Lighthouse (сборник)

Юджи, в целом, был странный. Особенно когда скашивал глаза к переносице и усердно строил из себя отбитого. А через минуту стихал, глядя в пол перед собой, и ни слова из него не выдавишь. Странным было всё в нем: он ненавидел находиться на публике, но выбрал профессию музыканта, он ненавидел фотографироваться, но участвовал во всех предложенных фото-сессиях. Одно оставалось постоянным, людей он не любил. В общении с людьми всегда было всё сложно. Потому что нужно было оправдывать то, что тебя кидает с северного полюса на южный, нельзя послать человека ко всем чертям, чтобы потом, когда попустит, заговорить снова. Другое дело - собаки. И самому смешно от иронии – как барышня и сорок кошек, в его доме появляется все больше щенят, взрослых барбосов, шустрых дворняг. Конечно, он не оставляет их навсегда. То лапки подлечит, выкупает, да отдает под видом своего питомца знакомым, то впаривает фанаткам в подарок пушистое чудо, которое еще пару месяцев назад было худое, измученное и сопли на паркет пускающее. Из постоянных питомцев остались только две игривые ину, которые так славно скрашивали будни прыжками по лицу с утра, прогулками по парку с добрыми намерениями если не сожрать, то обслюнявить все живое, что попадется на пути, и возвращениями с работы, встречая грустным скулежом и лужами в таких местах, в которые с большой вероятностью влезешь, не заметив. Такеру он тоже однажды находит, лежащего на автобусной остановке, с синяками на шее и неестественно вывернутой рукой. Домой притаскивает на своем горбу, отмывает, доктора вызывает. Откармливает собственно-приготовленной едой, не собачью кашу же впихивать, так как сам прекрасно впалый живот и проступившие ребра видит. Такеру первое время дикий совсем, шугается, рычит и из дома сбегает. Юджи его все равно находит и возвращает обратно, расчесывает спутанные длинные волосы, читая длинную лекцию о благодарности и том, что жить на улице в наше время как-то совсем не комильфо. Вскоре Такеру обзаводится своей одеждой, своим уголком на диване в гостиной и своей «миской» - красной кружкой в белый горох, из которой кроме себя никому пить не дает. А Юджи радуется, что, вот, еще одного выходил, стараясь не замечать тревожного чувства внутри. Он отпирающуюся псину таскает по Токио, документы восстанавливая, чтобы тот смог работать, и отмечает, что скоро пора бы «добрые руки» для него найти. Вскоре Такеру берут в кофейню, где на холеного симпатичного «щеночка» вешается каждый встречный поперечный, и Юджи принимает решение, предложив тому поближе к работе комнату снять. И вроде как даже рад от соседа избавиться, только вот ходит по улицам долго, ищет на кого теперь всю заботу растрачивать. Попадаются собаки только домашние – их видно по блестящей шерсти, ошейникам, взгляду не затравленному. Приходится вернуться ни с чем, чтобы посреди ночи проснуться от того, что кто-то в комнату зашел. Шумная белобрысая псина толстовку снимает и в ноги к Юджи забирается, идиотом старшего обзывая. А Юджи не обидно вовсе, он думает, что где две, там и три, все равно до лимита в сорок собак еще совсем далеко.