HQ-драбблы

Кенма не сказал бы, что они с Дайшо дружат. Просто иногда вместе играют в ММОРПГ по сети или в видеоигры друг у друга в гостях. Еще изредка пересекаются в метро и вместе проезжают пару остановок – обычно когда Дайшо опаздывает на занятия. Они знакомы сто лет, но это не так, как с Куроо. О Куроо Кенма знает больше, чем о родном отце, потому что он чаще на работе, а Куроо – чаще рядом. О Дайшо Кенма не знает почти ничего, они даже толком не разговаривают, если дело не касается игры, и уж точно не делятся друг с другом чем-то личным. Дайшо напоминает Кенме НПС: его как будто не существует, пока герой – Кенма – его не видит, и легко себе представить, что он ничего не делает, если герой к нему не обращается. Кенму это полностью устраивает. Это очень удобная иллюзия, и тем неприятнее, как она раз за разом разбивается: у НПС оказывается своя история, и это не тот отрывок сюжета, который Кенма хочет знать. – Привет, – Куроо не выдает себя, но он напряжен: Кенма видит и чуть приподнятые плечи, и легкий прищур, и жесткий взгляд. – Какая неожиданная встреча, – тянет Дайшо, широко улыбается и закидывает руку Кенме на плечо. Ничего непринужденного и естественного в этом нет, чистая демонстративность. – Очень неожиданная, – охотно соглашается Куроо – наигранность в голосе точно такая же, как в жесте Дайшо. – Я здесь живу. Уже лет десять. Идем домой, Кенма. – Да, идем домой, Кенма, у нас на сегодня запланирован тест новой игры. Бета-версия, можно сказать, мы пионеры нового мира. У Куроо дергается щека. Кенма делает шаг в сторону и плавно выворачивается из объятий Дайшо. – Меряйтесь членами без меня, – негромко и совсем безэмоционально напутствует он и проходит мимо Куроо, махнув рукой. Тот выглядит растерянным – рассчитывал, что Кенма остановится рядом. – Можете приходить играть, когда закончится буйство гормонов, – звучит все также ровно и тихо, но и Куроо, и Дайшо отлично улавливают яд. Они растерянно переглядываются, Дайшо цыкает, Куроо в карманах сжимает руки в кулаки. Кенма думает, что НПС – это слишком просто и слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скорее, это такой квест с двумя персонажами, которых сложно комбинировать в пати. Может быть, однажды у него получится, и за это дадут новый уровень. Куроо не сразу это замечает, а когда замечает – кажется, что он опоздал. Он еще не понимает, с чем и почему, но ощущение уже есть. Кенма так непринужденно касается Дайшо, что это просто… просто не вяжется с Кенмой. Просто неправильно. Дайшо приваливается к нему плечом, когда они играют в приставку, прижимается щекой к спине, если Кенма устраивается на кровати и берется за PSP. Самое странное в этом то, что Кенма не против, и даже сам рассеянно постукивает пальцами по предплечью Дайшо, когда они разговаривают. Куроо сильно жалеет, что однажды поддался и согласился собираться с ними двумя у Кенмы. Тогда это казалось хорошей идеей: Дайшо он не доверял, а так за ним можно было проследить. Может, и нужно пресечь все эти естественные прикосновения, но Куроо понятия не имеет как, а еще совсем не уверен, когда это началось и сколько всего он упустил. Куроо знает, как Кенме сложно с прикосновениями: он ценит свое личное пространство больше, чем кто-либо, кого Куроо знает. Да, он сам кладет Кенме на колени голову, и закидывает руку на плечо, и Кенма иногда даже приваливается спиной к его груди, садясь между разведенных ног. Но это он, друг детства, ему можно – ему всегда можно больше, чем всем остальным, Куроо привык к этому. А теперь он больше не чувствует себя каким-то особенным. Черт, он даже не знал, что вообще-то чувствовал себя таким. Он сверлит Дайшо взглядом, пока тот лежит поперек ног Кенмы, склонившись над учебником. Сам Кенма бессовестно бездельничает, держит телефон над головой, пока они двое пытаются зубрить. Это у них тесты. А Кенма ждет, чтобы опробовать с ними мультиплеер в новой игрушке. Дайшо поднимает на Куроо взгляд, смотрит с прищуром и снова утыкается в учебник. Ручка замирает над листом, и он перестает выводить иероглифы, только постукивает по бумаге. Куроо видит, как у него белеют пальцы – так он сжимает ручку. В другой раз он белеет, кажется, весь. Утром в Токио ударяет мороз, и к обеду все уже покрывается изморозью. Куроо встречает Кенму с Дайшо у метро, секунду смотрит, как Дайшо дышит Кенме на пальцы, согревая, и резко протягивает перчатки. В этот-то момент Дайшо и белеет. Это легко списать на холод, но Куроо сам видел, как резко схлынула краска со щек. – Так и знал, что ты забыл свои. – Спасибо, – Кенма надевает перчатки и разворачивается, чтобы идти в сторону дома, смотрит на них из-за плеча и едва заметно кивает – зовет за собой. Они сталкиваются так еще много раз: Куроо стискивает кулаки, Дайшо бледнеет и сжимает челюсти. При Кенме они молчат. Без Кенмы они не общаются, Куроо старательно избегает Дайшо. Тем неприятнее встретить его в тихом магазинчике в Акибе – он и правда на удивление тихий и небольшой. Куроо заходит сюда поискать самые дурацкие из возможных древние игры – Кенме такие не нравятся, зато они отлично подходят для посиделок с Бокуто. Дайшо вертит в руках коробку с диском. Куроо не видит название, но видит характерный клетчатый флаг. – Ему не нравятся гонки, – комментирует Куроо. Ногти Дайшо впиваются в коробку. – Кто-то ревнует? – тянет он в привычной своей манере. От нее у Куроо сводит зубы. – Что ты. Искренне помогаю. Я всегда такой добрый. – Побудь добрым в другом месте, ладно? – М-м-м… – Куроо делает вид, что всерьез задумался, стучит указательным пальцем по губам. – Нет. – Отвали, – вдруг шипит Дайшо и делает два больших шага вперед. – Будь так добр, – он особенно выделяет последнее слово и зачем-то прижимает коробку с диском к груди Куроо, припечатывает ладонью. – С чего бы вдруг? – Куроо облизывается. Слегка злорадствует – он рад, что это Дайшо сорвался первым. – С того, что он мне нравится, – выпаливает Дайшо все таким же громким шипящим шепотом и сразу прикусывает язык. Куроо хочет съязвить, он понимает, какой заполучил козырь, но почему-то не может выдавить ни слова. От чужого признания перехватывает дыхание, а в горле встает ком. Куроо кажется, что он подсматривает в замочную скважину. У Дайшо растерянное лицо, открытый взгляд – это так странно, как будто Куроо видит совсем другого человека. – Ему не нравятся гонки, – глухо повторяет Куроо, сжимает прохладное запястье Дайшо и убирает от себя его руку. Выходит быстрым шагом и не сбавляет его, пока не оказывается в метро. В толпе хочется спрятаться, затеряться. В выходные они снова собираются, и Дайшо с привычным прищуром смотрит Куроо в лицо, но теперь не как обычно – больше изучает, чем хочет прожечь. Еще во взгляде чудится вызов, и во рту почему-то становится горько – как в тот единственный раз, когда Куроо пробовал курить. Хочется отвесить Дайшо затрещину, но Куроо только отчетливо и громко цыкает языком. Кенма берется за диски, которые принес Дайшо, выбирает, с чего начать. Куроо видит, что из чужой сумки торчит еще одна коробка – с клетчатым флагом, – но Дайшо так и не достает ее. Воскресное утро после этого кажется Куроо сущим кошмаром. В субботу он ушел раньше, оставил Кенму с Дайшо – и, кажется, это стало последней ошибкой. На пороге его встречает мама Кенмы, смеется и предлагает Куроо самому попытаться разбудить ребят. «Ребята» сразу сильно режут слух. Куроо застывает в спальне, предусмотрительно прикрыв за собой дверь. Кенму почти не видно из-за большого пухового одеяла, зато отлично видно, как сзади к нему прижимается Дайшо, как обнимает поверх одеяла. В лицо бросается краска, когда Дайшо открывает глаза. Смотрит из-за плеча Кенмы и молчит. Куроо думает, что было бы гораздо проще, начни он сейчас перепалку. В горле снова комок, как в тот раз в магазинчике в Акибе. – Куро, – зовет Кенма – как всегда сиплый со сна. Он приоткрыл глаза только немного – явный признак того, что вставать прямо сейчас он не собирается. – Подъем. У твоей матери только на меня вся надежда, иначе она замурует вас здесь на веки вечные, все равно вы спите, – пытается шутить Куроо, но голос как будто чужой и совсем не бодрый. – Пусть, – вполне ожидаемый ответ. Кенма выпутывает из одеяла руку, протягивает к Куроо и цепляет его за пальцы. Неожиданно крепко. Куроо бессильно садится на край кровати. – Двадцать минут, – просит Кенма. Они так часто делали в детстве, когда Куроо заходил за ним по утрам. – Десять, – Куроо возражает скорее на автомате, чем осознанно. Дайшо все еще сверлит его взглядом. – Пятнадцать, – Кенма всегда выторговывает себе пятнадцать минут. Куроо зачем-то соглашается, неловко укладывается рядом. Кенма сразу прячет лицо у него на груди – так в глаза не бьет свет, – слабо обнимает за пояс. Куроо дергается, потому что чувствует еще одну руку. Дайшо несильно сжимает его запястье, неуловимо меняется в лице – снимает или просто меняет невесомую маску, и черты лица странно смягчаются. Комок в горле постепенно растворяется. Куроо сглатывает, прогоняя его остатки, и усмехается Дайшо, прежде чем закрыть глаза.