HQ-драбблы

Что-то не так. Коноха это чувствует почти с первого дня нового учебного года, но все не может понять, в чем дело. Пытается ухватить ощущение раз за разом, перед сном лежит и разбирает день на составляющие, и никак не может понять. Что-то не так, и это бесит, раздражает, горечью оседает на языке и тяжестью – в желудке. Как какая-то хроническая болезнь, как аллергия, которая всегда с тобой. Только Коноха никак не может выяснить, на что же у него эта аллергическая реакция. – Слушай, – тянет Бокуто, когда они в очередной раз сталкиваются в раздевалке. Их шкафчики рядом, ничего особенного, всегда так было. Но почему-то на этот раз сам факт раздражает Коноху. – Чего? Говори уже, не зависай, – бурчит он и отгораживается от Бокуто дверцей шкафчика. – Ну, я подумал… Тебе, может, девушку завести? Коноха аж замирает, выглядывает из-за дверцы и иронично поднимает бровь. – Может, у меня уже есть девушка? Бокуто трет подбородок. Видок у него тот еще – серьезный и задумчивый до карикатурности. Коноха смешливо фыркает. – Не похоже. – Это почему? – Потому что характер у тебя день ото дня дерьмовее и дерьмовее. Как школа началась, ты все больше огрызаешься, – со вздохом сообщает Бокуто, и Коноха даже теряется, не находит, что ответить. – Когда девушка появляется, все наоборот, с девушками же цветут… ну и все такое, – Бокуто делает неопределенный жест рукой. Ну да, что бы он вообще понимал в девушках. Об этом Коноха ему и сообщает: – С каких пор ты эксперт по девушкам? – он хмыкает и натягивает футболку. – Ты же днями варишься в спортзале, в команде. Ты кроме Широфуку и Сузумеды вообще девушек в жизни видел? – Видел! – Мама не считается, – Коноха снова фыркает. Бокуто легко смеется, хлопает его тяжелой рукой между лопаток. Смех у Бокуто веселый и заразительный, но Коноху это сейчас только злит. Он ведет плечами, прогоняя ощущение теплой ладони. – Еще скажи, что умеешь с девушками разговаривать. По-моему, ты кроме Акааши ни с кем вообще не говоришь. Хотя это удобно: Акааши всегда у тебя под рукой, даже под боком, я бы сказал. Акааши вообще удобный, да? И голос такой приятный, может, и лучше, чем у девушки. И говорит он только «Бокуто-сан», да? – Коноха понимает, что это все уже слишком, это переходит какую-то грань, которую он не мог нащупать раньше. И Бокуто больше не смеется, хмурит выразительные подвижные брови. – До завтра, Бокуто-сан, – ядовито заканчивает Коноха и вылетает из раздевалки. Всю дорогу до общежития внутренности неприятно скручивает, все тело будто охватывает мелкая трясучка, мандраж. Это стыд, кошмарный, жгучий, противный – аж руки потеют и глаза слезятся. Коноха валится на кровать, не раздеваясь, стонет и прячет лицо в подушке. Он бросил сумку у самой двери, и теперь слышит стук, когда она заваливается набок. Ну и к черту ее. Коноха тоже переворачивается, подгребает к себе одеяло и обнимает его руками и ногами. Его аллергия только что приобрела четкие очертания. Вот она – яркая сыпь. Чешется – просто жуть. В ушах так и стоит: «Бокуто-сан». У Акааши правда приятный голос, очень. Конохе просто жалко, что он тратит его на «Бокуто-сан». Вот «Коноха-сан» было бы совсем иначе. Или даже лучше – «Акинори». Коноха снова стонет и стискивает одеяло изо всех сил. Не нужна ему никакая девушка. *** – Извини. По-дурацки вспылил, – слова даются тяжело, но Коноха говорит честно. Ему правда жаль, и Бокуто не виноват. Наверное. Если постараться смотреть объективно, а не как Коноха. – Я не злюсь, – Бокуто смотрит серьезно, но потом улыбается. Теперь Конохе стыдно еще больше, у него поникают плечи. – Гормоны замучили? – предполагает Бокуто, и Коноха неопределенно пожимает плечами. – Что-то случилось? – Нет. Не совсем, – Коноха захлопывает свой шкафчик, садится на скамейку, чтобы завязать шнурки на кроссовках. Бокуто садится рядом, греет своим плечом. – Мне сейчас любопытно просто до усрачки, ты жесток со мной! – Верю, – Коноха наконец чувствует долю облегчения, хмыкает. В конце концов, это просто Бокуто. Такой же, как обычно, они уже третий год как знакомы. Бокуто – все такой же, это с Конохой что-то не так – все не так. – Ладно. Если собрался молчать, будешь умирать после тренировки, – Бокуто пихает его локтем, и Коноха отвечает тем же. – И почему это? – Я с тренером договорюсь. Он тоже думает, что тебе не помешает дополнительная нагрузка, – Бокуто сверкает на него глазами, весело скалится. Коноха усмехается, поднимает подбородок. Это вызов, он нарывается, он сам знает. И он даже благодарен Бокуто за нагрузку. Всю тренировку не получается смотреть в сторону Акааши, просто нет времени, а на перерывах – сил. Даже когда они вдвоем отрабатывают связку, Коноха не думает, что у Акааши красивый изгиб локтей. Что у него такая открытая шея, когда он смотрит вверх, и тонкая светлая кожа так обтягивает кадык. Что от влаги у него сильнее завиваются кончики волос и мокрыми колечками льнут к лицу. Что у него острые коленки, на которые было бы так удобно положить ладони. Коноха думает об этом всем уже потом – в конце концов, о чем еще старшекласснику думать на уроке литературы, особенно когда он первый, сразу после тренировки? О девушках, – сам себе подсказывает Коноха. Вот, у Кимуры-чан длинная тонкая шея. Коноха сидит прямо за ней, и ему видно, как над воротом блузки выпирают маленькие позвонки. Наверное, это красиво и трогательно, только Коноха ничего не испытывает и отводит взгляд к окну. У Акааши позвонки куда крупнее, тоже выпирают на шее, если он опускает голову – совсем другое дело. А изгиб позвоночника убегает за край шорт, и внизу, у пояса, ямочки по бокам... Коноха только теперь понимает, что пялился на Акааши в раздевалке. С самого начала учебного года. Коноха готов признать, что характер у него портится все быстрее. *** – Коноха-сан, – звучит очень, черт, очень приятно. Акааши смотрит на него спокойно и внимательно. Это тоже очень приятно. Коноха даже косится по сторонам – больше никого нет, и все это внимание – только его. – Что ты хотел? – он как раз закидывает сумку на плечо, звенит ключами. Сегодня он последний – по крайней мере, он так думал. – Вы как-то говорили о хорошей кофейне в Акихабаре. Коноха не может удержаться – удивленно поднимает брови. Как-то обмолвился раз, кажется, еще на церемонии в первый учебный день. Акааши разве мог слышать, разве он не стоял со своим классом? – Ну да, – Коноха глупо моргает. Нужно бы выйти и запереть дверь, но Акааши стоит прямо в проеме. Не толкать же его… – Можете показать ее мне? Коноха снова моргает, все-таки делает шаг вперед. Акааши отходит в сторону, только когда они оказываются почти вплотную. – Ну да… – рассеянно повторяет Коноха. Ключом в скважину он попадает раза с третьего, потому что пытается сделать это вслепую. Не хочется отрывать от Акааши взгляд, пока Акааши сам смотрит на него. И даже улыбается – самыми уголками губ. Хотя это, может, Конохе уже кажется. *** Акааши то ли так сильно любит кофе, то ли ему правда нравится кофейня в Акихабаре. Коноха размышляет об этом, когда уже в четвертый раз за две недели едет с Акааши в поезде. Вагон почти пустой, хотя обычно эта линия метро оказывается забитой. Акааши достает телефон и протягивает Конохе один наушник. Внутри теплеет: Акааши хочет показать, какую музыку слушает. Коноха улыбается и откидывается на спинку сиденья. Ехать не очень долго, но песен пять или шесть они точно успеют прослушать. На четвертой Акааши роняет голову Конохе на плечо, и того будто обдает волной кипятка. Акааши не может не чувствовать, как закаменело плечо, но голову все равно не убирает. Коноха старается расслабиться как можно незаметнее. – А почему ты не ездишь сюда сам? Теперь-то знаешь дорогу, – спрашивает Коноха, когда они уже подходят к дверям кофейни. Акааши как раз берется за ручку, но останавливается, поворачивает и склоняет голову. Смотрит, как на дурачка. Конохе становится неловко, он глубоко засовывает руки в карманы. – Один я могу и в общежитии кофе попить, – наконец отвечает Акааши. Он мягко тянет Коноху за локоть, несильно сжимает, и Коноху потряхивает – так хочется взять его за руку. *** В пятый раз они сидят на кухне общежития. Тоже с кофе. Почти все еще должны спать, но у них снова утренняя тренировка, поэтому приходится вставать раньше. Коноха ждет увидеть на кухне Вашио или Бокуто, они живут на одном этаже. Но их нет, зато есть Акааши, у него две чашки с кофе, а еще – пижамные штаны в клетку, мягкие даже на вид. – Можно и не одному пить кофе в общежитии, – бормочет он, как будто они и не прерывали тот вчерашний разговор в Акихабаре. Акааши буквально вкладывает горячую, но уже не обжигающую чашку Конохе в руку. Трогает пальцы. Коноха вспоминает, что вчера плохо отмыл с них клей от тейп-ленты. Больше мыслей в голове нет. Клей на пальцах. От тейпа. На пальцах… Коноха зачем-то кивает, быстро отпивает из чашки, чтобы прийти в себя. И замечает наконец, что Акааши на него не смотрит, когда садится за стол. В сторону или в чашку, но – не на него. У Акааши растрепанные со сна волосы. И еще румянец на скулах. – Я… вроде как прокололся где-то, да? – Коноха тоже садится за стол. Говорить трудно, он будто сжег горло первым глотком кофе. Акааши отрицательно качает головой: – Бокуто-сан сказал. – Чего?! – Коноха едва не давится кофе, с громким стуком ставит чашку, чтобы не пролить все на себя. Наконец Акааши поднимает глаза, у него в уголках глаз – улыбка. – Рассказал, как вы огрызались на него. Я имею в виду, как именно огрызались. И было бы трудно не сложить два и два – это и как вы смотрите на тренировках. – Молчи, – теперь уже Коноха не смотрит на Акааши и краснеет от самых ушей. Акааши и правда молчит, хотя и недолго: – И кофе в Акихабаре мне понравился. Коноха выдыхает, старается сосредоточиться на своих пальцах – нервно отдирает от указательного остатки клея с тейп-ленты. Видит, как руки Акааши тянутся к нему. Стирают тонкую липкую полоску с кожи. Коноха улыбается так, что щеки болят. Ему впервые хочется поблагодарить Бокуто за болтливость.