Lighthouse (сборник)

      Можно было бы попытаться вспомнить, когда это началось. Память услужливо преподносила картины из уже далекого прошлого, когда он впервые увидел этого парня. После этого у него было множество возможностей рассмотреть, распробовать, вписать в свою ДНК всю информацию, каждую крупинку, которую он смог собрать за годы наблюдения.       Жизнь дала ему право разглядеть объект своего воздыхания полностью, в мельчайших подробностях. От тех дней, когда Такеру боялся разговаривать с людьми, до тех, когда он смог благодаря множеству друзей снять собственный фильм. Но никто из его знакомых не знал, как путались лучики солнца в серебристых волосах парня, заставляя болеть глаза. Никто из знакомых не замечал, что Такеру – как текущий янтарный мед с насыщенным, густым запахом. Никто не защищал его от тяжелых черных мыслей, когда блондин едва ли не опускал руки из-за того, что планы никак не хотели выполняться, нужные слова не находились, а очередная девушка уходила, оскорбленная тем, что парень любил творчество больше, чем её.       Можно было бы попытаться вспомнить, когда это началось. Когда Такеру спешно прятал градусник со значением близким к сорока и спешил на сцену, надрывая горло и стремясь, как можно скорее раздарить каждую капельку себя всем присутствующим. Когда он стоял посреди улицы, глядя, как медленно порхали в воздухе розоватые лепестки сакуры, оседая на потемневший от влаги асфальт. Когда парень в очередной раз покупал очередную «идеальную» куртку, чтобы надеть её один раз и убрать в шкаф навсегда. В любом случае, Юджи помнил только то, что это началось очень давно. Болезнь его была почти не излечима, «только смерть разлучит нас», на полном серьезе, без права изменить что-то к лучшему.       Зато теперь он знал, что внутри него ветви с шипами, вросшие в пищевод, легкие, метастазами распространившиеся по всему телу изнутри. Стоило только задуматься о том, как он бы хотел оказаться рядом, на месте очередного «друга на век», и боль охватывала грудь, горло сводило, Юджи зажимал рот рукой, откашливая крупные белые лепестки роз, слегка подернутые на кончиках персиковым оттенком.       И становилось смешно. У него дома был персональный сад, весь пол усыпан кусочками мертвых цветов, словно и не подметал вчера вечером, стремясь скрыть все следы. Иногда казалось, что лучше бы вместо цветов была кровь, и тогда до смерти бы было совсем чуть-чуть, а не как сейчас. А пока природа насмехалась над ним – живи и мучайся.       Юджи как сейчас помнил настойчивое желание признаться, вывалить все на Такеру. Чтобы тот почувствовал вину, когда увидел, как его перекашивало от боли и рвало цветами, только из-за того, что он такой прекрасный. Но стоило только увидеться с любимым, как желание навредить даже таким невинным способом пропадало. Он не смог бы вынести беспокойство в карих с золотистыми вкраплениями глазах, не смог бы вынести жалость. Больше Такеру ничего ему дать не получилось бы.

***

      - Ребят, мне срочно нужно на больничный. Ложусь на операцию, и все-такое… - Старательно сыгранное спокойствие, граничащее с весельем, прищур, и всё, чтобы не было видно, что он на грани. Горло першило теперь постоянно, боли не проходили, будто шипы уже разодрали мягкие ткани органов, он серьезно больше так не мог. Только успевая сочинять на ходу диагнозы и оправдания, пообещал остаться и записать свои партии хотя бы набросками, чтобы не выбиться из графика.       Его ломало, и вся студия уже была засыпана лепестками. Слова доктора отчего-то звучали как приговор – хирургическое вмешательство, после которого он больше не сможет испытывать эмоции. На деле их и так уже почти не было, слишком уж пришлось настрадаться в последнее время. Только легкое беспокойство - возможно ли будет писать музыку как прежде, да облегчение – скоро все кончится.       Он ушел из студии, не застав возвращение Такеру, рассеянный вокалист забыл где-то ключи. Засыпанный белыми цветами пол заставил его замереть от неожиданности и почувствовать беспокойство от осознания, что происходило на самом деле.       Парень искренне, на многое был способен ради старого друга, потому что был не просто добрым, потому что был идеальным, он решил узнать, из-за кого в душе Юджи поселилась эта болезнь. И когда допытывался у общего знакомого, сначала не понимал, почему ему адресованы взгляды полные недоумения и даже сожаления. Когда брошенное в лоб «ты» достигло цели, как пуля, разрывая голову, он побежал в больницу с мыслью «лишь бы успеть», не понимая причину боли в груди, пока с его губ не сорвался первый лепесток насыщенного янтарного цвета.