***
Эмили неторопливо поднимается на крыльцо, ее взгляд наполнен осуждением и отвращением, ее нос сморщен, она — воплощение брезгливости. — Джесси, — выплевывает она. — Эмили, — я затягиваюсь и закрываю глаза, она входит в дом. Сестра обнимает Карла, ее лицо светится, она — все человеческое счастье. Брат виновато смотрит на меня, как будто Эм не выносит меня из-за него. Я улыбаюсь, качаю головой и прохожу на кухню. За спиной слышно, как Эмили поправляет платье и снимает босоножки, рассказывая Карлу, как поживает мама. Я думаю, почему она считает себя лучше, чем мы с братом? Почему мисс я-уничтожу-тебя-взглядом-сраный-кусок-собачьего-дерьма уверена, что я виноват во всем, что она может придумать? Почему, раз она так ненавидит приезжать в этот дом, она приезжает каждые полгода? Почему считает, что без ее лекций о вреде нашего образа жизни мы умрем еще быстрее? — Джесси, ты слушаешь?! — я поднимаю голову и смотрю на Эм. Кажется, что ее отвращение сейчас материализуется и изобьет меня, — Я сказала, мама нашла для тебя хорошую клинику и готова оплатить ее. Я заползаю на свою столешницу, смотрю на Карла и пожимаю плечами. Брат зло встряхивает головой: — Эмили, мы обсуждали это десятки раз. Он никуда не поедет. Говорить не о чем. Сестра прикрывает глаза и тяжело вздыхает: — Ладно, в группу реабилитации-то он может сходить? — Реабилитации после чего? — рычит Карл, а я думаю о том, что мне двадцать семь через месяц. — Карл, он пытался покончить с собой. У него левая рука на сухожилиях висела, он все к чертям перерезал. Ему нужна помощь. — С ним все в порядке. Это было три года назад. Его рука работает. Он в порядке, Эмили. Джесси в порядке. Она недовольно фыркает. Я знаю, что ей плевать на меня, но она делает то, что хочет мама. Кто-то внушил маме, что я ненормальный. Кто-то внушил маме, что после клиники я стану нормальным. Она сказала, что я должен поехать, Карл сказал, что я не протяну там и недели. Я верил брату, поэтому мама перестала со мной общаться и все послания передавала через сестру. Щелчок пальцев перед глазами. — Джесси, ты уже нашел работу?***
Чарльз стоит надо мной, уперев руки в бока. Я, развалившись на его кровати, лениво потягиваюсь и прикрываю глаза. — Джесси, маленький ты засранец, ты опять залез в мое окно, пока я был в душе. — Чувак, ты думаешь, я этого не знаю? Он фыркает, перекатываясь через меня и укладываясь у стены. Пару минут мы лежим молча. — Знаешь, я ведь сегодня первую ночь отработал, — я поворачиваюсь к нему, — Мне понравилось. Никакой реакции. — Чарли, я знаю, ты слышишь меня. — Не смей называть меня ТАК, — рычит он и щелкает зубами, — Максимум Чар. И я искренне надеюсь, что твоя первая работа не связана с сексом за деньги, потому что тогда мне придется выгнать тебя из своей кровати, ведь мне нечем платить. Я смеюсь, отворачиваясь от него: — Нет, чувак, это бар. Байкеры, сиськи, пиво. Я там вроде бармена. Друг ухмыляется, поднимаясь на локте и тыча пальцем мне в щеку: — Наш маленький Джесси впервые увидел девчачью грудь. Какая прелесть! Нашел уже там себе подружку? — Да не нужны мне там подружки, — я пытаюсь увернуться от его пальца, что не так-то просто, — Пока у меня есть ты, я не хочу дружить с кем-то еще. — У тебя всегда есть я, чувак.***
— Джесси блять с кем я разговариваю?! — сестра выглядит взбешенной, я рассеянно киваю, — Так ты нашел работу? Я мотаю головой, достаю сигарету, зажимаю ее зубами и выхожу с кухни. За спиной Эм шипит брату, что я бесполезный кусок дерьма, и нахера он меня все еще терпит. Я выхожу из дома, закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Сигаретный дым щиплет глаза, я отвожу руку с сигаретой в сторону, стряхиваю пепел на коврик. Брат прав, моя рука работает. И абсолютно неважно, что она не сгибается и не разгибается до конца. Наплевать, что шрамы, толщиной в палец, болят до сих пор. И на правой руке, под смертью, они тоже болят. В этом виноват я и совсем немного Би Джей, который приперся так не вовремя. А потом пару месяцев жил у нас, ухаживал за моими руками и ругался. Би вообще любит ругаться по любому поводу, ему даже слушатели не всегда нужны. Я думаю, он ругается, чтобы доставить себе удовольствие. Мой друг иногда ужасный извращенец. Выкидываю окурок на тротуар и возвращаюсь в дом. Сестра сидит за столом с бокалом вина, кидает на меня злой взгляд и отворачивается. — Джесси, я тут слышал про группу поддержки для социофобов или что-то вроде того. Название у нее крутое — «Клуб 27». Хочешь сходить? — Карл заглядывает мне в глаза, протягивая банку пива. — Через месяц, — киваю я и делаю глоток. Брат довольно улыбается, Эм фыркает. Они едят лазанью, разговаривают о Мари и выглядят нормальной семьей. Я сижу на столешнице, пью пиво и разглядываю сестру. Она младше меня на год, но выглядит так, как будто старше на десять. Она уверена, что людей лучше нее быть не может, поэтому считает своим долгом учить всех вокруг. Она никому не рассказывает о своей семье, о мертвом отце-алкоголике, о младшем брате-бунтаре и о старшем сумасшедшем брате. Она живет в доме маминого мужчины и является «лучшим ребенком нашей семьи». Она считает, что счастье измеряется в размерах заработной платы и иногда в размерах члена. У нее много друзей, она общительна и высокомерна, как и любая сучка в ее положении. Мамин мужчина, наверное, обожает ее. И только мы с Карлом знаем, как она добилась своей работы. Сколько раз ее длинные ноги раздвигались перед незнакомыми мужиками, скольких она подставляла и унижала, пока ехала на карьерном эскалаторе, и что для нее сделали мама и ее мужчина. Брат считает, что это ее жизнь, пусть живет, как хочет. Я считаю, что я не смог бы быть шлюхой, как она. — Эй, — Карл машет рукой перед моим лицом, — Она уходит, надо проводить. Я иду в коридор, смотрю, как одевается Эм, как она обнимает брата. — До свидания, Джесси, — кидает она через плечо. — Эмили, — тихо говорю я. Она выходит, Карл закрывает дверь, прислоняется к ней спиной и сползает на пол. — Хотел бы я видеть ее раз в пять лет, — шепчет он и закрывает лицо руками. Я улыбаюсь, хлопаю его по плечу: — Пиво и ужасы? — Да, чувак, пиво и ужасы, — смеется он и резко встает с пола, — Очень много пива.