорошо. - Не надо, пожалуйста, - тихо отозвалась Виола. – Мне страшно. Я сделаю сама…. - Успокойся и расслабься. Прошу. Эта мазь может сильно обжечь, а ты дозировку не знаешь, - заботливо произнес маг и, аккуратно разведя ноги девушки в стороны, достал чистую ткань и, смочив ее в реке, аккуратно вытер налипшую грязь, белые выделения и засохшую кровь с нежной кожи. По дыханию Виолы он понял, что она снова плачет. Постаравшись сделать все максимально быстро и аккуратно, Амритаэл укрыл девушку своим плащом снова, убрал мазь к себе в сумку на бедре, и лег рядом с ней, подкладывая руку под голову. Виола заметила, что маг выглядит усталым. Его нежно розовая кожа стала болезненно-серой, под глазами залегли темные круги, он явно не спал, а руки все были сплошь изрезаны, хотя Амритаэл очень и очень редко прибегал к магии, которая требовала от него крови. - Волосы отрастут. Синяки пройдут уже послезавтра. Ты снова станешь прекрасной, - утешающее сказал он. - А если, - заикаясь, прошептала девушка, - у меня будет ребенок от них… Был не один. Они все. Сделали это. - Если так случится, - произнес Амритаэл, прикрыв глаза, - я могу его убрать. Безболезненно, не беспокойся насчет этого. Бесплодия, если что, скорее всего, не будет. Виола, я скажу тебе сейчас кое-что. Твой побег спровоцировал войну. Юга и Севера. Принц Альдермаар решил, что твой отец решил свести в войне Юг и Запад, но это не так, ты знаешь. - Что? Войну?.. Как? - Твоего отца едва не убили замке на следующий день после побега. Его болезнь прогрессирует, и ему стало плохо, поэтому я его увел оттуда к морю. Он просил меня найти тебя и привести к нему. И я исполню этот приказ. Сейчас он, скорее всего, в Обломках Мира. Он ждет тебя, и не злится. Осталось совсем недолго, то, что случилось, подкосило его. Очень сильно. - Почему в Обломки Мира? - Потому что наш с тобой дом, Виола, разрушен. Древнейшими. Обездоленными, жрецами. Они стеклись туда, будто зараза. Практически сразу. Под их властью теперь и Запад, и частично Север, а Суклиазар не может придти туда сейчас. Он уже ни к кому не может придти. - Но ты же поможешь ему, правда? – с надеждой спросила Виола. Амритаэл коротко кивнул, и закрыл глаза, делая вид, что засыпает. Шум воды успокаивал. Листья деревьев коротко шумели, затихали, а затем снова шумели от восточного ветра, который принес запах моря, и странные мысли о разлуке. Рыба, плеснувшись, вынырнула и снова упала в бегущую воду. Сорвавшиеся листья упали Амритаэлу на лицо, и пальцами он смахнул их. Уставший маг приоткрыл глаза и, убедившись, что принцесса, спит, поднялся, пряча в соленых ладонях мокрое лицо. Он смог наконец-то дать волю своим эмоциям, все это время держа их под своим полным контролем, но теперь, когда он остался совершенно один, пусть с силами и верой, Амритаэл понял, насколько ему тяжело, плохо и пусто на душе. Он сжал руки в кулаки, чтобы унять дикую в них дрожь, чтобы избавить все свое существо от боли, гнева и страха, но не смог, позволяя всей этой круговерти властвовать над ним. - Прости меня, девочка, - прошептал он, ощущая, как соленые слезы стекает по уголкам губ, и срываются с подбородка, растворяясь в потоке речной воды. – Я бессовестный лжец.... Я не смогу помочь... Уже никому.