Отряд, стройся!

Жизнь — это игра, Костоправ. Ты слишком серьезно ее воспринимаешь. Я-то знаю. Я прожил три твоих жизни, лекарь, а увидел на целый десяток. И, заметь, даже не свихнулся — ну почти. Гоблин бы поспорил. Жизнь — это игра, Костоправ. Играешь ты сам, играют тобой. Госпожа двигает фигурки по огромной доске Империи, порой сбрасывая некоторые, ставшие ненужными, с края. Ты задумывался, Костоправ, какой из фигур она назначила тебя? Лучше не задумывайся. Брось эти мысли, Костоправ, ты для них слишком серьезен. Жизнь — это игра. Поиграй здесь, поиграй там, да так, чтобы твою игру заметили и вспоминали еще много лет. Я играл в Самоцветных городах, играл на Севере, играю там, где Отряд. А вы веселитесь, наблюдая за моей партией. И даже Гоблин. Иногда. Жизнь — это игра. Отряд разменивает чужие жизни легко — когда-то менял на золото, теперь — на идеи. Я видел оторванные головы, распотрошенные животы, сожженные колдовством остатки того, что когда-то было людьми. Мне три раза по полсотни, Костоправ. А от количества здоровых глаз не зависит, сколько дерьма ты можешь увидеть. Порой мой один видит больше, чем два твоих. Жизнь — игра. Карта, лежавшая когда-то в твоем рукаве, в следующей партии может перекочевать в руки соперника. Помнишь Душелов, Костоправ? Помнишь Хромого? Скажи, кому из братьев ты до конца, до самой последней капли, по-настоящему веришь? Ты задумался. Не думай. Это я так. Игра. Мои кости все еще катятся, от моря Мук до Лестницы Слез, от Чар до Арчи, через Равнину Страха, и снова вперед. Куда — а зачем мне это знать? Пока идет игра, не стоит отвлекаться на досужие раздумья. Теряешь кураж. Теряешь азарт. Стареешь. А мне полторы сотни, лекарь, мне вредно стареть. Что Гоблин будет без меня делать? Жизнь — это игра, Костоправ. Не стоит относиться к ней слишком серьезно. Просто не забывай считать очки. Я этому так и не научился.