HQ-драбблы

Акааши никому бы в этом не признался, но ему нравятся эти птичьи нежности. Нравится, как Бокуто перебирает когтистыми лапами по плечу, сжимает его немного. Как будто кот урчит и мнет тебе руку лапой, выпускает когти от удовольствия. Только когти посерьезнее. Нет, Акааши не мазохист, просто – просто Бокуто же птица, у них все по-своему. Или даже: просто это Бокуто. Нравится, как Бокуто – по-своему бережно – перебирает волосы на виске клювом. Чистит Акааши несуществующие перья и жмурится. Нравится, как Бокуто пару раз прихватывает клювом палец, когда Акааши начинает гладить его по голове. Бокуто потом снова жмурится, сидит неподвижно, словно боясь спугнуть ласковую руку. Но особенно нравится, как Бокуто расправляет крылья, разом становится больше, шире, даже грандиознее, заслоняет свет, взлетая, и опускается на подставленное предплечье. И все-таки Акааши правда не мазохист, он надевает перчатку для таких случаев. А Бокуто недовольно дергает за шнурок на ней, потом складывает крылья и склоняется, тянется к лицу Акааши, долго смотрит прямо в глаза, не мигая. Акааши иногда кажется: сейчас заговорит. Вслух или телепатически, например. Бокуто мягко ухает и тянется клювом к волосам. Бокуто особенный. Конечно, все совы особенные, и каждую в своем совином кафе Акааши любит по-своему. Но Бокуто – самый особенный. Акааши никому бы в этом не признался, но считает Бокуто своим лучшим другом. Общение с ним – это очень, очень личное. Акааши снятся всклокоченные пестрые волосы-перья и сияющие глаза, вызолоченные солнцем. Снятся поцелуи в висок – к нему прикасаются горячие сухие губы, дыхание шевелит волоски; губы соскальзывают на скулу, и Акааши кожей чувствует улыбку. Снится, как грубоватые руки трогают плечи, предплечья, задевают запястья. Акааши вкладывает свои ладони в чужие – широкие, сильные, такие же горячие, как губы. Утром в совином кафе всегда тихо. Акааши медленно бесшумно двигается по залам, проверяя, все ли в порядке. Он зевает, полусонный, а если надолго закрывает глаза, ему снова чудится чужое тепло. Сон слетает, когда Бокуто нигде не находится. Его просто нет, как будто никогда и не было. Любимая присада пустая. Вокруг нет даже перьев. Акааши так и садится прямо на пол там, где стоял. Моргает, с силой трет веки и морщится, надеясь, что еще спит. Потом обегает все свое кафе несколько раз, выглядывает в окна – никакой бесшумности, никакой медлительности. Он знает, что звать бесполезно. Просто останавливается напротив присады и тяжело дышит, пытаясь поверить. Режим отрицания крепко держит за самое горло, каждый вдох горчит. От тихого перезвона колокольчиков над дверью Акааши сильно вздрагивает, дергается даже, резко оборачивается. – Мы еще закрыты, – тут же выпаливает он – слишком резко, не узнает собственный голос. В горле першит, глаза печет и щиплет. Посетитель как будто не слышит. Поворачивается вокруг своей оси пару раз, вертит головой по сторонам. Потом наконец смотрит на Акааши. У того дух выбивает от этого выражения лица. Такого открытого, восторженного, немного растерянного. Абсолютно счастливого. – О-бал-деть. Обалдеть тут у вас! – посетитель чуть не задыхается, чуть не захлебывается своими словами. Потом моргает и осекается: – Ой, я не вовремя, да? Блинский блин, – он запускает пятерню в дико растрепанные пестрые волосы, – а я так спешил, думал, вот бы быстрее! Я у вас на ютуб-канале все видео посмотрел раз по десять, наверное!.. А так… я пойду тогда, в смысле, когда вы открываетесь? – Нет, – выдавливает Акааши. – Все нормально. Будьте чуть тише, пожалуйста. Хотите позавтракать? Посетитель почти летит вперед, белая мастерка развевается у него за спиной, и он становится похож на взлетающий самолет. Радостно вскидывает руки, словно для объятия. И становится больше, шире, разом занимает все место в кафе и заслоняет слабый утренний свет. Тормозит прямо перед Акааши, склоняется, заглядывает ему в лицо, прикусывает нижнюю губу. Что-то высматривает в глазах. В кафе прикрыты жалюзи, но солнце все равно полосует посетителю лицо. Одна полоска ложится аккурат на широко открытые глаза. Взгляд такой знакомый, что Акааши смотрит, не моргая, смотрит до слез и не дышит. – А вы чай делаете? – стараясь быть тише, посетитель говорит громким шепотом. Акааши, как завороженный, тянется поправить разворошенные пряди над самым лбом. Прикосновение отрезвляет, он отдергивает руку, но посетитель ничего не говорит против. – У меня есть зеленый. Посетитель благодарно, радостно улыбается. Акааши с головой ухает в солнечное золото, сияющее в его радужке.