Cage The Elephant — Aberdeen
Второй день за городом прошёл как-то быстро. Утром Акааши долго не вставал, высыпаясь, кажется, на год вперёд. Вставать не было совершенно никакого желания: даже несмотря на работающий обогреватель, в комнате всё равно было прохладно. Рядом никого не было, но зато с первого этажа сильно тянуло чем-то горелым. Как позже выяснилось — это Бокуто, совершенно не умеющий готовить, объявил негласную войну плите, на которой он пытался приготовить хоть что-то мало-мальски съедобное. И в итоге готовить пришлось Акааши, хоть что-то смыслящему в плитах и готовке в целом. Всё остальное время тоже было чем заняться: например, пойти погулять по окрестностям, пока кое-кто, умудрившийся загадить всю кухню, ползал по полу с тряпкой, оттирая следы своей недавней попытки податься в повара. А потом, когда стало уже совсем холодно, а на улице повалил крупный снег, пришлось вернуться в дом и заодно проверить, не успела ли там ещё чего натворить эта «головнаяболь» Акааши. Но нет, «боль» обнаружилась на втором этаже, стоящая спиной к двери, и с задумчивым видом рассматривала открытый шкаф, который, кажется, был намного старше их двоих вместе взятых. — Акааши, а ты когда-нибудь одевался в женские платья? — даже не обернувшись, спросил Бокуто, отчего Кейджи чуть не подпрыгнул на месте, испугавшись этого тона. Пугающе-спокойный с небольшим вкраплением откровенного интереса. — Ну… нет, — замялся тот, толком и не представляя, что ответить на такое заявление. Нет, Бокуто вроде на старого извращенца не похож (а если кто и похож, то это Куроо), да и наклонностей маньяка-насильника со странными фетишами Акааши в нём не замечал. Возможно, конечно, что это всё дурное влияние вышеупомянутого, ибо с кем поведёшься, от того и наберёшься, а Бокуто набирался очень быстро и далеко не самого хорошего. Кейджи пообещал себе трижды проклясть Куроо, если это всё-таки он. А это он с вероятностью в девяносто процентов. — Что ты думаешь насчёт того, чтобы найти что-нибудь в шкафу моей матери и одеться в это? Так, чисто для эксперимента. — Какого ещё эксперимента? — возмутился сеттер. Конечно, будешь тут возмущаться, если тебя хотят одеть в бабское платье. — Ну хорошо, не для эксперимента, — Бокуто наконец повернулся лицом, и худшие опасения Акааши подтвердились: по его лицу расползалась блудливая улыбочка заядлого извращенца, которую Кейджи до этого мог наблюдать только у одного экземпляра, и, кажется, экземпляр этот в скором времени огребёт. — Вот, посмотри. Впервые в своей жизни Акааши получил тетрадку со списком дел прямо в руки и тут же принялся жадно вчитываться в кривой детский почерк, и с каждой строчкой ему всё больше хотелось засмеяться в голос. Такого абсурда и бреда он в жизни ещё не читал. А на семнадцатом пункте «Одеться в женское платье и ходить так целый день» и нескольких последующих сеттер не выдержал, громко и беззастенчиво заржав, представив Бокуто в коротеньком красном платье в блёстках и кружевах, в его собственных наколенниках и кроссовках, а также с выражением лица а-ля «великий самец всех времён и народов». — Эй, ты чего? — эх, если бы под рукой была камера, то Котаро непременно бы заснял такое зрелище, как ржущий Акааши, а потом показывал бы каждому встречному-поперечному, в том числе и Куроо с комментарием «ОН УМЕЕТ РЖАТЬ?!». — Всё в порядке, — смеяться он прекратил так же внезапно, как и начал, оставив Бокуто в полнейшем недоумении от того, что же привело Акааши в такое состояние. В списке дел что-то было не так написано, или он просто смеётся над наивностью капитана, действительно полагавшего, что он вот так вот просто согласится напялить женские шмотки? — Но я всё равно не буду этого делать. — Ну почему-у-у? — Бокуто повис на Акааши, чуть не повалив того на пол. — Я не отпущу, пока не согласишься! — Но я же так задохнусь, — привёл свой аргумент Кейджи, которому действительно было нечем дышать. Просто «головнаяболь» не представляет, с какой силой стискивает бедного-несчастного сеттера, и думает, что всё нормально. — Тогда соглашайся! Акааши взвесил все «за» и «против», обдумал всё, во что это может вылиться, несколько раз передумал (и всё это за несколько секунд), понял, что «против» намного больше, чем «за», и на почве всего того, о чём он думал, дал свой ответ. — Ну ладно, — в конце концов, что может произойти, это просто безобидное переодевание. Бокуто, как и обещал, отпустил Акааши, который облегчённо вздохнул, обрадовавшись тому, что кислород снова нормально поступает в лёгкие, а первый в то время, довольно улыбаясь и мурлыкая себе под нос что-то о том, «какой он молодец», ушёл рыться в шкафу дальше, безжалостно раскидывая вещи по всей комнате. Вскоре Кейджи пришлось снимать с себя множество тряпок, по какой-то неизвестной траектории попадающих именно на него, но его попытки к собирательству были прерваны громким возгласом. — Во! — Бокуто держал в руках светло-голубое платье с оборками и кружевным подолом, а ещё… Чулки? — Чулки? — озвучил свои мысли сеттер, недоумённо указывая пальцем на предмет женского гардероба, чёрный и полупрозрачный. — Да. Я уверен, что тебе это подойдёт. А теперь переодевайся. Акааши готов был сгореть от стыда, хотя он даже ничего из предложенного ещё не надел. Хорошо, что здесь никого нет, только один Бокуто, но кто знает, что у него там в мыслях. Особенно после встречи с Куроо, которому, как уже несколько раз пообещал себе Кейджи, он обязательно накостыляет, причём несколько раз и прямо по его ухмылочке.***
Подальше от чьих-либо глаз, Акааши скрылся в соседнюю кладовку, чтобы напялить на себя несчастные платье и чулки до середины бедра, и, представив, как глупо и смешно сейчас выглядит, вышел обратно в комнату, где его взору предстало следующее зрелище. Бокуто продолжал копаться в шкафу, но уже в коротком топике, который того и гляди пойдёт по швам, поскольку на Бокуто такая вещичка явно не рассчитана, с надписью «Я люблю здоровый образ жизни» на английском, жёлтой юбке с цветами по колено и ещё в полосатых гетрах, которые здесь были ну совсем ни к чему. Только бантиков в волосах не хватало. Акааши долго пытался сдерживать смех, но не сдержал — он снова громко засмеялся, чем привлёк внимание Бокуто. И зря он это сделал. Тот обернулся, с немым вопросом «что?» уставившись на Акааши, а когда тот перестал угорать и выпрямился, то присвистнул, после чего попытался что-то сказать, но так и остался открывать и закрывать рот, как золотая рыбка в аквариуме. Однако не успел Кейджи моргнуть, как его прижали к стене, руками по бокам головы отрезая все пути к отступлению, а колено Бокуто каким-то неведомым образом уже оказалось между обтянутых чёрными чулками ног Акааши. Нет, он был вовсе не против, они с Котаро уже обсудили это, и даже не раз. Бокуто не называл точные сроки того, когда «это» должно было произойти, просто сказал, что рано или поздно такой день настанет, что он не железный, и что Акааши должен быть морально готов. Он был готов, но не совсем, потому что не ожидал, что тот самый «день икс» настанет так скоро. Тем временем руки Бокуто уже скользили по спине, нащупывая застёжку на платье, с которой Кейджи так долго провозился, и мягко потянул её вниз, заставляя ткань разойтись и оголить лопатки. Акааши хотел уже было возмутиться, но не успел — его заткнули более приятным способом, чем он мог ожидать, и прикрыл глаза, тут же начав отвечать на поцелуй. Ладони спускаются ниже, к пояснице, а губы — вау, где он только научился так целоваться, — вытворяли с Акааши нечто такое, что хотелось просто стоять здесь, у стены, и плавиться до скончания веков. Кейджи почувствовал, как его начинают подталкивать в направлении кровати, и сам спиной уверенно направился к ней, попутно пытаясь стащить с Бокуто этот дурацкий топик. Котаро сделал попытку стянуть платье и вовсе, но запутался среди множества слоёв ткани, и плюнул на это дело, решив оставить всё на потом, после ненадолго оторвавшись от Акааши и помогая ему стянуть ненужную (и уже ни на что не годную) вещь, оголяя торс, и снова буквально прилип к партнёру, на этот раз припадая к шее. — Осторожней, — шёпот на ухо, и губы, как назло, задевают мочку уха, отчего по спине пробегает целый табун мурашек. Колени у Акааши подгибаются, и он падает на кровать, раскинув руки в стороны, буквально преподнося себя на блюдечке с голубой каёмочкой. Котаро поспешно стягивает с себя гетры, оставаясь в одной глупой жёлтой юбке, отчего Акааши стало очень смешно, и он хихикнул, смотря на то, как Бокуто возится с застёжкой на юбке, которая, как назло, не хотела поддаваться. — Ты можешь встать и помочь мне, а? — взмолился Бокуто, оставив все попытки расправиться с ненавистной молнией (кто только придумал делать их сбоку?), максимально жалостливым и неуместным в такой ситуации взглядом посмотрев на Акааши. Тот одним лёгким движением расстегнул юбку, и Котаро избавился от неё, оставаясь только в одном нижнем белье, почти сразу же принимаясь стягивать чёртово голубое платье с Кейджи. Снять оказалось намного сложнее, чем надеть, понял тот, и, как только конечности освободились от кружев и оборок, снова откинулся на кровать, ожидая дальнейших действий. Щёки его заалели, дыхание начинало сбиваться, а рассудок постепенно мутнел, поскольку казалось, что температура в комнате повышается с каждой минутой. Вспомнив о том, что на нём ещё остались чулки, Кейджи уже собрался снять их и отправить туда же, где теперь валялись и платье, и юбка, и всё остальное, но Бокуто накрыл его ладони своими, останавливая. — А вот это оставь, — негромко, но настойчиво проговорил он, и, поймав взгляд Акааши, тёмный и мутный, наклонился, запечатлев короткий поцелуй у него на губах. После чего заносит руки Кейджи тому за голову, придерживая своей ладонью, и продолжает исследовать пока что ещё белые ключицы. «Чёртов фетишист», — проносится в мыслях связующего, который медленно, но верно терял голову и чувствовал, как его крыша постепенно скатывается туда же, где остались крыши Бокуто и Куроо. Котаро распалялся всё больше и уже потянулся к нижнему белью партнёра, вообще едва соображая, что к чему. Сейчас для него были только Акааши и эти чёртовы чулки, буквально сводящие с ума. Последний порыв стеснения у Кейджи Бокуто пресёк на корню — рывком стянул уже не нужное бельё, откинув куда-то в сторону шкафа, и теперь наблюдал за тем, как всё лицо Акааши, включая шею и кончики ушей, заливается краской, что выглядит очень мило и заводит по самое не могу. Котаро вывел несколько линий языком на животе у Акааши, пока не спустился ниже, медленно, но верно переходя к основной части, а последний почти полностью превратился в огромный комок нервов и целиком сконцентрировался на ощущениях. Жарко. Щекотно. Очень-очень хорошо. А уж когда Бокуто широко провёл языком по члену, так и вообще невероятно. Время постепенно замедлялось, и, кажется, вовсе остановилось, а воздух в комнате раскалился до предела, и выбежать сейчас на улицу, рухнув лицом в сугроб казалось самым целесообразным решением. Но этим двоим было совершенно не до того. Пока один старательно подготавливал другого к предстоящему действу, другой стеснялся, зажимался и накрывал рот рукой, чтобы сдержать стоны боли и в какой-то (но меньшей) мере наслаждения. Ничего лучше, чем забытый на полке крем для рук, не нашлось, поэтому использовать пришлось именно его. Бокуто не представлял, как потом будет смотреть матери в глаза, когда та будет пользоваться этим кремом, который она, кстати, покупает постоянно один и тот же. Почувствовав в себе — какой это уже по счёту, — третий палец, Акааши протяжно застонал, давая понять, что он уже готов. Но движения пальцев продолжались, периодически изменяя угол, пока Бокуто сам уже не сел между раздвинутых ног, прошипев «Не могу больше ждать». Бокуто закинул обтянутые плотной и скользкой тканью ноги к себе на плечи, попутно сам освобождаясь от собственных боксёров, и, быстро смазав собственный твердокаменный стояк, при этом глухо простонав от прикосновения, постепенно начал входить. У Кейджи перед глазами засверкали вчерашние звёзды от резкой и пронизавшей всё тело сковывающей боли, и он инстинктивно сжался. — Расслабься, и скоро тебе будет очень хорошо. Обещаю, — шепчет Котаро на ухо, склоняясь над партнёром и успокаивающе гладя по волосам, а после целует туда, куда только достаёт. Акааши попытался, и у него почти получилось — почти, потому что, вопреки недавним словам, стало только ещё больнее, и из глаз брызнули слёзы. Бокуто остановился, выжидая, пока Кейджи привыкнет, и начал что-то бессвязно шептать, будто в бреду, стараясь успокоить своего любимого всеми силами, которыми он только может. Когда морщинка между бровей сеттера разгладилась, он задышал почти ровно и обхватил Котаро руками за шею, заставляя того наклониться ещё ниже, прижимаясь практически вплотную, Бокуто понял, что пора. Глаза говорили сами за себя, и где-то в глубине тёмного зрачка плескалось желание вперемешку со страстью и ещё чем-то, что разобрать было невозможно. Мысли в голове перепутались окончательно, когда движение возобновилось, но уже намного легче и приятнее, чем было в начале. Бокуто вошёл во вкус и резко вгонял уже на всю длину, отчего сеттера нехило подкидывало на кровати, а сам он громко и бесстыдно стонал, периодически подмахивая бёдрами, и скрестил ноги за спиной Бокуто, чтобы подобрать нужный угол и насаживаться именно той точкой, от которой волна удовольствия прошибает всё тело и хочется кричать, как же хорошо. И Котаро тоже периодически выстанывал имя любовника, срываясь на второй «а» и часто не договаривая до конца. — Ака…а..ши, я сейчас…- прохрипел он в ключицу Кейджи, на которой стояло несколько бордовых засосов, образуя собой цепочку. Вот будет сюрприз у Акааши утром: за воротником футболки-то всё отлично просматривается. Последний резкий и рваный толчок, глухой стон, скомканное и растянутое «Кейджи», и всё — фейерверк перед глазами заставил на секунду ослепнуть, извиваясь в судорогах. Акааши же инстинктивно коснулся себя, провёл по стволу пару раз, и с громким и протяжным стоном излился, прикрывая глаза. Бокуто обессиленно рухнул рядом, тут же рукой запутываясь в волосах Акааши и тычась губами ему в висок. — Акааши, — начал он серьёзно, заставляя повернуться к себе. — Что? — выдавил из себя связующий, всё ещё пребывающий в неком трансе. Ему сейчас не то что говорить — думать не хотелось, а решать величайшие дилеммы уж подавно. — В следующий раз ты сделаешь со мной то же самое, хорошо? Кейджи моргнул. Разум сразу прояснился, когда он вник в смысл сказанного и посмотрел в светящиеся безумным янтарём глаза напротив. Бокуто был действительно серьёзен, несмотря на сбитое к чертям дыхание и шальной взгляд, и говорил это осмысленно и обдуманно. — А, да, хорошо, ладно, — перебрал все синонимы сеттер, сердце которого от такого обещания рухнуло куда-то вниз, а глаза широко раскрылись, являя миру одну из немногих эмоций на лице Акааши Кейджи.***
Однако Акааши как-то не задумывался о том, что следующего раза, в общем-то, могло и не быть.