Дурак Червей

Щелчок раздался слишком громко, хотя лёгкое движение пальцев Мортида сместило щеколду всего на сантиметр. Шумно захлопнулось окно. Поток пронизывающего сквозняка колыхнул занавеску, такую же прозрачную и нелепую, как добрая часть его «призрачного» костюма. Валенсия уселась на кровать. Любопытные девичьи глаза разглядывали то тряпьё, в которое убийца был наряжен, стараясь уловить каждую деталь. А таковых было немало. Из-под навешанных лоскутов полупрозрачной дымчато-голубой ткани были едва видны чёрные, прилегающие к телу одежды, при ходьбе создававшие эффект отсутствия материи. Ткань развевалась в разные стороны, когда убийца двигал рукой, поднимал колено, бесшумно переступал. На боку, под толщей этих лоскутов, висел тщательно спрятанный эбонитовый крис, невидимый за бутафорским топором. Топор, кстати, был бесполезен как режущее оружие, но как дробящее сослужил бы службу. Маленькая леди с восхищением смотрела на то, как эти тряпки взлетают и опускаются, когда гость сделал пару шагов на встречу и сел, не стесняясь, на корточки рядом с будущей жертвой. Мортид подумал, что придушить её подушкой было бы скучновато. Он сотни тысяч раз видел, как жертвы бьются в конвульсиях, уложенные на лопатки и придавленные сверху мешком из ткани с пухом. Нет, это удовольствие требовалось приберечь для другого раза. Сейчас уж больно ему хотелось посмотреть, как на милом личике беззаботная детскость в одно мгновенье сменится взрослым отчаянием и старческой скорбью. Ассасин опустил глаза чуть ниже девичьих щёк. Выхватить крис, прижать к беззащитной шее, смотреть, как девицу парализует страх. Она даже не станет кричать… Надавить сильнее, чтобы пошла кровь, потом ослабить давление, но не отрывая от тела спустить по груди, потом еще на два пальца ниже, ниже, и резко вонзить в сердце…Залезть под ребро, и сердечко остановится, и недоспелое тело так и не созреет и увянет, словно срезанный весенний цветок. Но, во всяком случае, убить её надо красиво. Чтобы не смотреть потом, как на переломанной шейке болтается никому не нужная, пустая без мыслей голова. - И что же он с ней сотворил в итоге?! – горячно вспыхнул Волк. – От этой Солемна остались хоть косточки? - Сам подумай, стал бы ты раздирать жертву на клочки, будь в сборе весь её дом. Проще было оставить её без видимых повреждений, задушить или переломать хребет. Мать и отец не сунутся к ней, пока гостей есть ещё, чем развлекать, но надо было действовать осторожнее. В конце концов, кто угадает момент, когда очередной слуга придёт менять постель? Арнбьорн сурово вздохнул. Судя по недовольному тону, которым говорила его женщина, Цицерон так и не предпринял ничего из вышеописанного. Это весьма огорчало. - Но ведь это… - Так не в его стиле, я знаю, – продолжила Астрид. – Мать Ночи не говорила с ним, как ты знаешь, и не заговорила и сейчас. Только она могла бы предотвратить то нелепое недоразумение, после чего он стал таким. Видимо, Ситису было угодно, чтобы он и Она не обменивались мыслями. Итак… В маленькой душной комнате трудно было узнать покои наследницы рода. Здесь умещалось ложе, придвинутое к стене, письменный стол, забаррикадированный пергаментом с чернилами, книжный ряд, пара стульев, расставленных кое-как, и широкий гардероб. Около окна покоилась кипа прочитанных, судя по их истрёпанному виду книг. Валенсия много читала. Чересчур, чтобы достаточно трезво оценивать реальность. И всё же, любовь девушки к книгам показалась Мортиду скорее положительным качеством, чем поводом для осуждения. Мысли опережали действия. Имперец осознал, что она, всё-таки, ещё жива, и что она совершенно не догадывается, какая участь её поджидает. Дриада по-прежнему ютилась на своём месте, сжимая пальцами подушку и слегка краснея от неловкости, и не думала никуда убегать. Перед ней сидел юноша, молодой человек лет двадцати, самое большее – двадцати пяти, с бездонными глазами цвета ночной луны. Ей больше всего в этот момент захотелось протянуть руку – и снять эту маску ко всем даэдра, заглянуть за край недозволенного, узнать, кто же на самом деле её новый учитель истории. Или поклонник? А вдруг юноша всего лишь притворился, что знает так много о двемерских легендах, вдруг он всего-навсего подмастерье какого-нибудь библиотекаря, и просто попытался привлечь её внимание познаниями в истории? - Можно попросить Вас присесть рядом со мной? – спросила девушка, не отрывая глаз от прорезей маски Мортида. – Мне гораздо удобнее говорить, когда собеседник находится в непосредственной… близости от меня. Мортид пожал плечами. В конце концов, подобраться ближе к жертве ему бы вовсе не помешало. Задаваясь вопросом, как далеко зайдёт её куриное любопытство, Сисерро приземлился рядом с ней. - Желание женщины – закон для меня, – констатировал он, грациозно опуская своё тело на мягкие перины. Он готов был поклясться, что провалится сквозь них, будь под ним ещё хоть один гусиный матрац. - Вы, наверно, пришли из сказок, мой добрый господин? Такое обращение ошарашило даже видавшего виды ассасина. Ожидать от своей будущей жертвы подобное недоразумение было вне его сил. Но способ подыграть он находил даже в тупиковом положении: - Да, прелестная моя дриада. Всенепременно. - А из какой сказки? Дайте я угадаю… Да что же я так глупа! Конечно же, из мифа о хистовых деревьях, про Камдиду и Семечко! - Ты слишком догадлива для столь юной леди, – процедил он, про себя отправляя к Ситису её театральную утончённость. Он и не заметил, что нечаянно употребил в речи «ты» вместо «Вы». Хоть она была и младше его всего-то года на три или на четыре, Мортиду казалось, будто между ними лет десять разницы. И вместе с тем, он не мог не отметить какое-то мягкое, аэдрическое сияние, исходившее от её души. Пусть она и была чересчур наивна, но ведь открытость и слепая доверчивость были огромной редкостью. Положение «выше» ему определённо нравилось. В конце концов, не всем же девицам знатного происхождения мнить себя пупами мира. А ещё и при таком милым личике, Валенсия ну просто обязана была вести себя, как легкомысленная дриада. - Ты, наверно, пришёл меня защищать? Что-то в этом вопросе было настолько обезоруживающе, что Сисерро отошёл от прежних мыслей и невольно задумался над ответом. Стоит сказать, что это так, безусловно, и вместе с тем, что вкладывать в эти слова? То, что через несколько секунд её горло окажется пронзено его ножом, или что он готов поболтать с ней ещё немного? До наступления темноты, например. Убийства при закате – уж очень кощунственная вещь. Или подождать, пока обе луны выйдут на небо. Тогда можно смело считать это частью какого-нибудь легендарного обряда. Подумав, убийца ответил: - Древо Хист, после всех невзгод, что постигли его и его сородичей-деревья, возродилось, пустив корни прямо в грудь своему погубителю. Аргониане возрадовались, когда Камдида вернула им счастье. Сколько оно длилось, сказать невозможно, поскольку летописи двемеров утратили даты. Но одно я могу обещать: они на какое-то время получили то, чего так долго желали, моя дорогая Валенсия. С этими словами он приблизился к ней так близко, как того позволяли приличия, и так уже давно нарушенные. Выследил венку на груди, которая уходила одним концом к шее, а с другого расползалась паутинкой к самому декольте. Рукой, что не опиралась на бесчисленную уйму перин, потянулся к кинжалу, но Солемна поймала её, даже не догадываясь, и прижала к себе. «Тёплый, – произнесла она, касаясь перчатки своей миниатюрной ладонью. – Я думала, призраки все ледяные». «Ты мне ещё бесплотным быть прикажи», – мысленно прошипел тот. А вслух произнёс: - Протанцевав со мной весь вечер, замечаешь это только сейчас. Как опрометчиво! А вдруг я ещё и не умею летать? - Не все привидения способны на это, – загадочно протянула Солемна. «Дремора на дереве, да она что, задумывалась над этим?!». - Смею Вас огорчить, прекрасная леди, я вполне реален. Вот, – сказал он и с готовностью высвободил руку из слабой хватки. Словно предугадывая её мысли, ассасин стянул маску. Утаивать лицо не имело смысла: пусть видит, кто станет последним в её жизни. Вполне ожидаемо, это вызвало восторг. Она даже зааплодировала, увидев эти восходящие, потом нисходящие брови, тонкий аристократический нос, правильные скулы, тень между щекой и глазницей. Мортид показался ей неописуемо красивым. Даже несмотря на амплуа убийцы-дровосека Джунина с топором да кровавыми перчатками (кровь была из краски, но выглядела очень натурально), дриада усмотрела в нём лишь то, мечталось увидеть юной прелестнице. - Ситис его подери, чего он так тянет! – грохнул кулаком по столу Арнбьорн, забыв, что кружка его женщины всё ещё была полной. Щедрый плевок пены плюхнулся на бумаги, среди которых был и его, оборотня, контракт. С досадой Волк посмотрел на размокающий в пиве жёлтый пергамент, который, если бы Астрид пила вино, покрылся бы кровавыми пятнами. - Тише, тише, – успокаивающе произнесла она, чувствуя себя укротительницей в клетке с дикими волками. – Он не так безнадёжен, как тебе кажется. - Ты про Цицерона? - Да нет же, про контракт. Шедевр искусств Фестуса Крекса, словно брошенная в воздух шапка, полетел куда-то за подушки. «Неплохо было бы её потом оттуда забрать, – подумал имперец, – ведь возвращаться придётся через всех гостей». Нежная ручка в белой перчатке коснулась его щеки, дабы убедиться, что мужчина создан точно из плоти и крови, а не соткан стараниями даэдра. Последнее было бы уместно, но скорее, в отношении его души. Сисерро быстро попытался пригладить растрепавшиеся из-под маски волосы, и пришёл к выводу, что они лишь на пару сантиметров длиннее, чем у Солемна. В своём отражении в бездонно-чёрных глазах Валенсии Мортид разглядел собственную улыбку. Причин своей, так сказать, радости, он видел несколько. Во-первых, ещё пара минут, и отсюда можно будет сваливать, труп девушки громко кричать не будет… они все молчат. Во-вторых, он ей явно приглянулся, а это значило много для только что ставшего взрослым мужчины. В-третьих, Солемна полностью в его власти, и он может сделать с ней всё, что захочет, абсолютно всё… Само дыхание, сама жизнь в его руках. И этот последний фактор, пожалуй, стал решающим. Желая чуть-чуть потянуть время, Мортид выудил из голенища сапога целую колоду карт, аккуратно сложенных одна к одной и совершенно не потрёпанных временем. Он перекинул их из одной руки в другую веером, как это делали фокусники в кабаке. «Выстрелил» фонтаном вверх, и по траектории поймал на ладонь. Достал одну карту, показал ей, даже не глядя, всунул её обратно в колоду, помешал, перетасовал, и опять вынул её же – судя по приоткрывшимся в удивлении губкам. Что ж, изумить удалось. Он раздал на двоих, по шесть каждому, и козырем оказались пики. «Хорошее знамение», – мелькнула мысль в голове убийцы. Тёмному Братству покровительствовали мрачные знаки, особенно если всё шло как по маслу. Валенсия сделала первый ход. Перед Мортидом легли три шестёрки, все, кроме одной, червовой. Он отбил их восьмёрками и вальтом, не пожалев высокой карты крестовой масти. Следующим ходил он, и смутил даму сначала козырной девяткой, а затем девяткой червей. Глядя на него, как провинившаяся ученица, Валенсия забрала обе карты. «Ну что ж, не расстраивайся», – пробормотал убийца и потянулся к колоде. В это время незаметно для него Солемна скинула две карты, явно не те, что взяла, и снова натянула улыбку. Мортид не усмотрел подвоха и продолжил, всё ещё держа запасного туза в рукаве. Только с мастью он прогадал – туз был не козырной, а бубновый. Оставалось надеяться, что пиковый туз не попадёт к ней. - Отчего же он сейчас бросил играть? – полупьяным, но всё ещё не заплетающимся голосом пробормотал волкодлак. - Цицерон не может больше смотреть на карты, после того случая, – опять со вздохом начала Глава Братства. Её будущего супруга это уже начинало раздражать. - Я надрал бы его аляпистый зад, попробуй он смухлюй при мне! - Его кинжал шустрее, – ответила та. - Лучше б шустрее были бы его мозги, – с досадой произнёс Волк. – Ладно, я весь внимание… - Вы проиграли, – с лучезарной улыбкой заявил Мортид, выкладывая на «стол» последнюю карту. – Покрываю Вашего короля тузом! - Но… Он же был уже сброшен несколько ходов назад, если я не ошибаюсь… - Внимательнее надо следить за игрой, моя любезная. В следующий раз, когда сядешь за карты, не спускай глаз с рук противника. «В следующий раз, если Хирсин поцелует меня этой ночью, хе-хе». - А вот и нет! Ну-ка, дай-ка я гляну… Мортид вовремя поймал шаловливые пальчики, тянущиеся к куче битых карт, где лежали оба пиковых туза. Чёрная, с пятнами красной «крови» перчатка на фоне белой изнеженной ручки смотрелась, как грязь, только что выплывшая из-под снега. Его ладонь была уж точно вдвое шире её. И материал был грубее и толще, чем шелка из Скалистых Земель. Не зная, куда девать дальше эту руку, Мортид приложил её к груди. И почувствовал собственными костяшками, как глухо и тяжело билось его сердце. Он обратил внимание, что Валенсия закрыла глаза. Вот он, момент – лови его, хватай кинжал, вонзай в шею и беги, беги коридорами… В ту ночь Валенсия Солемна спала так же прекрасно, как и все предыдущее. И даже лучше – теперь, когда её привычные мысли разнообразил образ таинственного гостя, чьего имени она так и не спросила.