HQ-драбблы

– Он здесь, Ушиджима-сама, – слуга поклонился и отошел на несколько шагов назад, скрылся в тени. Ушиджима же, наоборот, приблизился. Сквозь решетку прямо над ним лился лунный свет, очерчивая скулы, ложась на широкие плечи, теряясь в дорогих одеждах, невесомых на вид. Может, в другой ситуации Ойкава и оценил бы это. Он бы и пошутил – что-нибудь про наложников и танцоров. «Ты был бы славной третьей женой Ушивака-чан! Или нет, четвертой. Хотя зачем делать тебя женой? Раб из тебя получился бы лучше». В другой ситуации. Ойкава представлял яркие, сочные картины того, как Ушиджима стоит перед ним на коленях, смотрит снизу вверх, потом опускает глаза и наклоняется. Спрашивает разрешения поцеловать ногу. Ойкава бы разрешил и тут же ударил его ногой по лицу. Ойкава думал об этом так яростно, словно хотел передать, вложить фантазии в чужую голову. Он скривился и тут же зашипел от боли – треснувшую в драке губу саднило. – М-м, – неопределенно произнес Ушиджима, склонил голову набок и подошел еще ближе, почти вплотную. Ойкава дернулся, пытаясь отстраниться, но он и так вжимался голой спиной в холодную стену, к которой был прикован. Горячие пальцы Ушиджимы жестко сдавили подбородок, не давая Ойкаве отвернуться. Тот стиснул зубы и бессильно дернул руками – кандалы больно впились в запястья, цепи звонко ударились о каменную стену. В тишине звук получился оглушающим, но за ним Ойкава все равно уловил чуть удивленный выдох Ушиджимы. – Правда он, – голос Ушиджимы стал ниже, он будто вибрировал в груди, и вибрация передавалась Ойкаве. Тот дернулся, не желая это чувствовать, приказал телу не поддаваться. Ледяной яростный взгляд встретился со спокойным, уверенным. Заинтересованным. Ойкава словно смотрел на теплый камень. Он так и не смог отвернуться, зло цыкнул и собрал последнюю слюну в пересохшем рту, чтобы плюнуть Ушиджиме в лицо. От неожиданности Ушиджима даже чуть ослабил хватку, и Ойкава вздернул подбородок, чтобы (хотя бы попытаться) посмотреть на него сверху вниз. Челюсти сводило – так сильно Ойкава сжал их. Большим пальцем Ушиджима стер со щеки блеснувшую в лунном свете слюну. Ойкава ждал чего угодно, но не того, что Ушиджима поднесет палец к губам, медленно проведет языком по подушечке. – Мне нравится твой вкус, – в груди снова завибрировал чужой голос. Ледяная ярость внутри Ойкавы сменялась паникой. Не то, как его отряд разбили накануне. Не то, как приволокли во дворец Ушиджимы. Не то, как приковали к стене. Вот это – это было настоящим поражением. – Я оторву тебе голову, если ты прикоснешься ко мне еще раз, – прорычал Ойкава и оскалился, не отводя взгляда от глаз Ушиджимы, когда тот положил широкие ладони на его бедра. – Нет, сначала вырву язык и затолкаю обратно тебе в глотку, чтобы ты задохнулся, – Ойкава сорвался на шипение, чувствуя, как сильные пальцы впиваются в кожу. – У тебя странные сексуальные фантазии, – Ушиджима выглядел действительно, искренне удивленным, пусть и немного. Ойкава бессильно забился, стуча закованными в металл запястьями по стене, попытался ударить Ушиджиму лбом в переносицу, но тот перехватил одной рукой волосы и больно сжал в кулаке. Ойкава невольно сложил брови домиком, запрокинув голову. Ушиджима сильнее потянул за волосы, заставляя откинуть голову больше, присесть на едва гнущихся, тоже скованных ногах. Колени дрогнули, а Ойкава вскрикнул, когда Ушиджима грубо накрыл его губы своими, толкнулся языком, царапнул зубами. Трещина на губе Ойкавы мгновенно открылась и стала кровоточить снова. – Мне нравится твой вкус, – повторил Ушиджима в поцелуй. Вибрация на этот раз прошла по всему телу Ойкавы, разлилась от груди во все стороны так, что судорожно дернулись руки и ноги, поджался и напрягся живот. Ушиджима вдруг навалился, вжался всем горячим телом, обеими руками с треском содрал с бедер Ойкавы остатки шелковых штанов. От неожиданности Ойкава даже не успел отвернуться, хотя его больше и не держали за волосы, только ахнул – и сразу почувствовал чужой язык во рту. Влажный, он приятно гладил небо, а сейчас так хотелось пить… Очнувшись через секунду, Ойкава резко сомкнул на чужом языке зубы. Ушиджиме пришлось постараться, с силой сдавить нижнюю челюсть Ойкавы, чтобы открыть его рот и освободить язык целым. Ойкава, довольный этим, криво усмехнулся – насколько это позволяла чужая рука. Удар был жгучим, болезненным, но не неожиданным. У Ушиджимы была тяжелая рука, Ойкава знал это и предвкушал удар. Голова от него мотнулась. Ойкава не усмехнулся даже, оскалился, сплюнул кровь из и без того разбитой губы, зло глядя на Ушиджиму из-под челки. – Ноги, – коротко бросил Ушиджима, не глядя через плечо, но слуги услышали и быстро подошли, присели и зазвенели ключами. Кончиком языка Ушиджима поймал тонкую нитку слюны, смешанной с кровью, тронул рану на губе Ойкавы и сжал на ней зубы, впился острым клыком так, что у Ойкавы вдох застрял в горле, а глаза горячо защипало. Он весь напрягся, живот снова поджался. Ойкава казался самому себе плотным комком нервов, тугим сплетением боли, ненависти и нездорового, яростного возбуждения. Хотелось рвать Ушиджиму зубами. Кажется, мысли у них сходились. Ушиджима дернул волосы Ойкавы и впился в изгиб шеи, не давая опустить голову. Вспышка боли оставила в ушах оглушающий шум крови, Ойкава даже не услышал, как упали на пол оковы с его щиколоток. Его всего трясло в крупной дрожи, когда Ушиджима подхватил его освободившиеся ноги, вжался между ними. Пальцы прошлись по ягодицам, растягивая их в стороны, почти царапая. Ойкава чуть не захлебнулся воздухом. Спину холодила чуть влажная каменная стена, к груди прижимался горячий, почти горячечный, как в лихорадке, Ушиджима. Он сильнее сминал ягодицы, низко, глухо рычал, сжимая зубы больше. У Ойкавы было мутно перед глазами, но он видел, как из-под расшитого капюшона блестят круглые насмешливые глаза. Один из слуг плечом привалился к стене совсем рядом, скрестил сухие жилистые руки на груди и улыбался Ойкаве. Поймав его расфокусированный взгляд, слуга довольно сощурился, улыбнулся шире, демонстративно провел ладонью с длинными, чуть узловатыми пальцами по груди и сжал свой пах сквозь легкую ткань свободных штанов. Ойкава крупно вздрогнул, замычал сквозь зубы – Ушиджима успел перехватить его одной рукой, а второй отвесил тяжелый удар по ягодице. Кожа теперь горела. Ойкава попытался ударить пяткой в поясницу Ушиджимы, но ноги не слушались – вряд ли он сейчас смог бы стоять, опусти его Ушиджима на пол. Плечо свело короткой судорогой. Ойкава почувствовал, как по потной разгоряченной коже скатываются капли. Ойкава был уверен, что Ушиджима прокусил ее. И верно: тот наконец разжал зубы, поднял голову и посмотрел на Ойкаву – рот и подбородок блестели от слюны и крови, глаза были все такими же спокойными, но на дне широких зрачков Ойкава видел отражение того больного, того яростного – безумия, наверное, – которое было в нем самом. Ушиджима плюнул на руку, не отводя взгляд, и чуть подкинул, перехватил Ойкаву выше. Заднего прохода грубо коснулись прохладные от слюны пальцы, тут же с силой надавили, проталкиваясь внутрь. Ойкава часто задышал, схватился за цепи и попытался подтянуться, сняться с пальцев. Ушиджима только толкнул их глубже, до самых костяшек, и сильно нажал на стенки внутри. Ойкава бессознательно мотнул головой, попытался убрать челку и стереть пот со лба о плечо. Взглядом он наткнулся на второго слугу. Этот не улыбался, стоял дальше, в тени, но даже так было видно, как под капюшоном и густой черной челкой он краснеет. Руки слуга держал у паха, не трогая себя, только прикрываясь, нервно тер собственные пальцы. И все равно бросал жадные взгляды – Ойкава не то что видел, но точно знал. Из заднего прохода исчезли пальцы, Ойкава вскинулся от того, как резко Ушиджима их убрал. Тот спустил штаны одной рукой – ровно настолько, чтобы вытащить толстый изогнутый член. Темная головка лоснилась от смазки. Ушиджима снова плюнул на ладонь, а Ойкава тяжело сглотнул. Во рту будто стало еще суше, чем раньше. – Отрежу тебе яйца, заставлю приготовить их и подам на обед твоему стеснительному мальчику, – пообещал Ойкава сквозь зубы, чувствуя, как между ягодиц упирается горячая, сейчас казавшаяся ему раскаленной головка. Вместо ответа Ушиджима снова оттянул в сторону его ягодицу и насадил Ойкаву на член, двинул бедрами, грубо проталкивая его глубже. У Ойкавы совсем помутилось зрение, только через пару секунд он понял, что слезы слепили ресницы. Ушиджима приподнимал его, опускал, натягивал на свой член и одновременно двигался сам. От каменных стен отражались, становясь громче, шлепки тяжелых яиц о ягодицы. У Ойкавы горело все: растянутая вокруг члена задница, потное лицо, натертые кандалами запястья и щиколотки, спина, которая с каждым жестким, сильным толчком терлась о грубую каменную кладку стены. Болезненно пекло в паху, словно его облили кипятком. Кончая, Ушиджима снова впился в изгиб шеи, уже с другой стороны. Его пальцы судорожно сжались на бедрах Ойкавы, оставляя крупные синяки. По бедрам самого Ушиджимы одна за другой проходили волны судорог. Ойкава ждал, заглатывал раскалившийся воздух, который теперь пах потом и спермой. От запаха одновременно тошнило, кружилась голова и напряжение все больше скапливалось в яйцах. Ушиджима отстранился, член выскользнул из растянутой задницы, и Ойкава ахнул, чувствуя, как пульсирует задний проход. Ноги не держали, Ойкава повис на цепях, ожидая, что его или трахнут еще раз, или оставят в покое хоть на время. Вместо этого Ушиджима снова навалился мокрой от пота грудью, смял ягодицы и указательными пальцами растянул дырку, не давая стенкам сомкнуться. Ойкава широко распахнул глаза, ощущая, как сперма густыми каплями медленно вытекает наружу, скользит по бедру, оставляя теплую дорожку. Собственный оргазм прошил Ойкаву от паха до самого затылка. Сильный и болезненный, он выкручивал, выворачивал Ойкаву, расплавлял суставы. Все мышцы ломило, глаза слипались, легкие горели, першило в горле, хотя Ойкава не помнил, как кричал. Шершавые пальцы Ушиджимы прошлись по бедру, повторяя дорожку его капель спермы, затем по животу и груди Ойкавы, собирая его собственную. По коже бежали мурашки, но сил дергаться у Ойкавы уже не было. Он сначала почувствовал острый характерный запах, а потом – вымазанные пальцы Ушиджимы на своих губах. От вкуса спермы мутило, как и от запаха. А еще даже сейчас в паху слабо пульсировало от ее ощущения на языке. – Я вернусь, – пообещал Ушиджима, наконец отстранившись и дав Ойкаве вдохнуть. – Сдохни, – хрипло, устало, но все так же яростно и зло напутствовал его удаляющуюся спину Ойкава.