HQ-драбблы

– Ты занят? – голос у Ширабу сразу какой-то недовольный. Гошики чуть закатывает глаза и старается не сопеть в трубку так тяжело и громко. Отдышаться все не получается, последние пару кварталов он бежал как заправский спринтер. – Не-а, просто бегал. Я уже все. – Тогда записывай: с завтрашнего дня меняется расписание тренировок, мне звонил тренер Сайто, пока Вашиджо-сан в отъезде, мы… – Чего? – Гошики притормаживает еще больше, он уже почти дошел до общежития. – Ты уши застудил? – раздраженно интересуется Ширабу. Теперь уже Гошики недоволен, сопит в трубку. – Кстати, надеюсь, ты в шапке. Застудишь – я тебе… – тут Ширабу почему-то сам осекается. – Куда я что запишу? Я же с пробежки иду. У меня с собой нет ничего. И я даже в перчатках! На том конце провода короткое молчание. Ширабу сглатывает почему-то. Или показалось? – А трубку ты как поднял? – голос у Ширабу странно меняется, становится будто сдавленным. – Носом, – смущенно буркает Гошики и вздыхает. Ширабу вздыхает тоже, чем-то шуршит, потом снова вздыхает. Гошики озадаченно останавливается. – Ширабу-сан? – Что? – и какой-то влажный звук. Может, Ширабу облизнулся так шумно? Похоже. – Это я говорю – что, – Гошики и сам облизывает обветренные губы. Блин, холодно, потрескаются же завтра. – Что с тобой? – Ты быстро бежал? – вдруг вопросом на вопрос отвечает Ширабу. – Ага, – у Гошики еще колотится сердце, изо рта часто-часто вырываются облачка пара. Сегодня правда холодно, иначе стал бы он шапку с перчатками надевать. – А далеко от общежития? – Нет, почти пришел, – Гошики совсем теряется. А Ширабу на том конце молчит, потом негромко всхлипывает. И это так звучит, так… Гошики краснеет, вдруг становится совсем не холодно, а очень даже жарко. – Пробегись еще? До дверей. Только трубку не клади. И Гошики в первый раз слышит, чтобы Ширабу говорил так просительно и сдавленно. – Ладно, – у самого Гошики тоже садится голос. Он стартует с места, бежит и прижимает трубку к уху. – Гошики? – Ага, – невпопад выдыхает он. Ширабу в трубке тоже тяжело дышит, а еще теперь совсем точно слышны влажные звуки. У Гошики горят оба уха, но то, к которому прижата трубка, больше. – Ширабу-сан, я не могу больше бежать. – Почему? – Ты так дышишь, что… – Это ты так дышал, что мне пришлось дрочить! – …у меня встал. Они договаривают одновременно. Гошики останавливается на углу, до дверей – рукой подать, но он прислоняется к стене спиной и чуть сгибается. Поправляет член, придавленный плотной тканью лосин, в которых бегает зимой. Тепло, конечно, но сейчас вот от этого вообще не легче. – Нн-гх, – Гошики закусывает губу. Член все никак не ложится удобнее, чтоб хоть до комнаты не морщась дойти. Ширабу хрипло ахает, почти вскрикивает и шумно выдыхает, это даже похоже на стоны. Влажные звуки прекращаются. Они молчат долго, пока у Гошики не перестает пульсировать в паху от вспышки возбуждения. – Я зайду, – говорит он и забывает вопросительную интонацию. После паузы Ширабу судорожно выдыхает. Гошики этого достаточно. По комнате разносится громкий шлепок. Гошики вздрагивает и кусает губы. – Пять, – считает он. Еще удар, звук еще громче. Ягодица горит, лицо у Гошики горит, внизу живота вообще что-то полыхает, стягивается раскаленными жгутами. – Шесть. На десятом ударе голос прерывается. Рука у Ширабу тяжелая, а так сразу и не скажешь. И лупит он от души. С удовольствием. Гошики не знает – ему больше больно, стыдно или хорошо. Опускает лицо, прячет на предплечьях, которыми упирается в стол, неловко переступает с ноги на ногу. – Ты же хороший мальчик, – заговаривает Ширабу. Гошики жмурится и часто кивает. Шершавая ладонь гладит горящую кожу. – Потерпишь еще. На сколько мы договорились? – Двенадцать, – хрипит Гошики. И весь вскидывается, ахает, когда между ягодиц становится влажно. Твердый горячий член, наверное, весь мокрый от смазки, ложится ровно в ложбинку. От стыда и возбуждения Гошики скручивает изнутри, хочется согнуться пополам, сдавить член посильнее и наконец кончить. Еще удар. Гошики дергается вперед всем телом, с силой закусывает губу. – О… одиннадцать. Ширабу начинает двигаться, трется, его член то и дело соскальзывает и тычется влажной головкой в сжатую дырку. Гошики жмурится до кругов и вспышек перед глазами, стонет и снова роняет голову, кусает костяшки пальцев. – Ты умница, умница, – голос Ширабу звучит отстраненно, как будто он где-то далеко. Может, так и есть, наверняка и взгляд у него сейчас стеклянный, нездорово блестящий. Он гладит по спине, снова по ягодицам. Член соскальзывает ниже, под мошонку, пачкает внутренние стороны бедер Гошики смазкой. – Двенадцать! – Гошики вскрикивает с новым тяжелым ударом, зажимается больше. Еще шлепок – куда тише – когда Ширабу вгоняет член между сжатых бедер. На кожу плещет теплым. Они оба замирают, в тишине дыхание кажется жутко громким. У Гошики в ушах немного звенит. Ширабу отстраняется тяжело и медленно, и Гошики готов взвыть – сам не знает, почему. У него на бедрах чужая сперма, задница горит, влажные ресницы. Его окатывает жгучим стыдом и таким же жгучим возбуждением. А потом ноги подкашиваются и пол куда-то исчезает – когда Ширабу склоняется сзади, ведет по пылающей коже языком и сжимает член Гошики жесткой ладонью.