В дороге

Юнги долго наблюдал за одним мальчиком, незримо помогая ему на протяжении тяжелого пути взросления. Этот самый один мальчик, жутко закрытый и не подпускающий к себе никого, устрашающе распускающий кулаки и грозно хмурящий брови, ничего не знал. Он ощущал острую потребность в собственной защите даже тогда, когда на самом деле никто против него не скалил зубы. Скорее наоборот, даже не смотрел. Возможно, от недостатка внимания? Или же от переизбытка мнительности? Неважно. Сутулый. И питающий собственную силу из нескончаемого опасения, что его достоинство или честь будут задеты в той или иной форме в самый неподходящий момент. Нападай первым, если не хочешь быть поверженным после внезапной атаки. Искренне любящий выучивать новые слова, после варьируя их в разнообразных витиеватых предложениях. Тем самым стараясь упрятать как можно глубже простую истину. Истину, в которой таилась кричащая просьба о спасении и желании любить жизнь открыто абсолютно за все, что та давала. Юнги долго наблюдал за тем самым мальчиком, несущим на своих плечах тяжкий груз вынужденного одиночества, организовавшего его совершенно самостоятельно, без какой-либо помощи. Своими кулаками, колючими взглядами, резкими словами и несносным поведением. Юнги наблюдал до тех пор, пока этот мальчик однажды сам не подошел к нему и не запустил тонкие пальцы в короткую холодную черную шерстку. А после посмотрел в глаза с любовью, таким открытым взглядом, что Юнги сам в него влюбился, проявив свою мгновенную привязанность прерывающимся мурчанием сорванного в оглушительной драке за территорию кошачьим голосом. Тогда мальчик улыбнулся ему, воспроизведя короткий непроизвольных смешок. А после Юнги стал оберегать это израненное собственной чувствительностью и мнительностью сердце, намеренно укладываясь всем телом на грудную клетку во время сна, мешая спокойно дышать. Кусая корешки учебников, оставляя небольшие напоминания о себе в виде комков с шерстью у подножия кровати, вылавливая назойливых мух с завидной ловкостью, лениво мурча исцеленным спокойствием голосом, долго и задумчиво смотря в окно, беззаботно укладываясь, приобретающей в один момент жидкость, тушкой на клавиатуру, играя с гладью зеленоватой от бомбочки воды в ванной изогнутой лапкой, засыпая прямо в центе комнаты. Мальчик не оставался в долгу, отплачивая за полученную любовь сполна. Неважно, было ли то ненавистное купание, вкусный корм, новая игрушка, ежедневное расчесывание шерсти или же почесывание за ушком перед сном. Главное, что Юнги ощущал на себе всю безусловность этой любви. И тогда Юнги решил начать действовать, а не просто наблюдать. И вдруг он исчез, будто его не было. Кошачьи лапки так и остались существовать землянистыми следами на стеклянном кофейном столике. Школьный негодяй, бывший таким нежным с мурчащим Юнги, плакал чистыми слезами невинного ребенка, засыпая в пустой кровати. За школой к нему приклеился какой-то чудак с выбеленными волосами и лиловым фингалом под лисьим опухшим глазом с лопнувшим капилляром. Постоянно провоцировал его на самую настоящую битву, заставляя тратить сил куда больше, чем у него было. Мальчик расклеивал объявления о пропаже Юнги буквально на каждом сантиметре любой поверхности. И этот дурачок снова провоцировал его. А однажды их просто вызвали к директору школы и тот сказал, что они оба будут исключены. Что такого позора в лице этих отщепенцев он еще не видал за всю историю своей преподавательской и директорской деятельности. И тогда в этот же вечер они подрались снова. Рухнули без сил на землю. Не было среди них выигравшего, но каждый посчитал, что это он. - Господи. Да как тебя зовут-то? - измучено выдохнул мальчик, глядя на усыпанное звездами темное небо. Даже находясь хоть самую малость поодаль от города, звезды разглядеть куда проще. - Юнги, - мальчик сдавленно прыскает. Он роняет слезу и очень рад, что этот умалишенный дурак, валяющийся в разодранной форме, ее не видит. - Че ржешь? - У меня кота так звали. - Готов поспорить, он от такого уебища сбежал, поэтому в прошедшем времени, - у мальчика пробегают быстрые неконтролируемые слезы. Они бесшумны. - Че молчишь, правда сбежал? - это животное поднимается и смотрит в лицо мальчика. Крошечного мальчика с избитым лицом и глазами горной лани. - У меня тоже щенок недавно сбежал. Главное, глупый такой. Говорил ему, сиди, жди. Всегда ждал, а тут... - человек по имени Юнги ничего не говорит, прижимая коленки к груди и принимаясь щипать холодную траву пальцами. - Ты, наверное, не супер хозяин, - мальчик вытирает нос рукавом, присаживаясь на землю. - Вот этот парень и сбежал от тебя. - Знаешь, я уверен, что ты тоже не самый удачный пример заботливого хозяина. - Да вот хуй. Ты пса своего пади даже не выгуливал, а я своему коту даже траву в горшке выращивал, чтобы он желудок чистил. - Эй, слыш, ущерб. Я своему парню чуть ли не каждую ночь сказки читал для сна хорошего, где вот таких вот уебищ как ты на кости от плоти делили, - почему-то мальчику становится смешно и он хихикает точно так же, как тогда, когда впервые встретил своего кота Юнги. - А как его звали? - Чонгук. - Ты че, охуел? - мальчик хмурится. - Да в смысле? - А че в смысле? Говорю, ты охуел? - Да че охуел? - человек-Юнги хмурится в ответ. - Ты че? Ты норм вообще? - Ты это типа пса моим именем назвал? - Юнги по имени человек прыскает. И это становится смешным буквально через несколько секунд. - Я прям знал, что это твое имя. Назвал бы как-нибудь по солиднее. - Я бы уж тоже своего кота как-нибудь покруче назвал, поверь, - бухтит мальчик по имени Чонгук. - Хороший был кот, да? - Он самый лучший. - Мой пес тоже. Он самый лучший. - Интересно, им было так плохо с нами, раз они ушли? - спрашивает мальчик. Человек по имени Юнги жмет плечами на его вопрос. - Я бы исправил это, если бы знал. - Да и я бы тоже. Они забывают о том, что их чуть не исключили из школы сегодня. Забывают, что чуть не убили друг друга, а молча помогают подняться, точно так же молча глядя на небо. О чем думают эти два человека? Неизвестно точно, но наверняка, в эту самую секунду их объединяет что-то общее. Их закрытые робкие сердца открываются и в такой важный момент сокровенного молчания они становятся друг другу очень близкими людьми, обретшими, наконец, свои имена.