***
«Почему для меня она такая особенная? — думала Энни, прижимаясь к Эйрин. Они давно перестали общаться, выжидая момента, когда Мэйрог всплывет на горизонте. — С ней даже веду себя иначе. Неужели от обыкновенной девушки, которых немерено, я так робею?» Энни дала себе ответ — охотница не была обыкновенной, ее мир другой, манящий, полный приключений и загадочный, как она сама, но… доверять ей полностью — просто безрассудство, слишком непредсказуемой особой та оказалась. Кто знал, когда Эйрин серьезна, а когда — лишь играет придуманную для себя роль? Эта девушка сводила с ума своим отношением, особым запахом, дикой и притягательной красотой, и решимостью. Энни повидала множество цветов в своей жизни, но не знала, с каким ее можно сравнить, пусть и название лежало точно где-то на поверхности… Она хотела бы быть такой, свободной от стереотипов, воспитания и бесстрашной, если бы могла выбрать кем родиться. «И что за глупые мысли лезут мне в голову? Будто и не мои вовсе». — Дадим ей передохнуть, — предложила Эйрин. Когда они спустились, охотница подвела лошадь к реке, чтобы та попила. — Поражаюсь, насколько она тебя слушает, — заметила Энни, ложась спиной на траву. Сегодня небо было светлым, медленно ползущие по нему облака — пышными, изувеченное солнце доползло до края горизонта, оставив за собой кровавые следы… Эйрин устроилась рядом. — Нет ничего удивительного, ведь я ей друг, а не хозяин. — Она сорвала длинную травинку и на некоторое время зажала ее между зубов. — Знаешь… — задумчиво протянула она, — в Сурвилле объявили траур, некоторые раненные лежат прямо на улице, больница переполнена. Не хочешь рассказать о случившемся? Энни отрицательно помотала головой и отвела глаза. Эйрин продолжила: — Все не так просто, это может иметь свои последствия. — Собеседница заинтересованно посмотрела на нее. — Сегодня многие мужчины из Сурвилла должны были отправиться на подмогу в войне с южанами, но никто не поехал. Мэйроговцы очень нуждаются в поддержке, и если горожане не явятся вовремя, то те возненавидят их. Возможно, даже миру между городами придет конец. Энни привстала: — Я… никогда не думала об этом в таком ключе. — В любом случае нам пора скоро отправляться, Мэйрог недалеко. Когда они добрались до города, все почернело. Зловещие тучи угрюмо скопились в ожидании худшего, и молния сверкнула на онемевшем от холодного вечера небе. В полях столь уныло и бездумно выл ветер, что Энни поежилась. Высокая трава шевелилась как живая, и одинокая птица, громко вскрикнув, улетела к городу. Девушки молчали, они слезли с лошади, задумчиво шагая рядом, город находился совсем близко — скоро его должны были закрыть на ночь, но спешить они не собирались. — Что бы ни произошло в этом проклятом месте, — нахмурилась Эйрин, — пообещай, что не оставишь меня одну. Энни вздрогнула. Какое-то неприятное предчувствие комом застряло в горле, но она еле слышно пообещала, и ветер, подхватив ее тихие слова, унес их в неведомую даль. Травинки дрожали, боязливо горбя спины, цветы сокрылись в бутонах, и мрачные тени тянулись между растениями. Эйрин уверенно повела лошадь за собой, попросив подругу не отставать. Часовые в латах, стоящие у открытых ворот, не обратили на них никакого внимания, что уже показалось странным, и кивнули друг другу после их захода, но девушки не могли этого знать. Город казался опустевшим. Редко встречались люди — в основном мужчины, недружелюбно смотрящие на них из-под густых бровей. Для Энни они были схожи — серые лица, хмурые взгляды, толстые пальцы и широкие сутулые плечи, словно все болели одной несуществующей болезнью. Город значительно отличался от Сурвилла — каждый дом оставлял тяжелое ощущение на душе, глазам обоих представали картины ужасающей бедности, беззубых старух, костлявых детей и молчаливых, неподвижных в своих мыслях мужчин, будто каждую улицу пропитала скверна. Люди не чурались опорожнять содержимое их ночных горшков прямо из окон, на Эйрин чуть не свалилась порядочная порция дерьма. Улицы воняли, люди тоже, и даже цвета камней не было видно из-за грязи и нечистот. В переулках валялись нищие — пьяные, отчаянные, тщетно пытающиеся выпросить мелочь или полапать девушек. Один даже попытался выклянчить лошадь, но получил от охотницы такой испепеляющий взгляд, что решил замолкнуть. Дома, в былые времена славившиеся архитектурным величием, в которых пожила не одна знатная семья, теперь были непримечательными, заросшими мхом и часто заброшенными. — Думаю, ты понимаешь, почему не могу сказать об этом городе ничего хорошего, — задумчиво остановилась Эйрин. — Кстати, у меня больше ничего не чешется, только рука. — У нас есть план? Что ты собираешься делать? Охотница убрала прядь, сокрывшую лицо Энни, ей за ухо, заставив ту невольно смутиться, но мысли Эйрин были слишком далеки, чтобы это заметить, — она сделала это больше инстинктивно, чем намеренно, а после ее лицо озарила хитрая улыбка: — Мы выпьем! — И продолжила идти вперед. Энни не сразу опомнилась, а затем побежала следом за ней, и звуки ее шагов раздались по-особому громко. — Ты серьезно? Разве мы не пришли сюда с конкретной целью? — нахмурилась она. — Разве найдется кто-то с более развязанным языком, чем пьяница? — подмигнула Эйрин.***
Энни сидела за столом и думала, что никогда не была в таких местах. Куча мужиков пела и веселилась, речь нескольких перестала быть членораздельной, кто-то и вовсе уже храпел, пуская слюну. Некоторые отрывали зубами кусок мяса от жареной куры, громко что-то выкрикивая, чавкая и издавая дикий гогот, лишь отдаленно похожий на смех. Было явно, что им нет никакого дела до обыденных проблем, и жизнь за стенами — словно другой мир. Пивные животы заядлых пьяниц припадочно сжимались, а узкие глазенки смотрели на других с насмешливо-язвительным выражением, пока толстые пальцы хватали новую порцию еды или дрожащая рука тянулась за очередной кружкой алкоголя. Носы мужчин давно покраснели, как и щеки. Пошловатые шутки то и дело сыпались с их губ, а лягушачьи рты продолжали неистово гоготать, порой прихрюкивая и издавая неприятные для слуха звуки. Энни с отвращением признала правду: ее подруга тоже успела порядочно выпить и алкоголь брал свое — она уже пять минут смеялась над тем, что наконечники чьих-то стрел такие маленькие, показывая размер двумя пальцами. — Ну давай, выпей со мной, — просила охотница, строя щенячьи глазки. У Энни сжался с желудок от одного взгляда на пойло. — Эй ты, — обратилась она к хозяину, принеси-ка нам закуски и плесни мне еще. Заполучив желаемое, Эйрин потянулась как кошка, одарив мужчину ироничным взглядом сверху вниз, и самодовольно выпила еще. — Пей давай, — потребовала она уже серьезно. — Не люблю неженок, — и надкусила лепешку. Что это было? Миг просветления или охотница играла какую-то роль? Энни злило, что ее не посвящают ни в какие планы и они просиживают здесь время. Выпив полкружки пойла, она почувствовала горячее ощущение в желудке и противное на языке. Надкусив лепешку, девушка отметила, что тесто казалось противным, недопеченным и слишком солоноватым, как мешанина чего-то. Эйрин скривилась, сплюнув на пол. — Господа! — обратилась она к мужчинам, отодвинув тарелку и сев прямо на стол. — Неужели вы чем-то лучше нас, отчего вам приносят нормальную еду, а нам хуже, чем собакам? Да это просто смешно! — девушка спрыгнула и сделала несколько шагов вперед. — Это все потому что мы женщины, а женщин здесь не любят? — повысила она голос, чтобы заглушить гогот мужчин. — Ишь какая прыткая нашлась, — хрюкнул один, шмыгнув носом. — Беру себе! — добавил он под смех приятелей и поднялся, отправив кусок мяса с конца ножа в рот. Энни отметила, что у Эйрин задрожала рука, сжавшись в кулак. Не стоило оставлять подругу опрометчиво кидаться в ненужные разборки — они пришли сюда ради сведений. В этот переломный момент внезапно зазвучала музыка и ворвались музыканты — труверы* и пара примкнувших к ним жонглеров*. Они вошли с улыбающимися, но скромными лицами веселить публику, и даже слушать не стали, что не нужно, ведь любой бродячий артист не упустит возможности получить свой грош. Сказав вступительные речи, они заиграли, среди них выделялся один с лирой, прикрепленной на поясе, который то пел, то читал что-то про любовь к пастушке, при этом ходя по всему помещению. Песня была веселой, народной и простой, явно никак не подходящей по духу Эйрин. Охотница хмуро присела, развернувшись к ним, допивая свое пойло, смешно морща веснушчатый нос, а человек, обратившийся к ней ранее, садиться явно не собирался. Он стоял, пошловато облизывая пухлые губы, похотливо смотря на девушку. Энни даже показалось, что слюна стекла ему с уголка рта до подбородка. Эйрин намеренно игнорировала мужчину, но с музыкантами так не получалось, слишком настырно они играли свою мелодию. Весело звучали флейты и фретель, подхватываемые псалтерионом*, на котором музыкант играл сидя. Артист разошелся, теперь иронично указывая на стоящего мужчину и Эйрин, будто песня и вовсе посвящалась им, флейтисты начали пританцовывать и виться рядом. Энни заметила, что девушка задрожала от негодования, и, когда музыкант дошел до высшей ноты своего безумства, знакомый холодный ножик оказался в его горле. Кровь вырвалась фонтаном, забрызгав пол, Эйрин и невкусные лепешки. Артист попытался схватиться за шею, но охотница швырнула его на стол. Звонко опрокинулась тарелка, и неприлично громким прозвучал последний радостный звук. Ноги Эйрин словно не удержались, и бесчувственное тело девушки упало вначале на испустившего дух, а затем грохнулось на землю. Багряная лужа растеклась под головой умершего, капая на пол. А Энни вскочила к охотнице. Она тщетно трясла ее бездвижное тело и перед помутневшим взором увидела лишь ухмылки жирных посетителей этого убогого заведения, приглушенно услышала крики и ругань музыкантов, спешащих покинуть злополучное место, струнные инструменты, издавшие унылую вибрацию из тех, когда по ним ударяют случайно, и смех, противный смех жирующих тварей напротив. Ей хотелось отомстить за подругу, но она не знала кому, будто реальность исказилась. Все звучало слишком глухо. Подташнивало и скручивало живот. Она сделала несколько шагов в сторону и закашлялась, ее вырвало, но не до конца, и что-то продолжало проситься в обезвоженную глотку. Не понимая где она, Энни тщетно вдыхала легкими воздух, но перед глазами то и дело мелькали желтые точки. Не хватало воздуха, становилось слишком душно. Покачнувшись, она схватилась рукой за стол. Потолок поменялся местами с полом. Последнее, что она помнила, так это то, что оказалась лежащей рядом с Эйрин, а мнимый стол оказался ногой мертвеца, которой не преминул свалиться сверху. Ее спутанные волосы украсили собой грязные деревянные половицы светлым цветом.***
Энни очнулась через неопределенное время, чувствуя сильный запах сена, напомнивший ей сарай бабушки. — Ну наконец-то, — съязвила Эйрин, — мне уже надоело делать все одной: и выбираться, и защищать нас от всяких придурков. — Где мы? — ошарашенно спросила Энни, чувствуя, как что-то крепко сжимает ей запястья. И не только ей. Она оказалась привязанной руками к охотнице, и лежали обе спина к спине. — Черт! — выругалась девушка. — Ты не могла обойтись без этого резкого движения? Я почти вытащила нас! — Так где мы? — повторила Энни, ее глаза продолжили непонимающе смотреть на схожие деревянные столбики вокруг. Мутно вспомнилась первая встреча с Кианом и схожий запах. — А мне откуда знать? — вскипела Эйрин, слишком грубо вернув ее в реальность. — В конюшне, по всей видимости. Нам что-то подсыпали в питье. У тебя с собой нож? — Нет… — девушка тщетно попыталась освободить руки, веревки только сильнее врезались в запястья. — По крайней мере, я его не чувствую. Зачем ты убила музыканта? — Нет времени объяснять, — буркнула Эйрин. — Вставай, надо выбираться. — Она приметила крупную пустую бутылку, бесхозно валявшуюся в углу и, скоординировавшись с Энни, смогла разбить ее. — Не дергайся, если не хочешь, чтобы я порезала твои запястья, — зловеще предупредила она вздрогнувшую подругу, пиля веревку осколком стекла. Это действительно была конюшня, правда всего с тремя молодыми жеребцами, черными и похоже выглядящими, с яркой блестящей шерстью. Эйрин заинтересовано посмотрела на них — наверняка она неплохо разбиралась в лошадях. — Наконец-то, — выпустила Энни вздох облегчения, за что охотница косо глянула на нее. Руки ломило. — У нас есть план? Эйрин подбежала к воротам, попытавшись открыть и бросив на них озлобленный взгляд. Энни подошла к ней. — Будем действовать по обстоятельствам, — попыталась ответить уверенно охотница, однако под конец ее голос дрогнул. — Посмотри туда. Подруга оглянулась. Там бездвижно лежала на земле лошадь — светлая, невероятной белизны, кажущаяся серебряной.