HQ-драбблы

Это так странно – одновременно привычно и совсем по-новому. Укай чувствует себя школьником, словно возвращается на десяток лет назад. Но в то же время и нет – он прекрасно осознает себя здесь и сейчас, тренером – условным, еще даже условным тренером Карасуно, которого родители хотят скорее женить. Ему уже давно не шестнадцать. Это, наверное, все алкоголь. Укай так и не научился пить. Наой, судя по всему, тоже. Укай нервно коротко смеется и роняет голову Наою на плечо. Мокрые волосы тут же свисают на лицо, вода бьет в затылок, разделяя их на ровный пробор. – Ты чего? – Наой замирает. Просто стоит там и держит Укая, пока того потряхивает не то от смеха, не то от возбуждения, не то еще от чего. Жестки ладони больше не гладят бока и бедра, Наой смыкает руки у Укая на поясе. И держит. – Ничего. Перепил, – Укай закрывает глаза, обнимает Наоя за плечи в ответ. Укай немного поворачивает голову. Находит чужую шею открытым ртом, лижет мокрую кожу – совсем безвкусную сейчас, они только вымылись, и вокруг разве что немного пахнет гелем или шампунем. Жалко – Укай вспоминает, как облизывал Наою шею тот самый десяток лет назад. Тогда терпения сначала помыться не хватало, и обкусанные губы пощипывало от чужого соленого пота. – Подумал, – снова короткий смешок, – раньше мы были клубом греющих скамейку. А теперь мы клуб тех-кто-раньше-всех-отваливается-на-пьянках. Наой тоже тихо смеется. Делает полшага назад и прислоняется лопатками к перегородке душевой. Мышцы под руками Укая расслабляются, и Наой снова гладит ладонями его бедра, скользит на бока, спину, ягодицы – легко царапает короткими ногтями прямо под ними. И тогда – тогда тоже так делал. Чуть царапал, мял и приподнимал, а потом – да, вот так разводил ягодицы в стороны. Укай горячо выдыхает Наою в шею – у того быстро дергается кадык – и пьяно качается вперед. Неловко переступает ногами по мокрому кафелю, снова утыкается Наою в надплечье и прижимается уже всем телом. От воды скользко, и Укай сразу проезжается животом по паху Наоя, трется о его горячий член. Становится труднее дышать – все-таки им еще досталось теплой воды, и помещение успевает заволочь паром. Да, точно. Все из-за пара. Чтобы разлепить веки, Укаю приходится сделать усилие. Он поднимает голову, трясет ей, пытаясь убрать волосы с лица. Ресницы будто плотно слиплись. От всего: от того, как в голове шумит, какой он пьяный, как хочет спать. От того, как Наой, не переставая, шарит широкими ладонями по телу. Сквозь муть перед глазами Укай видит красноту – ключицы, шея и лицо Наоя. И у него тоже закрыты глаза, он то и дело слегка хмурится и жмурится сильнее. Так хорошо – можно действовать по памяти. Точнее, даже вспоминать не надо. Руки сами находят, куда опуститься, где погладить, как ущипнуть. В голове – только дурацкая шутка про их новый «клуб». Укай не думает. Снова открывает рот, коротко мокро целует Наоя, потом несильно кусает шею и лениво ведет по ней языком. Жестко проводит пальцами по внутренним сторонам бедер Наоя, вынуждая его немного расставить ноги, и наконец сжимает член – два, в руки отлично попадают сразу оба их члена. Наой шумно выдыхает, но слышно это только потому, что прямо на ухо – иначе вода все глушит. Укая слегка лихорадит, под кожей – кипяток. В паху тяжело пульсирует, яйца ноют и чем дальше, тем больше нарастает гул крови в ушах – хочется кончить и заснуть. Укай чувствует, как Наой напрягается, жестче мнет бока и бедра, щипает за ягодицы почти больно. Укай дрочит им обоим быстрее, бесцеремонно трет головки загрубевшей ладонью – тоже почти больно, но сейчас только так и надо – алкоголь все притупляет. Укай снова кусает шею Наоя, мягко перекатывает кожу между зубами и почти сразу ощущает горячие потеки на руке. Наой напрягается еще больше, мычит, кончая. Укай смотрит – Наой покраснел сильнее, у него раздуваются крылья носа. На этом, наверное, и все. Укай совсем не уверен, что кончит сейчас, хотя ему и очень хочется. Все тело словно отупело от спиртного. Он хочет поднести руки под воду, чтобы смыть сперму, неловко выворачивается из объятий Наоя, но тот держит. Берет за руку и слизывает свою сперму с пальцев. – Грязно, – выдавливает Укай, и теперь его очередь хмуриться и краснеть. Нет, вот это – определенно не как десять лет назад. Это новое, и Укай этого не ожидал. От вида перемазанных спермой пальцев у Наоя во рту его прошивает горячечной вспышкой. – Грязно, – соглашается Наой, а потом давит Укаю на затылок. Целоваться со спермой – это… да черт, грязно, грязно, грязно, слишком грязно, и Укай не понимает, почему отвечает вообще. Во рту – солоно и горьковато, в легких заканчивается воздух, в голове – туман, внизу живота – электрические разряды. Наой снова разводит его ягодицы в стороны, трет между, давит несильно и ведет руку дальше, чтобы погладить и помассировать в руке мошонку. В итоге поза у него получается смешная и неудобная, но это последнее, на что Укай сейчас обратил бы внимание. Он хватает ртом влажный воздух, и уже плевать, сколько он там выпил и какими притупленными все ощущения казались минуту назад. Вдруг такой теплый и удобный Наой исчезает, перестает держать. Укаю приходится упереться ладонями в перегородку, чтобы не упасть. Вода снова хлещет на затылок, Укай смотрит вниз – Наой облизывает его член снизу вверх и наконец начинает дрочить ему нормально. Головка касается губ, то и дело скрывается за ними. Укай удивленно стонет, когда кончик языка гладит ее и толкается в устье. Электрические вспышки в паху собираются в один сильный разряд, когда Наой снова трет между ягодиц. Укай едва держится, чтобы не осесть на пол. Оргазм тяжело ударяет под дых, вытягивает последние силы, и у Укая дрожат ноги. Еще больше хочется спать, но гул в ушах постепенно пропадает, а в голове странным образом становится чище. Наой поднимается и снова держит – так хорошо, когда можно привалиться к нему. Главное не заснуть так, тем более, еще и вода становится прохладнее. Вот же будет неловко, если Наою придется тащить его в спальню. Наконец Укая отрезвляет холодная вода, он перестает виснуть на Наое, вымывает из паха остатки смазки. Они уходят из душа молча, только подают друг другу полотенца и одежду в раздевалке. Не сговариваясь, идут сначала на улицу, садятся на ступеньки крыльца. Укай закуривает, Наой отказывается от предложенной сигареты. – Спасибо, протрезвел. И узнал много нового, – Укай фыркает – вроде как насмешливо, – но выдает себя, неловко потирая шею. – Не делал так раньше? – Нет. В тишине слышно, как трещат, сгорая, табак и бумага – Укай глубоко затягивается. – Надо же, – Наой вытягивает ноги вперед. – Простые вещи. У тебя как будто никого больше и не было. – У меня и не было, – откликается Укай и ловит недоуменный взгляд. Шею и щеки печет. – Парней. – А. Да, в Токио с этим должно быть куда проще, – голос у Наоя извиняющийся. Укай закатывает глаза и отмахивается. Жест заставляет сигаретный дым постелиться парой горизонтальных лент. – Странно это все. Слишком… просто было. – М-м. Я тебя увидел и уже знал, что так будет. – Вроде того. Знаешь, как… вернулся в свой старый дом, а тут уже кто-то другой живет. И вроде все то же самое, но вот и душевая-то эта уже не наша, – Укай машет рукой в сторону зашторенных окон, за которыми спят команды. Новые команды Карасуно и Некомы. – Их. – Жалеешь? О чем-нибудь? Укай отрицательно трясет головой, даже не задумываясь, и сразу чувствует чужое тепло. Наой двигается ближе, тянет к себе, заставляя положить голову на плечо. И у Укая нет ни одной причины, чтобы сопротивляться. Наой снова его держит. Тепло, хорошо. Только что-то мелкое беспокоит, что-то не идет из головы… – Слушай, – доходит до Укая, – ты что, проглотил? В смысле – там, тогда, все это… – Там, тогда, все это, – кивает Наой и смеется, когда Укай со стоном роняет голову на руки. – Зачем я спросил? – Ну, у меня есть предположения… – Стой, молчи! Я не готов сейчас это обсуждать, – снова стонет Укай и тянется за новой сигаретой. Смотрит на усмехающегося Наоя и думает, что вот раньше это он краснел чаще – прямо под цвет формы Некомы. И что теперь, наверное, будет сложновато вернуться в этот статус-кво.