Дурак Червей

Шум, блеск, гомон и возгласы на разных диалектах окружили тёмного брата, как только тот переступил порог Зала Волондрилл. Хозяева не скупились на пышные празднества, за что их и любили многочисленные гости. И не только за это: род Солемна славился своей щедростью даже во время застоев, а их слуги имели два выходных в неделю вместо одного. Однако древние мудрецы поговаривали, что расточительность и излишние траты ведут к горю. И недаром – ведь именно всенародная любовь неуклонно вела Солемна к предстоящему несчастью. Добрую половину тех, кто приветствовал его и называл дорогим другом, Мортид и знать не знал. Тем не менее, его окружила толпа из альтмеров, босмеров, бретонцев и ещё даэдра весть каких мастей и племён, и все по очереди старались пожать ему руку своими масляными пальцами. А он даже перчаток не снял. Вежливо скалясь в ответ, ассасин протолкнулся сквозь стену назойливых гостей и начал стрелять глазами по сторонам. Ему в след кричали, что «господина историка всегда рады видеть», на что Сисерро подумал, что общество окончательно свихнулось. «Злокрыса мне в сапог, да я популярен!» – чуть было не высказал он, попав в дружественные объятия Мартина Солемна. - А вот и Вы, дражайший! – приятным тенором поприветствовал его хозяин торжества. – Как вы могли оставить нас так надолго? Валенсия места себе не находит с тех пор, как Вы покинули наше скромное жилище. Всё бы ничего, да вот только видел его вживую Мортид первый раз. Видимо, малявка описала его слишком красочно, и её отец сразу догадался, кто перед ним мелькает. Или его заподозрили? - Рад знакомству, – протянул руку Мортид и поспешно сменил тему, чтобы не представляться. – Не смею Вас задерживать, Мартин. Уверен, Вас ждут безотлагательные дела. Мне бы свидеться с Валенсией на пару минут, если Вас не затруднит передать слугам, чтобы информировали её о моём визите, конечно же. - Сию минуту! Ганс, позови-ка дочь. Худой и длинный парнишка лет тринадцати ринулся вверх по винтовой лестнице, но не по той, куда убийца провожал её в прошлый раз. Значит, она не в своих покоях. Хорошо, что он догадался попросить позвать её, иначе пришлось бы потратить время на поиски. - Вот и я! – чирикнула Валенсия, которой Сисерро умышленно позволил «подкрасться» незаметно. Руки в бархатных перчатках легли на маску, закрывая обзор. Девушка стояла сзади на цыпочках, чтобы достать до его уровня глаз. Тёмный брат развернулся на каблуках, отчего Валенсия чуть было не упёрлась носом ему в грудь, не будь она такая плоская. Сисерро был не только высок, но ещё и тонок, как молодой дуб. Длиннорукий и длинноногий, он смотрелся бы нескладно, если бы не змеиная грация и всепроникающий пытливый взгляд. Усилием воли он растянул свои губы в улыбке. Большие чёрные угли её глаз сияли так невинно и самозабвенно, что не замечали даэдрического злорадства. - В кошки-крыски решил поиграть, мелкий паршивец, – процедил седовласый, снова перебив женщину. От возмущения и душевной боли он уже начинал путать слова. Астрид незаметно отодвинула его кружку подальше и взяла ладони в свои. - Потерпи, рассказ долгий. Ты бы подбросил дров в очаг, а то я уже начинаю замерзать. Волкодлак послушно поднялся с места, пошатываясь, и принёс дрова. С трёх ударов он наколол достаточно, а в это время Астрид вспоминала, что происходило в Зале Волондрилл. Пустые разговоры, где главное – не смотреть в глаза собеседнику, а глядеть на переносицу, и в которых значения слов уступают их форме, Мартин не знал равных. Мортид ему не уступал, а юная леди, не находя достойных выражений, вынуждена была молча созерцать беседу двух господ. Пытка длилась недолго: завидев на другом конце зала женщину в красно-оранжевом костюме, смутно напоминающем атронаха, Валенсия помахала рукой, и Кармелла Солемна зашагала в их сторону. - Добрый вечер, господа, – присела мать в учтивом реверансе. – О, вот и наш Дровосек! Простите, что обращаюсь к Вам столь непочтительно; однако же, мы до сих пор не имели чести услышать Ваше настоящее имя. Не будете ли так добры представиться? Убийца тут же убрал с лица дежурную улыбку и притворно кашлянул в кулак. Пока мать Солемна интересовалась его здоровьем, он мысленно прокрутил варианты ответа и пришёл к выводу, что называться Мортидом не конспиративно. Обычно родственники жертв не спрашивали, как его зовут – он попросту не попадался на глаза. Сегодня был особенный случай. - Прошу меня извинить, в прошлый раз я непростительно пренебрёг приличиями и забыл представиться. Итак, меня зовут... - Цицерон! – окликнул глава семейства. – Гадкий ты шут, кому говорю, помолчи! Ты можешь хоть пять минут не играть на этой своей дудке?! - Да-да, конечно, мой господин, – отозвался скоморох. – Всё что скажете, мой господин! «Какая отвратительная немощность и пресмыкание, – в мыслях поморщился Мортид, глядя на придворного шута Солемна. – И где они только взяли этого уродца? Какие мерзкие, писклявые интонации! Как можно по доброй воле строить из себя посмешище и носить эти лоскуты?». Он проводил взглядом паяца и развернулся к собеседникам. - Моё имя Арнгейр Стунский, – соврал он. – Я тан города Фолкрит, внебрачный сын ярла Денгейра. Кармелла побледнела, взглянула на мужа и всплеснула руками: - Но ведь тана Арнгейра недавно убили в его собственных покоях! - Кто сообщил вам сие недоразумение, моя дорогая? Перед Вами я – живой Стунский, и нет лучшего доказательства, чем моя живая плоть. Он взял оторопевшую Кармеллу за руку, мягко улыбнулся и посмотрел в глаза. Под проникновенным взглядом жёлто-карих солнц она, вроде бы, успокоилась. В сердце Мортида начало закрадываться сомнение, не стоило ли назвать настоящее имя и пресечь дальнейшие расспросы. Гостеприимная семейка разослала столько приглашений в разные концы провинции, что сосчитать пришедших, а уж тем более заглядывать им под маски, было бы утомительно. Несомненно, утомительно; но ведь того требует безопасность. Жизнь, как убедился за свою практику ассасин, слишком хрупкая материя, чтобы обращаться с ней так грубо. Не пожелав проверить подлинность его пригласительного билета, Солемна обрекли свою дочь на весьма трагичную участь. Что страшнее, Валенсия догадалась, что её таинственный спутник – вовсе не тот, за кого себя выдаёт. Вслух она это говорить не стала, и предположила только когда она и Мортид, как и прежде, остались друг напротив друга в её спальне. Очаг разгорался, жадно поглощая пропахший спиртным воздух, но Астрид ёжилась и куталась в плащ своего мужчины. Её не согревали ни пламя, ни заботливые руки волкодлака, ни собственная одежда. Сквозняк, откуда ни возьмись (хотя все щели и скважины всегда проверялись с особой тщательностью), взвинтил остатки порванного Арнбьорном конверта и уронил их на пол. Шелест бумаги затронул новые нити в памяти Главы Братства. - В общем, ты догадываешься, к чему всё шло, – произнесла она. - В его способности чесать языком никто не сомневался, – хмуро ответил Волк, подбирая останки бумаги. – Немой убийца всяко лучше языкастого дурня! - Цицерону не было равных. Не знаю, почему тогда он так поступил... Рассказчица снова повернулась к очагу. Голос Валенсии переливался звоном заколдованных колокольцев, когда она пела. «Поразительно, сколько нового можно узнать о будущих трупах, пока они живы», – удивлялся визитёр. Жертва решила исполнить арию Женефры из «Приданого», где героиня плачется богам о своём нежелании выходить замуж. Если дочь старого двемера раньше представлялась ему более крупной, басистой и отнюдь не напоминающей дриаду, то Солемна исправила это впечатление. В своём васильковом платье, искусственном венке и маленьких белых туфельках юная наследница выглядела слишком уж воздушно, чтобы рядом с ней думать об отвратительных подземных созданиях. Хоть и легенды у них превзошли современные, а техника до сих пор являла собой непознанную сложность. И вовсе не хотелось просить её замолчать, хотя внутри что-то неуёмное и мерзкое требовало крови. - Вы разочаровали меня, моя прелестная. Уж не знаю я, как доберусь до дома. - Что же я такого натворила? – воскликнула та и прижала кулачки к губам. – Прошу, ответьте мне, я всё исправлю! Слишком хрипло пою, наверное? Мама говорила мне не пить ни капли крепкого... - Не стоит убиваться. Огорчили Вы меня лишь тем, юное дарование, что мне, боюсь, больше нечему Вас научить. – Сисерро артистично развёл руками. – Я рассказал Вам единственную сказку, которой нет в двемерских записях. Поделился с вами предположением моего коллеги об истинной причине исчезновения этой расы. Всё остальное касательно двемеров звучало из Ваших уст. Сказку об Урангзебе и трёх его дочерях опытный сказитель выдумывал прямо на ходу. Девчонка была так увлечена, что не заметила, как повесть о кузнеце и его семье похожа на песни, которые она слушала в колыбели. Даже когда несчастный отец воскликнул «О горе мне, горе! Печаль! Померкло солнце...», Валенсия не заметила, как эта реплика перекликается со знаменитым монологом Тайбера в преданиях об оном. Больше на сегодня сочинять Мортид устал, а потому не собирался. - Умоляю, не шутите так больше, – взмолилась девица. – Едва сердце не остановилось со страху! «Лучше б оно так и сделало», – чуть было не сказал ассасин. А она снова перестала ему «тыкать», как уж было начала в прошлый раз. Ах, до чего же, до чего же смехотворны эти дочурки, что сидят в своих золотых клетках, влюбляются по уши в героев романов и не спят по ночам, мечтая о «настоящей любви»! - Арнгейр, – позвала она его, как ей казалось, по имени. – Отчего Вы соврали моим родителям? Вы ведь вовсе не тан города Фолкрит. Я точно знаю, что его убил некто из Братства Убийств. Сисерро сжал всю свою волю в кулак, чтобы не исправить немедленно этим же самым кулаком грубую ошибку в названии своего родного Тёмного Братства. - Ошибаетесь, моя милая. Извольте поделиться мыслями, отчего Вам кажется, будто бы я солгал? «Отвлеклась. Не смотрит. Вынимай свой кинжал и вонзай прямо меж грудей…» - Я так подумала, что господин Стунский не знал сиродильского. Он ведь родился в Скайриме и был чистокровным нордом, а Вы беседовали с матушкой именно на этом языке. «Дремора тебя подери… Конечно, конечно Стунский не знал сиродилью!» - Поэтому мне показалось, где-то тут кроется неправда. Но я не стала возражать вслух. «Ещё чуть-чуть, и догадается! Хватай кинжал. Пронзай! Сейчас же...» - Однако матушка Вам поверила. Ещё бы – вы её так очаровали! Вы всех нас очаровали, кем бы Вы ни были. Сисерро бессильно опустил руки на кровать. Не поднялась. Дрогнула рука закалённого кровью гонца смерти. Перед наивностью девки или перед собственным дурацким любопытством – не поднялась. Что теперь скажет Астрид? Постойте-ка, ещё не всё потеряно. Девчонка не бежит в панике и не зовёт на помощь. - Ты знаешь, Джунин, – снова обратилась она к дровосеку, – отчего-то мне кажется, будто тебя и правда послали за мной. Ты появляешься тогда, когда я уже устала по тебе тосковать. Соглашаешься на ложь во благо, лишь бы остаться со мной. А теперь сочиняешь мне сказки и думаешь, что я не отличу монолог Тайбера от якобы раздосадованного Урнан… как ты его обозвал? «Если не прирежешь её сейчас, Астрид тебе башку оторвёт и скормит крысам!» - Урангзеб, – спокойно ответил тот. – Я назвал его Урангзебом. Валенсия повторила двемерское имя и тихонько хихикнула. - Можешь не называть своего настоящего имени. Но знай: если меня спросят, о чём я больше всего хочу знать, перед смертью, то я отвечу, что хочу понять, кто ты такой. Ассасин медленно стянул маску. - Мортид… – обреченно, словно на эшафоте, проговорил он. - Дурак! Ну истинный дурак!!! – взорвался Арнбьорн. – Ему, этому выродку, с первого раза, дери его мать дремора, не так вдолбили, что играть в прятки с Ситисом опасно?! Ещё и имя настоящее назвал! Ну и ублюдок... - Словами делу уже не поможешь, – грустно ответила норжанка. Волк отпустил край стола, в который вцепился до побеления костяшек, и только сейчас заметил, что на месте прикосновения под его ногтями зияют глубокие царапины. - «… хоть и дурак, стал дураком не просто так …» – донеслись из-за двери обрывки песни. Как и следовало ожидать, шут благополучно подслушивал, обнимая свой новый инструмент. Выписывать музыкальные пируэты на лютне получалось гораздо лучше, но её останки послужили для утепления зала. Пальцы паяца моментально прекратили бить по барабану, едва оборотень прервал поток ругани. - Хоть бы догадался соврать, гадёныш, – процедил седоволосый, как только убедился в отсутствии виновника за дверьми. - Кто знает, может, тогда он решил поиграть в праведника. - Думать надо было башкой, а не задницей! Из-за него мы теперь… постой, что случилось дальше? - Обещай не бить его, как только поймаешь. Видит Ситис, он может дать сдачи… Второй раз Валенсия убедилась, что собеседник создан из плоти и крови, точно так же, как и она сама. Прикоснувшись к пробившейся щетине, она поняла, насколько колкими могут оказаться рыжеватые светлые волоски. Цвет будущей бороды отличался от оттенка волос. Русые, как и у неё самой, полудлинные волосы Мортида нестриженой прядью упали на глаза, и девушка нежно подула, чтобы убрать их с лица. Рука его так и осталась лежать на кинжале, под всем бесполезным тряпьём, напоминавшем костюм призрака. Двери были плотно заперты, как и окна – её крик никто не услышит. Да и успеет ли юная пташка чирикнуть до того, как нож насквозь пройдёт через её грудь? Имперец поморщил тонкий чуть сгорбленный нос, едва его коснулись перчатки предстоящей жертвы. Он никогда не уважал бархат и вряд ли мог представить, что однажды его прикосновение будет настолько приятным. Не веря собственным действиям, Мортид осторожно обнял шею девушки своей ладонью и плавно потянулся навстречу. Тонкие губы имперца буквально утонули в широких и жарких поцелуях наследницы. Они были ещё настолько неумелы, что убийце пришлось остановить её и показывать, как это делается правильно. И откуда девочке было знать, как целуются настоящие любовники? Зная, что непреклонные Мартин и Кармелла Солемна держали дочь вдали от жадных мужских глаз, Сисерро ничуть не испытал брезгливости, а напротив, поймал интерес. И ему нравился вкус, которым отдавал её ротик, старательность, с которой Валенсия нежила его губы, плавность языка, едва ощутимое дыхание, тонкие стоны… Он сам не заметил, как снял одежду с себя и с неё, как уложил её на подушки, как поцелуями спустился от шейки к бёдрышкам. Аромат юного тела всё больше пьянил его, и здравомыслие всё сильнее уступало рьяному желанию. Между её ног он забыл, зачем преодолел путь от окрестностей Фолкрита до Подкаменной крепости, зачем лгал её родителям, и для чего ему нужен был тот кинжал, что со звоном упал на пол. Среди разбросанной одежды, зажимая рот рукавом платья, Валенсия скулила, стонала и срывалась на крик, а Мортид имел её, едва не сходя с ума от счастья.