HQ-драбблы

– Энношита. Энношита уже давно привык, поэтому теперь даже не дергается, слыша над ухом громкий шепот. – Энношита! Пойдем покурим, – губы почти прижимаются к ушной раковине, и Энношита все же немного отклоняется. – У меня съемка идет. Кто тебя впустил в павильон? – Энношита тихо вздыхает и скашивает глаза. На периферии поля зрения маячит светлое пятно – лицо Футакучи, скрывшегося в полумраке за режиссерским креслом. – Не скажу, ты сделаешь ему выговор, тогда в следующий раз мне придется придумывать другой способ и искать другого человека, – хмыкает Футакучи. Кресло Энношиты едва слышно скрипит – Футакучи опирается о спинку. – Идем курить. – Я работаю, – Энношита отворачивается и смотрит на съемочную площадку. В глазах разве что не двоится. Яркий свет режет глаза, к тому же, из-за кондиционера рядом кажется, что в них заложили по сухой жесткой тряпке. Все силы как будто с самого раннего утра стекали с него волна за волной, капали с кончиков пальцев, и теперь Энношита чувствует себя по-настоящему выжатым, хотя с начала рабочего дня прошло чуть больше шести часов. Футакучи сзади молчит, но никуда не уходит. Вместо того, чтобы следить за игрой актеров – сегодня все как будто сговорились и запарывают дубль за дублем, – Энношита перебирает в голове, кто мог впустить Футакучи. Он всегда находил кого-то, кто верил ему или поддавался напору и впускал. А если не находил, просачивался сам. В старшей школе, например, он где-то раздобыл черный гакуран и всегда очень успешно прикидывался учеником Карасуно. Зачем – Энношита так и не понял. Карасуно никогда не была чем-то вроде элитного охраняемого объекта, как какая-нибудь Шираторизава. Кажется, Футакучи такие переодевания просто веселили. – Ну пойдем покурим, – снова шепчет Футакучи и теперь уже опирается о плечи Энношиты. – У тебя на лбу написано, что ты хочешь, – самодовольный смешок. – Ты не можешь видеть мой лоб, ты сзади стоишь, – Энношита трет переносицу и зажмуривается на пару секунд, затем часто моргает. Перед глазами так и стоит лицо Футакучи со снисходительной ухмылкой. Энношита может поставить тысячу йен на то, что именно с таким выражением Футакучи сейчас и рассматривает его затылок. – Энношита Чикара, прием дозы никотина заставит твои сосуды… На площадке к этому моменту творится уже откровенная ересь. Энношита раздраженно дергает плечом, склоняет голову набок, уходя от горячего дыхания Футакучи, которое шевелит волосы у виска. – Стоп! – буквально через пару секунд Энношита резко поднимается на ноги и хлопает в ладоши. На него оборачиваются актеры, ассистенты и операторы. – Перерыв десять минут. Придите в себя, у вас языки заплетаются через слово. Джинпачи, соберись, мне нужно, чтобы ты сиял от счастья, а не сверкал злыми глазами и оскалом. Попроси себе кофе послаще, должно помочь, ты же его любишь. Один раз можно, от одной чашки у тебя сердце не зайдется и зубы не вывалятся, – Энношита быстро вымученно улыбается и отворачивается от площадки. Наконец он находит взглядом Футакучи. Тот стоит у двери, смотрит на Энношиту неотрывно и чуть улыбается – такая знающая улыбка, которая как бы говорит: «Я в курсе, в курсе, глупенький, я же говорил». Энношита снова трет переносицу, раздраженно встряхивает руки, пытаясь избавиться от слабости и неприятного зудящего ощущения, которое дарит эта улыбка. – Сделай лицо попроще, – негромко просит Энношита, подойдя к Футакучи и толкнув дверь. – У-у-у, – тянет тот и выходит следом. – Совсем дела плохи. Нужно было раньше к тебе зайти. Уже на людей бросаешься. Энношита косится на него, но ничего не говорит, молчит чуть виновато. На него это действительно не похоже. И, в конце концов, Футакучи ничего не сделал. Может, он прав и перерыв необходим – Энношите и актерам тоже. Джинпачи ведь действительно не помешает сладкий кофе. – Напомни, какое злое провидение сделало так, что мы работаем в одном здании? – все же ворчит Энношита, когда они выходят на улицу. У черного входа пусто и тихо – улица шумит с другой стороны огромного здания. Футакучи снова улыбается, на этот раз с иронией в добавок к снисходительности и самодовольству, и протягивает Энношите сигарету и зажигалку, но зажигалку сразу забирает. – Нет, стой, – он сам закуривает, затягивается поглубже и привлекает к себе Энношиту, нажав на его шею сзади. Горячая ладонь ощущается приятно, Энношита подается ближе и с закрытыми глазами встречает чужие губы на своих. Футакучи не целует, но смыкает их губы и выдыхает дым Энношите в рот. Глубокий вдох, на языке оседает дым и чужое дыхание, а внизу живота – тепло. Энношита тут же жмурится, целует Футакучи сам и бессознательно толкает в грудь, чтобы прижать к металлической двери черного входа. Футакучи мычит, резко отворачивается, но не вырывается. Он затягивается еще раз и повторяет все заново, теперь даже сильнее давит ладонью на шею, трогает волосы. Энношита выдыхает чужой дым через нос и слизывает табачную горечь с языка и неба Футакучи. – Полегчало? – тот довольно жмурится и улыбается, когда Энношита успокаивается и отходит на полшага. – М-м, – согласно кивает Энношита, забирает у Футакучи зажигалку и закуривает уже сам. – Вот и славно. Тогда, в старшей школе, он тоже так говорил – «Вот и славно». Застукал Энношиту с сигаретой после товарищеского матча, когда тот шел домой. Тогда кто-то из команды сцепился с ребятами из Датеко, и Энношите пришлось их разнимать. Настроение было ни к черту, в голове все крутились мрачные картинки возможных последствий для него как капитана и для всей команды вообще, и Энношита потянулся за пачкой. – А ты чего куришь? – Футакучи подстроился под его шаг. От голоса бросило в жар – стыдно, – но Энношита не подал вида. – От нервов. – От нервов не помогает. – Мне помогает. – Это эффект плацебо. Могу подробнее рассказать. Завтра в пять, у нас в полчетверртого тренировка закончится. Энношита пожал плечами. Футакучи он слушал в пол-уха. – Вот и славно. Футакучи свернул к автобусной остановке, Энношита продолжил путь переулками, чтобы больше никого не встретить, а на следующий день Футакучи действительно стоял у ворот Карасуно и скучающе рассматривал здание школы. – О чем думаешь? – из воспоминаний Энношиту вырывает его же оклик и слабый тычок в плечо. – Думаю, что научил тебя курить и буду за это гореть в аду. Футакучи смеется и хлопает его по плечу, метким щелчком отправляет окурок в урну и тянет на себя железную дверь. – Я зайду еще через пару часов. Иначе ты своих под софитами совсем загоняешь. Энношита спокойно проходит внутрь мимо Футакучи и потом бросает: – Ты это делаешь, только потому что хочешь отдохнуть от собственной бригады. И кто бы говорил про «загоняешь». В отличие от тебя, я со своими справляюсь. – Хочешь поменяться на день и поспорить? – Футакучи нагоняет и виснет на Энношите, зажимая его шею в сгибе локтя. Тот открывает было рот, но так и не отказывается, не отшучивается, как хотел изначально, заводя эту тему. Смотрит задумчиво и видит, как в глазах у Футакучи загорается азарт.