Чёрный без сахара

Чживон подхватывает девушку на руки, бережно прижимая к себе, и несёт к автомобилю, чтобы позже погрузить в теряющий тепло салон. Быстро обегает Порше и плотно захлопывает двери. Джо знобит, а всё её тело потряхивает от холода. Она обхватывает дрожащими руками плечи и тихонько всхлипывает покрасневшим носом. Видеть её такой — слишком. Знать, что на подобную хрупкую девушку мог кто-то поднимать руку — вдвойне слишком. Сердце обливается кровью, ноет. Парень за долю секунды стягивает с себя намокшую, тяжёлую толстовку и окутывает в неё продрогшую Джоан. — Она мокрая, — хнычет та и оттягивает серую ткань. — Это всё, что сейчас есть. Холод начинает кусать оголённую кожу, но Ким делает вид, будто всё нормально. Да с ним и так всё нормально; по сравнению с Джо — точно. Он морщится оттого, как в груди ноет. Чживон должен сделать хоть что-то — согреть, успокоить. Неважно что, главное, чтобы девушка перестала так сильно дрожать. Перестала так болезненно сжиматься. Это совсем не та оборванка, которую он успел узнать. В глубине всей этой дерзкой шелухи прячется испуганный ребёнок, молящий о любви. Он не мог разглядеть этого раньше, но от понимания данного факта хочется выть и крушить всё, что только под руку подвернётся. Или же… Бобби под аккомпанемент непонимающего взгляда перебирается на заднее сиденье и подманивает к себе: — Иди ко мне! Джоан заторможено моргает, и тогда он протягивает руки и тащит девушку на себя, заставляя ничком на него рухнуть, запнувшись о переключатель скоростей. Влажную щёку обжигает горячая кожа. Ей нравится. Тепло. — Так лучше? — спрашивает Ким, нежно обнимая и прижимая к себе теснее. — Лучше, — сквозь ком в горле. Ладони ложатся на обнажённый торс, греясь. Утыкается носом, нежась как маленький котёнок. И правда — так намного лучше. Джо думает: нужно позвонить куда-нибудь — тому, кто мог прийти им на помощь. Чживон считает — всё подождёт. Сейчас важнее нечто иное. Остановить хлыщущую из души кровь. — Я… — Парень тяжело вздыхает и облизывает пересохшие от волнения губы. — Прости меня. Школьница ёжится и приподнимает взгляд, смотря сквозь острые иголочки ресниц. Она ими режет по самые лёгкие. Бобби забывает как дышать, пронзённый насквозь. — Ты придурок, Ким Чживон! Почему ты помешал нам? Ненавижу тебя за это, я бы могла укатить отсюда за тридевять земель. А застряла здесь с тобой! Маленькие кулачки начинают бить по плечам и груди, врезают по животу. Чживон сгибается, совершенно не применяя силы, чтобы увернуться. Из глаз снова начинают течь слёзы, из горла вырываются рыдания. Джо пихается сильнее и до разноцветных пятен под веками жмурит глаза, может тогда она проснётся, а вся её жизнь окажется всего лишь ночным кошмаром. — Тише. Тише, девочка, — шепчет в самое ухо. Он свои руки максимально напрягает, прижимает к себе настолько сильно, до невозможности двигаться. Выдохшись, девушка замедляет свои попытки покалечить, а потом и вовсе опускает руки, ощущая невыносимую слабость во всём теле. На смену злости приходит всепоглощающее опустошение. В один короткий миг существование Джоан в этом чёрном мире теряет смысл. Вера в то, что если приложить все усилия, можно достать солнца, испаряется. Света нет. Есть только непроглядная мгла и больше ничего. Ничего. Хочется закрыть и никогда не просыпаться. Раствориться в вечности. — Знаешь, когда мне было семь лет и я попал в детский дом, я узнал, что моя родная мать покончила жизнь самоубийством. Она и отдала меня туда, чтобы сделать это. Услышал о ней совершенно случайно от воспитателей, беспечно трепящихся в комнате отдыха. До сих пор могу до мельчайших подробностей вспомнить тот день. — Чживон судорожно вздохнул, прикрывая отяжелевшие веки и бережно поглаживая притихшую девушку по голове. — Мой отец умер довольно рано — от сердечного приступа — и матери приходилось очень несладко, но я всегда считал её до безумия сильной женщиной, восхищался ей, пока родная рука не отпустила мою и она не сдалась. В тот момент я возненавидел её… Непроизвольно всё сознание Джоан обратилось на Бобби. Все мысли стремительно вылетели из головы, а в часто вздымающейся груди всё болезненно сжалось. Порой она думала — было бы довольно неплохо, если из её домочадцев кто-нибудь покончил с собой, утопившись в ближайшем пруду. Но — Но если бы это сделал самый близкий и родной человек? В один момент он тебя любяще обнимает, заботится, трепетно целует в макушку, а через мгновение он неожиданно исчезает. Что почувствовала Джоан, если бы Чживон отпустил сейчас её руку? По всему телу проходит судорога, прошибая позвоночник жгучим током. Сон жмётся к крепкому торсу теснее, боясь даже подумать о подобном. — Примерно через год меня усыновила семья Ким. Невероятно добрые люди с большим сердцем и домом, но не способные завести своего собственного ребёнка. После бесконечных дней выживания среди одичавших детей, приёмная семья стала для меня настоящей отдушиной. Я полюбил родителей так сильно, решив, что никогда не стану слабаком, как моя дражайшая мать, и буду делать всё возможное, чтобы навсегда сохранить это счастье. — Бобби отчуждённо усмехнулся, перестав зарываться мягкими пальцами в почти высохшие длинные волосы Джо, и полностью погрузился в своё прошлое. — А ещё через год на свет появилась Чжина. Всё сразу к ебеням полетело, я не знал куда себя деть, что предпринять. Вдруг обо мне полностью забыли, а всё внимание переключили на родненького младенца. Я почувствовал, словно меня выбросили. Мне казалось, это конец. Всё нутро прожигало ощущение обречённости, да я из кожи вон лез, чтобы меня заметили. Устраивал просто невероятных масштабов истерики, убегал из дома. И в какой-то момент я понял, что ничем не лучше матери, а свои ДНК в крови никуда не денешь. Каждый божий день я стараюсь доказывать чёртовой жизни, что достоин её. Чживон замолк, переводя сбившееся в порыве дыхание, и заглядывает в блестевшие от слёз глаза Джоан. В глубине зрачков до странности светло, она не смотрит с жалостью или осуждающе. Сон своим взглядом окутывает его будто невидимым мягким коконом — мягким, но полностью скрывающим от жестокого мира. — Только правда в том: не всё, что мы видим, оказывается настоящей реальностью. Под силой веры наши страхи оживают, а предрассудки перекрывают глаза и заставляют видеть, что мы ожидаем. Конечно, и дерьмо в жизни случается, однако нет ничего не поправимого. Нельзя исправить только смерть. Из маленького пространства салона пропадает весь воздух. Джоан задыхается, не в силах вынести настолько пронизывающий взгляд мужчины. Ресницы бесконечно трепещут, удерживая из последних сил надламывающиеся стены. Вся вселенная перед глазами плывёт, суживаясь до одного-единственного человека, находящегося всего в нескольких миллиметрах. Во всех безумных смыслах этого слова. Самое сокровенное покинуло запечатанные под семью замками убежища. Будто отдали кусочки собственной души друг другу, отчего она становится невероятно лёгкой, но одновременно ощущаешь себя предельно уязвимо. — Я слишком слаба и мала, чтобы исправить свою дерьмовую жизнь самостоятельно. Я… я не зна… Бобби резко в отрицании дёргает подбородком. Он заключает бледное лицо девушки в тепло собственных ладоней и решает нечто действительно важное. — И не нужно! — Ким выдыхает из лёгких свои жалкие запасы воздуха. Всё чтобы Джоан могла вздохнуть. — Позволь мне помочь тебе. Чёрт, да я сейчас же готов рвануть в твой дом и разорвать этого мудака на мелкие куски! Я не позволю больше тебе так жить. Всё действительно закончилось. Теперь у тебя есть я. Всё крошится… крошится… Крошится. Покрасневшие щёки снова обжигает влагой, а Джоан не может заставить себя дышать. Сердце в груди решило взбить кровь в пену, которой она наглотается по самое не хочу. Обвивает шею парня руками и приподнимается на сиденье, чтобы уткнуться холодным носом в его горячую шею. Джо не может поверить в происходящее. Просто нет! Неужели теперь она и правда под защитой и Ким Чживон тот самый человек, которого она ждала всю свою жизнь? Тот человек, на которого можно положиться. Девушка давится зарождающимися всхлипами, слегка поворачиваясь к Бобби и невольно считая сантиметры его прохладного дыхания. — Я в самом деле могу доверить свою жизнь тебе? — дрожащим голосом спрашивает Джоан, впервые испытывая в себе такие щекочущие чувства. Словно кожу сняли. Чживон снял. — Я стану оберегать её, как собственную. Доверься мне, Джоан. Он лишь слегка наклоняется вперёд и смыкает свои губы на губах замершей в нерешительности Сон. На выдохе, она чувствует, как сильные руки сжимаются чуть выше талии и это до ужаса приятно. Нет, Джо всё же верит, что эти руки смогут выдержать. Они не дрогнут под тяжестью непосильной ноши в виде её души.