Солнечные снежинки

Ник поморщился и потёр запястье — метка непривычно колола и немного жгла, но прикасаться к предплечью в приёмной Министра было бы безумием. Его отметили там же, на собрании — сразу после отчётов Ближнего Круга, его же палочкой, если ту, из остролиста и с пером феникса, ещё можно считать его. Чешуйчатая рука величественно указала на Беллу и Рудольфуса, а безгубый рот изогнулся в улыбке. — Я умею быть благодарным. Да уж, благодарность Лорда крайне специфична — запихнуть собственного бастарда в Ближний Круг, какая снисходительность! Впрочем, это оказалось не так плохо — большинство взрослых волшебников были довольно дружелюбны, а остальных отпугивала крутящаяся рядом Белла. Никаких обязанностей у Ника пока не было, но он всё равно жил в особняке Малфоев и присутствовал на каждом собрании. Нельзя сказать, что парень терял время зря — он подробно расспросил старших Пожирателей о ритуале для магглорождённых и выяснил, что чем моложе грязнокровка, тем больше у неё шансов остаться в живых. Таким образом, идеальными донорами становились младенцы, и пусть силы из подобного источника было не так много, но это было гуманно и скрытно. Увы, существовала одна проблема — Пожиратели не знали, где и когда рождаются магглорождённые. Эта информация содержалась в Хогвартсе,  и Ник уже не раз намекал Лорду, что готов взяться за кражу соответствующего артефакта. Лорд посмеивался, но юный Лестрейдж был у него в фаворе, так что всё наверняка будет именно так. Помимо собраний Ближнего Круга Ник занимался самообразованием. Довольно иронично, что контролировал этот процесс Рудольфус Лестрейдж, его несостоявшийся отец. Мужчина натаскивал парня по некоторым вещам, о которых не было написано в книжках и о которых ничего не могли знать портреты рода Блэк. Впрочем, это не было основным — больше всего времени Рудольфус уделял боевым заклинаниям. Конечно, Ник предпочёл бы, чтобы его учила мама, но она, кажется, просто физически не могла наставить на сына палочку или начать рассказ о каком-нибудь опасном проклятии. Немного подумав, парень здраво рассудил, что обучение у официального отца было превосходной идеей. Рудольфус учил Ника семейным проклятиям и натаскивал его на довольно специфический стиль боя, который использовали только двое — Рабастан Лестрейдж и он сам. С молодым Пожирателем они даже подружились, хотя их не связывало ничего, кроме фамилии. От Рабастана можно было получить самое нормальное объяснение происходящему и проконсультироваться о подарке для Панси — письмо с извинениями парень, конечно, отправил, но в ответе девушка явно намекала на более существенную компенсацию. Так и летело время, пока дядя Люциус не сообщил, что пора легализовать Никотодеса в магическом мире. Было решено пойти напрямую к Министру, и старший Малфой уже успел обо всём позаботиться. И вот теперь дядя Люциус, тётя Нарси и он сам сидели в приёмной Министра и ждали. Их не могли пустить раньше — от Фаджа пришло длинное извинительное письмо, говорящее, что конкретно сейчас он просто вынужден общаться с послом Франции. — Министр ждёт. Миленькая секретарша в неприлично облегающей мантии открыла дверь, пропуская гостей к политическому лидеру Магической Британии. Ник тихо хмыкнул про себя, разглядывая богатое, даже помпезное оформление кабинета, и вспомнил два своих предыдущих визита сюда — на слушание по делу о незаконном колдовстве и по делу о нападении на преподавателя. Разве не иронично, что дважды он был здесь как обвиняемый, а сейчас его пустили к самому Министру? Стоило им переступить порог, как Малфои просто преобразились. Нарцисса стала похожа на пустоголовую дурочку, а на лице Люциуса расцвело такое дружелюбие и простодушие, что Ник чуть было не поперхнулся. Сам он, согласно инструкциям дяди, изображал из себя несчастную жертву, робкого, тихого, немного забитого мальчика. Совсем несложно — смотри в пол, часто моргай и говори только «Д-д-да, сэр» или «Н-н-нет, сэр», и то, если к тебе обращаются. Так, парень просто сидел, грел руки о чашку чая и слушал, как соловьём разливается мистер Малфой, рассказывая о несчастном сыне политической преступницы, который большую часть жизни провёл в Америке, и с которым удалось связаться только сейчас, в мирное время. Тётя Нарси всхлипывала на самых ярких моментах и подносила платочек к глазам, Министр же раздувался от осознания собственной важности, фальшиво сочувствовал и заглядывал в декольте гордой аристократки. Ник подавил желание закатить глаза — если Фадж самоубийца, засматривающийся на грудь замужней Блэк, это его проблемы — и сосредоточился на беседе. Министр уже послал служебную записку в органы магической опеки, чтобы официально закрепить юного Лестрейджа как воспитанника Малфоев, и сейчас дядя убеждал его, что мальчику необходимо идти в школу. — вы ведь понимаете, Министр — мальчик и так натерпелся. Достаточно посмотреть на его лицо, чтобы понять, как несправедливы к нему люди. К тому же, разве публичное появление сына Беллатрикс Лестрейдж не будет доказательством лживости слухов Дамблдора? На этой фразе Фадж скрипнул зубами. — Мне этот Дамблдор… Представляете, Люциус, он недавно пришёл к мне и заявил, что Гарри Поттера убили сторонники Того-Кого-Нельзя-Называть! Он потребовал от меня публичного признания вины в смерти героя! Представляете — он даже доказательств этой смерти не предъявил. Ник словно окаменел. Тётя Нарси картинно вскрикнула и прижала платочек к губам, другой рукой сжимая запястье племянника и не давая ему делать глупостей. Люциус, казалось, сохранил спокойствие. — Вот как? А что, с Золотым Мальчиком и в самом деле что-то случилось? Министр фыркнул. — Конечно же нет! Наш отдел по контролю волшебства у несовершеннолетних убедился, что его палочка не сломана и отлично функционирует. Наверняка его где-то спрятали и не пустят в Хогвартс, чтобы напугать наше честное общество.  Люциус тепло улыбнулся, излучая понимание и участие. Словно человек, которому надоело носить маску холодного аристократа, и который может расслабиться только в кругу друзей. — Директор всегда был горазд на выдумки, Корнелиус. Вся эта шутка с возвращением Того-Кого-Нельзя-Называть несколько затянулась. Сколько времени он об этом твердит, год? И ведь кто-то ему верит.  И, заметив что-то на лице Министра, дядя горячо добавил: — Неужели ты поверил в эти россказни? Уверяю, будь хоть малейший шанс, что Лорд вернулся, ты узнал бы об этом первым — и, уж поверь мне, мои доказательства были бы куда весомее, чем у старика. Хочешь, я покажу тебе метку? И лорд Малфой с готовностью вытянул вперёд руку, прикрывая ладонью предплечье, будто готовясь сдвинуть с него рукав мантии. Это был чистой воды блеф — узор сейчас был ярким, он двигался, жёг и ничем не напоминал потухшую татуировку, которой был совсем недавно. Но Министр, с ужасом глянув на место Его метки, только замахал руками и отказался. Потом в комнату вошли какие-то люди, и, после буквально пятнадцати минут, Никотодес Лестрейдж официально появился мире волшебства и магии. Малфои и Министр поднялись на ноги, и последний обещал лично поговорить с директором, чтобы мальчика приняли в Хогвартс. Нарцисса опять расплакалась, Ник сбивчиво бормотал благодарности, стараясь не сбиться на оскорбления, и они осторожно направились к выходу. Перед тем, как открыть дверь, Люциус развернулся и положил руку на плечо Фаджа. — Ты как, справляешься? Ответом ему был полный усталости взгляд и приглашение на стаканчик огневиски. После чего им было позволено воспользоваться личным камином Министра, и визитёры оказались в особняке Малфоев. Всё тут же изменилось — тётя выпрямилась и стала куда привлекательнее, а с лица дяди полностью слетели эмоции, оставив лёгкое презрение. Ник с отчётливой ясностью понял, что никогда лорд Малфой не показывал какие-либо эмоции. Дома на его лице можно было увидеть только полутона, и парень был в полной уверенности, что лёгкий след одобрения и нежности в адрес тёти Нарси был в тысячу раз искреннее, чем явная поддержка Министра. — Спасибо, что помогли мне. Я даже не знаю, как смогу вас отблагодарить. — Я знаю, Ник. Тётушка выглядела непривычно серьёзной, а Люциус с негодованием посмотрел на супругу. — Видишь ли… мы в немилости, Ник. Тёмный Лорд так и не простил нам, что мы не пошли в Азкабан следом за остальными.  И тихое отчаяние в глазах леди Малфой было куда красноречивее всех громких слов. — Он хочет поставить метку Драко этим летом. А когда это произойдёт… Он наверняка даст нашему сыну какое-нибудь задание, которое ему не по плечу! Он убьёт нашего сына в качестве наказания нам!  И Ник отлично понимал, что в словах волшебницы есть смысл. На собраниях Ближнего Круга Лорд озвучил текст пророчества, которое ему удалось добыть благодаря верной Нагини — Ник передёрнулся, понимая, что жертвой пал отец его бывшего лучшего друга — и сообщил, что юный Лестрейдж спас их от жуткого недоразумения. Всем известно, что Избранного не мог убить никто, кроме Лорда — а это значило, что Гарри Поттер был ложным следом с самого начала, и теперь у Пожирателей есть время найти настоящего ребёнка  Пророчества. А что, если Лорд поручит Драко убить нового претендента на это место? — Пообещай мне, Никотодес Лестрейдж. Пообещай, что поможешь моему сыну с заданием, которое ему даст Тёмный Лорд. Пообещай, что поддержишь его и, если потребуется… если потребуется, сделаешь то, что надо, вместо него. Парень молчал, подбирая слова, но тётя поняла это неправильно. — Я постараюсь договориться с Северусом, чтобы он тоже помог Драко, но пойми — мой сын не приспособлен для… Ник смотрел в её глаза, полные решимости и отчаяния, и понимал — эта женщина не остановится ни перед чем, пока есть хотя бы призрачная надежда спасти сына. Она была матерью, и она была готова бороться за своё дитя до последней капли крови. Именно поэтому её называют тёплым словом «мама». — Всё хорошо, тётя. Конечно, я обещаю.