Солнечные снежинки

— Гарри, ты в порядке? Рон, кажется, действительно переживал. Он и Гермиона носились с ним, как с писаной торбой, с того самого момента, когда стала известна дата суда. Гарри только прикрыл глаза — его все эти мелочи не сильно заботили. Ну, отчислят из Хогвартса, и что? Будет жить вместе с Сириусом на Гриммо, 12, или завалится к родственникам и потребует убежища у «Тёти Нарси, любимой сестры моей несчастной матери». Идея жить у Малфоев уже давно стала его мысленной дежурной шуткой, и в последнее время он прибегал к ней всё чаще. — Гарри, только не переживай. Уверена, профессор Дамблдор снова заступится за тебя. Вся эта паника его друзей началась после того самого урока ЗОТИ. Долорес Амбридж не смогла простить ему свой обновлённый внешний вид.  Отомстить на месте она парню не могла, так просто воспользовалась своим положением в Министерстве. Тем же вечером Гарри Джеймсу Поттеру пришла повестка в суд, по делу о нападении на преподавателя. Слушание должно было начаться завтра, и его друзья носились вокруг, напоминая о схожей ситуации с гиппогрифом на третьем курсе. Правда, в последнее время беспокойство по поводу дела всё чаще замещалось беспокойством о самом Поттере. Друзья видели, что парень с самого начала года сам не свой, вообще не делает домашние задания, получает «Тролля» за «Троллем» и большую часть времени витает в облаках, не реагируя на внешние раздражители. Самого Гарри такие мелочи, как успеваемость, вообще не волновали. У него тут жизнь разваливается, а ему что-то про Трансфигурацию рассказывают! Парень каждую секунду думал о маме, накручивая себя всё сильнее и сильнее. Его кидало из крайности в крайность. Намерение отречься от родителей перемешалось с желанием обнять маму и поплакать на её плече. Вообще, Беллатрикс Лестрейдж сразу стала для Гарри мамой. На удивление легко это слово отделилось от чужой ему Лили Поттер и намертво впаялось в образ безумной Пожирательницы Смерти. Ему начала сниться их встреча — как они обнимут друг друга, и как мама прижмёт его к груди, и как он скажет ей, что искал её все эти годы, и как она тихо рассмеётся и начнёт напевать колыбельную, которую он непременно вспомнит… Пустые фантазии, конечно. Она в Азкабане, и его туда не пустят, даже в качестве Никотодеса Лестрейджа. Желание приблизиться к маме оформилось в стремление написать письмо. Письма же в Азкабан пускают? Как-то ведь Сириус узнал, что Петтигрю сбежал? А уж письмо от сына, от родного сына точно пропустят! Так, в ночь перед слушанием, Гарри Джеймс Поттер, на самом деле Никотодес Лестрейдж, ускользнул в пустой класс около совятни и сел за письмо. «Дорогая мама! Я знаю, что ты помнишь меня — ведь ты так много сделала, чтобы меня найти и вернуть. Прежде всего — прости, что не связался с тобой раньше. Да, я сам узнал своё настоящее имя совсем недавно, но это не извиняет меня, ведь ты так страдала, не ведая, где я и что со мной! Знай же — я здоров, учусь магии в школе и безумно тебя люблю. Больше всего на свете я хочу сказать тебе это при личной встрече, но сомневаюсь, что меня пустят в Азкабан и, что важнее, выпустят назад. Как ты, мама? С любовью, твой сын, Никотодес Лестрейдж.» Гарри-Ник не стал перечитывать своё послание. Мама точно поймёт всё, что он хотел ей сказать, и обязательно ответит. Обязательно-обязательно! Парень придирчиво прошёлся мимо ряда сов, выбрав самую массивную — неизвестно, сколько ей лететь до Азкабана, и будет ли там место для отдыха и еда. Гарри взял стандартный конверт и начал писать адрес. Мерлин, он ведь не знает, в какой именно камере она сидит! С другой стороны, вряд ли в Азкабане сидит несколько женщин с одинаковым именем, так что сова наверняка разберётся. Так, подписав конверт «Азкабан, камера Беллатрикс Лестрейдж», Гарри подозвал выбранную сову и отправил послание. К себе он возвращался в приподнятом настроении, с наслаждением постукивая по доспехам, стоящим в коридоре. Жизнь налаживается! Утром он, впрочем, уже так не думал — он спал всего пару часов, и уставший мозг отказывался воспринимать Рона, бегающего с парадной мантией вокруг. Друг явно применил какое-то волшебство, сумев поднять друга на ноги, заставить его умыться, причесаться и одеться. Теперь он придирчиво изучал Поттера, смахивая несуществующую пыль и заставляя Гарри крутиться. Парень же задавался вопросом — стал бы Рон так стараться ради Никотодеса Лестрейджа? Элементарная логика подсказывала Поттеру, что ответ ему не понравится. Незаметно подошёл Невилл, робко тронув Национального Героя за плечо. — Удачи тебе сегодня, Гарри. Парень ощутимо вздрогнул, из-за чего Невилл вжал голову в плечи и стыдливо отвёл взгляд. «Ты ни при чём! — хотелось крикнуть Гарри, — это мои родители свели с ума твоих! Если кто и должен стыдиться, так только я!». Но Поттеру было слишком тяжело даже смотреть на милого, скромного и глубоко несчастного Невилла, одного из самых лучших и верных друзей. Вот и сейчас он не нашёл в себе силы даже ответить на пожелание, и парень поспешил выскочить за дверь. — Гарри, помни — ты ни в чём не виноват. Ты ведь не взял с собой палочку? Не бери ни в коем случае! Отдай мне — на меня не подумают. Помни главное… Гарри отстранённо слушал тараторящую Гермиону, вытаскивая палочку из кармана и отдавая ей. Действительно, брать с собой главный атрибут волшебников было бы величайшей глупостью. Впрочем, возможно, самое время её сменить — палочка сына авроров абсурдно выглядела в руках сына Пожирательницы. У выхода из гриффиндорской гостиной парня поджидал Глава Попечительского Совета. — Доброе утро… «Дядя Люциус», — хотел сказать Ник, но с его нынешним лицом это было бы опрометчиво. -…мистер Малфой. Аристократ окинул подопечного презрительным взглядом. Из-за типично Поттеровского лица, наверное. — Доброе утро, мистер Поттер. Поторопитесь — нас уже ждут. Блондин развернулся  и стремительным шагом направился к выходу. Гарри, напоследок кивнув друзьям, кинулся следом. Парень в основном радовался, что дядя Люциус, если им суждено когда-нибудь познакомиться, никогда не узнает, что лишил его эльфа дорогой племянник Никотодес. Этим летом ему попалась брошюра «домовые эльфы от лучших заводчиков», и он долго хлопал глазами на указанную сумму денег. И это было пятьдесят лет назад! По нынешним временам, с учётом инфляции, он лишил Малфоев небольшого состояния. Сейчас галеоны за Добби позвякивали в специально купленном для этого кошельке — Гарри даже бантик повязал, нежно-голубой — и ждали своего часа. Перед путешествием порталом Поттер решил, что этот самый час пришёл. — Вот. У дяди Люциуса подозрительно задёргался глаз, когда на свет явился мешочек с деньгами. Он несколько раз открывал рот, силясь что-то сказать, но голос ему изменил. Наконец, аристократ справился с собой. — Это что, взятка? Гарри удивился. Взятка? За что? — Нет, это компенсация за Добби. Я по каталогу посмотрел, сколько стоит эльф, так что… А что, взятку тоже надо было взять? Когда Люциус посмотрел на него, как на сумасшедшего, Гарри испытал острый приступ дежавю — приблизительно так же в их редкие встречи на него смотрела Панси Паркинсон. — Прямо сейчас мы отправляемся на слушание по делу нападения на преподавателя. Вы, мистер Поттер, главный обвиняемый. Вы действительно думаете, что так легко отделаетесь после атаки любимицы Министра? Гарри легкомысленно пожал плечами. — Ну, палочку я всё равно оставил Гермионе. Мистер Малфой несколько секунд смотрел на парня, а потом покачал головой. — Не будь Вы таким Поттером, я бы подумал, что Вы Блэк. Поразительная легкомысленность. «Так я Блэк и есть», — мысленно ответил Гарри, неопределённо пожав плечами. Кто же виноват, что он весь в маму? Происходящее с самого начала напоминало фарс, письмо было отправлено, и Гарри пребывал в самом благодушном настроении. Сопровождающий покачал головой, вытащил серебряную табакерку, и они отправились в путь. В Министерстве всё было по-прежнему. Тот же путь,  те же двери, те же лица — но как всё меняется, когда идёшь вместе с Люциусом Малфоем! Ник уже твёрдо решил свести короткое знакомство с семьёй тёти Нарси — такими родственниками не разбрасываются. Они буквально рассекали толпу и добрались до зала суда в рекордные сроки. В этот раз людей, собравшихся судить его, было гораздо меньше, а во главе восседала Амелия Боунс. Министра не было, но Амбридж, казалось, полностью заполняла собой сторону обвинения, и его отсутствие не было заметно. Гарри сел на стул для подозреваемых, и он приветливо загремел цепями. «Как старого знакомого встретил», — Поттер истерично хихикнул. Его жизнь в последнее время была настолько безумной, что и стул для опасных преступников можно другом назвать. Парню казалось, что он сходит с ума, и что он вот-вот проснётся у себя, в чулане под лестницей, и весь волшебный мир окажется сном. — Заседание начинается. Мадам Боунс постучала молотком, призывая всех к тишине. Поттер поморщился — звук был слишком громким для его невыспавшегося мозга. Женщина тем временем, начала уже знакомую парню процедуру. Вот встал представитель обвинения, вот дошло до его защиты… — Кто будет представлять мистера Поттера? Лорд Малфой поднялся со своего места с самой брезгливой гримасой из возможных. — Мистер Поттер не озаботился вопросом о защитнике. Эту роль должен был исполнять директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, но у мистера Дамблдора, кажется, нашлись дела важнее. Я сам буду представлять интересы мальчика — это мой долг, как главы Попечительского Совета. Гарри с изумлением уставился на блондина. В голову к парню закралось смутное сомнение, что взятку он всё же дал, даже не осознавая этого. Такое отношение с законом ввело парня в ступор, и он пропустил большую часть происходящего. Собственно, можно было и не прислушиваться — всё было очень просто и комично. Так, обвинение говорило, что он притворился спящим, подманив профессора ближе, а потом умышленно проклял её чем-то запрещённым. Защита в лице лорда Малфоя напирала на то, что после прошлогодних событий у «мистера Поттера выявились некоторые проблемы с душевным здоровьем, и он несколько не в себе». При такой трактовке получалось, что сбрендивший мальчик перепутал годы обучения, вообразил, что он снова на третьем курсе, и продемонстрировал отличное владение заклинанием против лукотрусов. Судьи откровенно хихикали, и только мадам Боунс с самым серьёзным видом продолжала задавать вопросы. Она даже напоила Гарри Веритасерумом, под которым он сознался, что просто спал на уроке и запустил во внешний раздражитель первое заклинание, которое в голову пришло. Когда же один из судей, пользуясь одурманенным состоянием подозреваемого, захотел вызнать что-то не по делу, Гарри вместо ответа расхохотался. Он буквально захлёбывался звуком, скакал на месте и запрокидывал голову, не пытаясь вытереть выступившие слёзы. Ничто не могло его успокоить, и он упивался собственным смехом ещё три минуты, пока действие зелья не закончилось. В зале тут же повисла идеальная тишина, в которой громко прозвучал шёпот одного из судей: — Словно в кресле опять Белла… После этого мадам Боунс вынесла решение — мальчика оправдать по всем статьям, а Долорес Амбридж заставить пройти проверку на звание мастера ЗОТИ. Розовая жаба, конечно, визжала и брызгала слюной, но решение обжалованию не подлежало — учитель, не способный защититься от простейшего заклинания, вряд ли может преподавать такой сложный предмет. На выходе Амелия Боунс царственно кивнула Поттеру, и тот сразу понял, что малышка Сьюзан теперь официально входит в круг его близких друзей. Гарри снова хихикнул — забавно, что близнецы Патил, Браун, Боунс и даже Паркинсон для него сейчас более близкие друзья, чем Рон и Гермиона. На самом деле парень делал это почти осознанно — девочки были нейтральны и точно не пойдут поднимать его на вилы, если вдруг раскроется, что он вовсе не Поттер. Уже около Хогвартса Гарри почти не враждебно попрощался с лордом Малфоем и поспешил к себе, огибая наседающих гриффиндорцев. На столе его ждало письмо из Азкабана.