***
Я родился утром первого ноября, но в подростковом возрасте решил, что праздновать день рождения в Хэллоуин гораздо круче, чем после него. Найти в нашем городе человека, который смог поменять дату рождения в моих документах было сложно, но нет ничего невыполнимого, когда твоя задница горит идеей, так что лет с восемнадцати я человек, рожденный в канун дня всех святых. Примерно с этого же возраста я, почему-то, перестал праздновать свой день рождения. То есть, я так и так напивался тридцать первого октября, так какая разница, что за повод?***
Карл появляется на кухне в тот момент, когда я сползаю под стол, чтобы спрятаться от Мари. Он меланхолично окидывает нас взглядом, подходит к холодильнику и закрывается от мира его дверцей. Выныривает с упаковкой пива, спокойно целует девушку в щеку и садится на стул, закидывая ноги на стол, чтобы не мешать охоте на меня. От такой наглости Мари даже забывает обо мне на пару минут. — Да ты, похоже, бессмертный! — о, ее милые крики, которые слышны на другой стороне улицы, — Что за хуйня тут творилась?! — И я скучал, милая, — говорит брат и улыбается. У-лы-ба-ет-ся. В эту секунду я понимаю, что он просто сошел с ума. Чокнулся. Слетел с катушек. Потерял остатки мозгов. Да все что угодно! Или моего брата подменили. Настоящий Карл ни за что бы не стал так себя вести, зная, на что способна его девушка. Но он продолжает улыбаться. Пиздец какой-то. — Ты до сих пор пьян? — она удивленно качает головой, когда он улыбается еще шире и поднимает над головой банку пива, — Карл, что происходит? Брат счастливо смеется. Ну вот, теперь мама отправит в психушку нас обоих. Чудесно. — Мари, я принял одно из самых важных решений в моей жизни, — сообщает Карл, — И я восхитительно трезв. Я высовываю голову из-под стола, девушка опускается на пол, мы молча смотрим друг на друга, округлив глаза. Брат допивает пиво, ставит пустую банку на стол и бухается на одно колено перед Мари. — Ты выйдешь за меня? — спрашивает он, его глаза светятся. — Блять, — выдыхает она, — Да блять! Карл сжимает ее в объятьях, и они падают под стол на меня, лапы брата в ту же секунду обхватывают мои плечи. Я пытаюсь их отпихнуть, но куда там! В разгар нашей подстольной возни раздается стук в дверь. Карл тут же резко подскакивает. — Только не бей меня, — говорит он, вылетая из-под стола, — Я пропил деньги на кольцо. — КАРЛ АРТУР КРИНГЛ! Я быстро ретируюсь в коридор. Открываю входную дверь. — Блять, — говорю я, — Привет, Тейт. Он мерзко улыбается и обнимает меня за шею, приподнимаясь на носочки. Я отстраняюсь через секунду, но его пальцы успевают схватить тонкую цепочку, и из-под моей толстовки появляется маленький кулон-пентаграмма. — Так ты до сих пор его таскаешь, — ухмыляется он, — Этот уебанский подарок.***
— У меня, возможно, самый уебанский подарок за всю твою жизнь, — говорит Чарльз, обнимая меня за плечи. Мы не виделись почти месяц, потому что он внезапно решил, что он — великий путешественник, — Но когда я увидел это, то сразу подумал про тебя. Я практически не не разбираю слов. Я вдыхаю запах его кожи, я наслаждаюсь его руками на моих лопатках, я обнимаю его за талию, я плыву от звука его голоса. Говори, Чар, говори все, что хочешь. Но он отодвигается и заглядывает мне в глаза. — Я скучал, Джесси, — шепчет он, а я судорожно учусь дышать не его запахом, — Я постоянно думал о тебе. — И я, — мой голос хриплый и убогий, а мое лицо горит. Чарльз усмехается, и достает из кармана цепочку с кулоном на ней. — Смотри, эта звезда в круге — мощнейший защитный символ, — говорит он и одевает подарок мне на шею, — Не снимай. — Я знаю, что такое пентаграмма, идиот, — улыбаюсь я, разглядывая кулон, — Спасибо. — Считай, что так я поздравил тебя с двадцатилетием, мудила, — смеется Чар, доставая сигареты из кармана. Край его футболки задирается, обнажая бледную кожу живота, мой рот наполняется тягучей слюной. Кровь начинает громко бухать в ушах, кажется, что слышно не только в его комнате, но и во всем городе. Я снова обнимаю его, осторожно обхватывая за плечи, а он курит, выдыхая дым мне в волосы. Пиздец.***
— Еще один верующий в твою божественность? — брат кладет мне руку на плечо, я вздрагиваю, — Валите в подвал. Тейт пожимает плечами, спускается с крыльца и открывает старую дверь. Я разворачиваюсь и почти бегом лечу в свою комнату. Я не выдержу этого парня без таблетки. Ну же, я не наркоман. Один кругляшок метадона в неделю — разве это зависимость? Вытаскиваю маленький пакетик, проглатываю свою личную армию спасения и плетусь к Тейту. В наш подвал мы с Карлом запихнули все, что когда-нибудь могло нам понадобиться. Все это, естественно, мы ни разу не доставали, но, при желании, в нашем подвале можно жить, и жить с комфортом. Тейт сидит на огромном диване, прожженном в нескольких местах сигаретами. Его светлые глаза странно блестят в полумраке, а пальцы, кажется, живут своей жизнью, то сгибаясь, то разгибаясь. — Подарок от Барбары, — говорит он, кидая в меня заклеенный пакет. Я открываю его — три ярко-оранжевых пузырька, набитых метадоном. Спасибо, маленький панк. — Ага, — говорю я, довольно улыбаясь, — Типа, спасибо. — Выпей со мной, — говорит он, хлопая ладонью по дивану рядом с собой. Я пожимаю плечами, хлопаю дверью, в проеме которой стоял все это время, и сажусь к нему, притягивая ноги к груди, пакет кладу на стоящее напротив кресло, также прожженное. Тейт протягивает мне бутылку виски. Снова. Ебаный. Виски. Качаю головой, он довольно улыбается и заглядывает мне в глаза. — Да ты обдолбан! — ухмыляется он, — Смотри, чтобы брат не заметил твоих зрачков. Я фыркаю, глотая янтарную жидкость. Я ведь еще ни разу не попался Карлу, я всегда осторожен. Виски обжигает горло, смешивая таблетки викодина и метадона в моем желудке. День обещает быть веселым. — Знаешь, Джесси, я хочу с тобой напиться, — шепчет Тейт мне на ухо, а я продолжаю глотать. Напиться, так напиться.