Солнечные снежинки

— Слизнорт уезжает на эти каникулы! Драко с самым заговорщицким видом прошептал это Нику на ухо, до этого таинственно заманив его в нишу на глазах у  Гриффиндора. Да уж, дорогой двоюродный брат был мастером конспирации.  Ну… да, Ник согласился. Оторопел сначала, глупо похлопав глазами на предложение прервать жизненный путь дорогого Директора. Расспросил его осторожно — да, смерть Дамблдора была личным приказом Тёмного Лорда, и у Драко не было права на провал. Можно сказать у Ника не было выбора — обещание тёте Нарси, собственная нелюбовь к старику с колокольчиками в бороде… Да кого он обманывал. Ник просто не верил, что у них что-нибудь получится. То есть, серьёзно — он же боггартов Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор! Как два шестикурсника смогут убить сильнейшего светлого волшебника этого времени??? Даже «убей Воландеморта» или «женись на Снейпе» звучит правдоподобнее!  Так что Ник даже моральных терзаний не испытывал — всё равно у них ничего не получится. Так что, почему бы и не попытаться?  Драко обрадовался добровольному помощнику, как родному, и тут же начал строить Заговор — именно так, с большой буквы. Таинственные перемигивания за столом в Большом Зале, записки через домовиков, встречи в пустых классах под покровом ночи… Тьфу, да лучше бы этот белобрысый активист за Асторией за своей так ухлёстывал! От слухов неприличного содержания парней спасала только репутация Лестрейджа — никто не пытался сплетничать о сыне Тёмного Лорда и Безумной Беллы. Возможно, ещё ситуации немного помогало ледяное спокойствие потенциальной невесты Панси Паркинсон. Их отношения ещё не вернулись в прежнее русло, но девушка понемногу успокаивалась. Парень честно признался, что рядом с ней он чувствует себя куда лучше, и что он пьёт успокоительные, призванные сильно понизить риск нового приступа. Панси покивала, записала данные на листочек и отправила отцу — а буквально на следующий день начались переговоры о свадьбе. В настоящий момент старший Малфой и старший Паркинсон уже условились, что у потенциальной леди Лестрейдж будет полностью закрытый от мужа особняк, и что специально для неё будет создан аварийный портключ, вшитый под кожу.  Ник, кстати, Панси всё же отловил. Спросил прямо в лоб, смотря в насмешливые зелёные глаза — «Ты точно не против?». А девушка только вздохнула и закатила глаза, скрестив руки на груди. «Лестрейдж, я всё ещё здесь». Привычное «ты идиот?» повисло в воздухе, и парень, широко улыбнувшись, клюнул Панси в щёку. «Кажется, ты больше не боишься». Больше поговорить с Паркинсон не получилось — проклятый Драко Малфой со своим идиотским убийством всеми силами мешал брату строить личную жизнь. Вот и сейчас он подпихнул замечтавшегося парня локтем и повторил. — Слизнорт уезжает из Хогвартса на зимние каникулы! Понимаешь? Мы можем взять ингредиенты из его лаборатории! И никто нас не отследит по совам! Да, отсутствие ингредиентов было основной проблемой в их плане. После недолгого обсуждения, в ходе которого Ник забраковал идею Драко с отравленной медовухой, было решено Дамблдора действительно травить, но не столь тривиально. Вспомнив о смерти Артура Уизли — мир праху его — Ник предложил натравить на директора змею. Он, как наследник Лорда, говорил на парселтонге, а уж договориться с маленькой рептилией как-нибудь сможет. Драко идею поддержал, предложив с помощью зелья изменить состав яда, и теперь они…кхем…варили.   За основу взяли клыки василиска из тайной комнаты — Малфой любезно показал коридор и туалет, а Ник сделал вид, что Тёмный Лорд сообщил своему отпрыску всю необходимую информацию. Инициативный Драко предложил добавить в состав маггловские яды, и теперь мотался с домовиком по всему Лондону, выискивая отравителей-умельцев. Варили жуткую смесь в Выручай-комнате, которую незнамо как откопал Драко — на прямой вопрос парень только таинственно замерцал глазами — причём варил преимущественно Лестрейдж, а Малфой тем временем возился с Исчезающим Шкафом. Блондин пару раз попытался рассказать, зачем он это делает, но Ник только отмахнулся — ещё и этих проблем ему не хватало. Так, яд булькал в котлах, шкаф скрипел и убивал птичек, Паркинсон была вне зоны досягаемости, а книжка-артефакт с фамилиями всех учеников надёжно покоилась в директорском кабинете, и вытащить её оттуда вне Апокалипсиса не представлялось возможным. И вот теперь его рождественские каникулы, с омелой и бездельем, накрылись медным тазом. — А ещё я нашёл подходящую нам змею. Карликовая гадюка, слышал? Она маленькая, юркая, и… — И почти не ядовитая. Даже если мы нанесём на её клыки самую ядрёную смесь, Дамблдор успеет двадцать раз добежать до Мунго и десять — до Отдела Тайн.  — Ты всё ещё предлагаешь магическое воздействие? — Конечно. Уменьшим мамбу или аспида, запакуем её в директорские носки… — Носки? — Конечно. Подарочные носки. Уверен, Дамблдор просто мечтает получить на Рождество носки. И даже если он применит какое-нибудь заклятье, змея просто увеличится в размерах и всё равно его тяпнет.  Драко попытался скопировать Паркинсон, но у него не получилось — только у неё получалось стать живым воплощением понятия «скепсис».  — Ты что, серьёзно? — Конечно. Змея в подарочных носках — что может быть более абсурдным? То есть, я хочу сказать — кто вообще может поверить в смерть от змеи в носках?  Малфой выглядел задумчивым. — Знаешь, а в этом что-то есть… Ник фыркнул. Конечно что-то есть, это ведь так же абсурдно, как и сама мысль об убийстве Дамблдора! Как бы то ни было, змею Драко достал. Метрового украшенного аспида, которому пришлось искусственным путём расширять пасть — маленький и узкий рот не позволял представителю этого вида эффективно кусать людей. Яд решили добавлять двумя способами — в сами железы и просто обмазав клыки. Так, внутрь зубов отправилась гремучая смесь из яда василиска и некоторых тёмных зелий, а снаружи уютно расположился состав, в основе которого лежала Аква-тофана. После этого парни змею разозлили, Ник прошипел ей, что во всём виноват «Белый старик с бородой», после чего её поместили в стазис и уменьшили, спрятав в красивый носок. Пару покупали через Критчера в Германии, и нежная шерсть, переливающаяся всеми цветами радуги, явно стоила своих денег. Для большего драматизма Драко написал Краму, с которым сохранил неплохие отношения, и тот прислал им копию пергамента с почерком Геллерта Гриндевальда. Парни, как могли, скопировали буквы, красными чернилами подписав конверт: «Не стоит забывать друзей». Фразу выбирали наиболее таинственную и угрожающую — не может же Геллерт Гриндевальд быть Альбусу Дамблдору другом? Так что, даже если кто и узнает почерк, обвинять старого Тёмного Лорда никто не будет — не за что, ложный след. Настроив заклинание, чтобы змея проснулась сразу, как кто-нибудь прикоснётся к носку, парни запаковали подарок и положили его под ёлку в Большом Зале, откуда посылки в пределах замка разносили домовики.  Ник хотел сбежать из замка, зная, на кого падёт подозрение в покушении, но Драко его отговорил — дескать, парень уже остался на каникулы, исчезновение на одну ночь будет более странным. Впрочем, невидимый Критчер теперь дежурил рядом, готовый в любую секунду перенести хозяина под защиту дома на площади Гриммо, 12. Рождество обещало быть «весёлым». Этого просто не могло быть. Дамблдор провёл пальцами по пергаменту с красными чернилами. Гел никогда ничего ему не писал. Письма, которые пачками слал ему Альбус, всегда возвращались нераспечатанными, а ворота Нурменгарда не пропускали нежеланного визитёра. Он был готов стоять на коленях и просить прощения, но Гел не давал даже намёка на такую возможность. Тот, кого называли Величайшим Тёмным Лордом, заперся в своём замке, объявил Дамблдора своим безоговорочным победителем и не давал возможности оправдаться. А ведь он просто хотел… Ладно, чего уж там. «Не стоит забывать друзей» — может ли это быть сигналом к примирению? Может, Гел, после стольких лет,  наконец остыл? Готов выслушать? Уж он, Альбус, постарается всё объяснить. И про взорванный мост, и молодого герра Руха в их общей постели… И Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамлбдор, забыв про диагностические заклинания, дрожащими руками начал распаковывать коробку. А где-то в Слизеринских подземельях, под бой часов, стоя под омелой, целовались Никотодес Лестрейдж и Панси Паркинсон.