Дурак Червей

- Где была его голова? – сплюнул белогривый волк. – Лучше б тыкал в неё ножом, а не хреном! - Поспорить с тобой трудно. Шуршание за тяжёлой дверью прекратилось – то ли Цицерону наскучило подслушивать, то ли он затаился как истинный умелый ассасин. Пока горло Астрид смачивала жгучая вода, за столом воцарилось молчание. Казалось, продолжения ждали сами стены. Он даже не вернулся в Убежище. Он знал, что не мог смотреть в глаза своим сородичам. Второй раз. Второй. Раз. Клятва, принесённая Ситису, снова нарушена: та, чьё имя было написано на жёлтом листе бумаги двумя замысловатыми значками, всё ещё дышала розовыми благовониями в своём поместье. Будь этот заказ отдан какому-нибудь убийце из Мораг Тонг лет эдак двести назад, от Валенсии не осталось бы и следа. Но Мортид – другое дело. Он не евнух, в отличие от пресловутых Мораг Тонг. И его телесные потребности требуют удовлетворения, чего бы там не говорила Сестра, что бы там ни было понаписано в контракте. Он сидел в углу своей комнаты, снятой в трактире, и слушал отдалённое завывание лютни, доносившееся с нижнего этажа. Убийца-неудачник с неповторимой точностью проводил куском песчаника по извилистому лезвию. Он оттачивал свой нож до невероятной тонкости, придавая его краям всё большую опасность, ведь смертоносному характеру эбонита не было предела. Когда крис стал настолько остр, что Сисерро порезал палец, стало ясно, что пора идти. На самом деле, время настало ещё два с лишним дня назад. Если бы ему не пришло в голову играть с жертвой в игры, всё было бы совсем по-другому. - Я вижу Вас здесь уже третий день, но Вы ни с кем не разговариваете! Скажите, а Вы вообще умеете говорить? - Вы, должно быть, прибыли из Сиродила? Только там можно потратить уйму денег на то, чтобы заказать великолепный костюм, а в итоге Вас даже никто и не узнает! - Что значит, не танцуете? Но я только недавно видела Вас в вальсе с мадемуазель Солемна, почему же Вы отказываете мне! - Хозяин? Господин Солемна только что был здесь, я и не заметила, как он исчез. Возможно, разговаривает с кем-то из слуг. О, а вот и Аладриль! Аладриль, подождите меня!.. - Нет, я не встречал госпожу Валенсию сегодня. Думаю, она могла уехать в Солитьюд; её достопочтенная матушка, госпожа Кармелла, упоминала что-то об этой поездке вчера за ужином. От бесконечного треска да гомона у Сисерро мутнело в глазах. Как Солемна могли выдерживать весь этот животный шум и оставаться при этом приторно-улыбчивыми? Впрочем, скоро на их лицах застынет скорбь; уж он-то этому поспособствует. Будут плакать, стонать, молить Мару о милосердии. А он, Мортид Сисерро, вернётся в Тёмное Братство с чистой совестью. С непринуждённым видом ассасин прогуливался между кружащимися и гудящими телами, задевал плечи достопочтенных господ, наступал прекрасным дамам на платья и извинялся. Но в душе его терзали сомнения: неужто Солемна уехала в Солитьюд? Пташка ускользнула, будто узнала, что за её девичьим сердцем послан убийца. Наверняка их кто-то предупредил, и теперь за ним охотится стража. Но городские увальни ему нипочём – он сражался и побеждал и не таких. Однако уйма времени будет потеряна, если придётся гнаться за ней в Солитьюд. У хозяев не принято оставлять гостей, особенно в разгар праздника. Нет, она не могла его покинуть. Девица бы предупредила его, будь в её намерениях поездка на другой конец Скайрима. Или она оказалась настолько глупа, что подумала, будто Мортид разыщет её сам? Ну конечно, нет! Вот она, вот она! Спускается по ступенькам, как ни в чём не бывало, порхает, словно молодая ласточка, русые прядки подпрыгивают на каждом шагу. Имперец замер, увидев её. На хрупких пальчиках красовались нежно-шёлковые перчатки, одно прикосновение к которым вызывало у ассасина желание затащить её в постель. Прозрачная вуаль дразняще обнажала шею, около самого разреза грудь сдерживала слабая брошь. Длинные серьги холодным золотым металлом касались плеч. И всё это вызывало детский восторг, хоть Валенсия и не была красавицей, но что-то в ней крепко уцепилось за разум Сисерро. Он и не увидел, как сзади подошла её мать и учтиво села на реверанс. - Я рада видеть Вас, Арнгейр! Низкий оперный голос Кармеллы выбил Мортида из потока мыслей. Образ Валенсии развеялся, точно сон. На мгновение убийца почувствовал себя пойманным. - Это взаимно, любезная госпожа. Нет радости большей, чем видеть Вас вдвоём с дочерью. - О, эти редкие моменты, когда во время торжества мать может встретиться со своим прелестным цветком и провести пару минут вместе! Кармелла взяла свою дочь за руки и прокружилась, как в вальсе. - Нас окружают столько дел... Скажите, любезнейший, а когда Вы намерены вернуться в Фолкрит? - Весьма скоро, – отвечал Мортид, поглядывая в сторону Валенсии. – Боюсь, у меня слишком много обязанностей в родном городе, чтобы я мог провести с вами ещё один день. Однако я с радостью навещу вас, как только они закончатся. Или, если позволит господин Солемна, приглашу всю вашу семью к себе. Услышав эти слова, Валенсия зарделась. - Мы бы с радостью приняли Ваше приглашение, – ответила мать. – Однако со дня на день мы – я и Валенсия – собирались отбыть в Солитьюд. Вы позволите навестить Вас после поездки, тан? - Разумеется. Я пришлю Вам письмо. Кармелла поклонилась, развернулась и помахала рукой кому-то из гостей. В это время к Валенсии подошли и пригласили её на танец. Мортид остался стоять один, посреди зала, не знакомый ни с кем, кроме гостеприимной семьи. Он решил подождать, пока закончится мелодия, чтобы позвать Валенсию поговорить в её комнате и тогда совершить то, что давно уже должен был сделать. В поле его зрения появился человек, назвать которого таковым было очень сложно. Его рыжие космы торчали во все стороны, длинною до костлявых лопаток, сверху на самой макушке сидел колпак с отвратительными жёлтыми бубенцами, лицо было измазано краской, которой обычно малюются шлюхи и обезумевшие старухи. Аляпистый красный дублет с нелепыми помятыми штанами делал его похожим на раздавленный помидор. - Здр-р-р-р-р-равствуй! – неожиданно громко произнёс человек. Он улыбался от уха до уха, растягивая свой рот так широко, как это позволяла природа. Мортид сдержано кивнул. - А говорят, это ты убил королеву Потемну! Много-много-много лет назад? Лицо ассасина приняло костяной оттенок. Вполне возможно, королева-оборотень и была бы в его списке, да только умерла она столько лет назад, до куда считать не умели многие грамотные люди. Пытаясь понять, безумен ли этот человек, или притворяется больным, Сисерро на всякий случай приготовил кулаки. И только увидев страх в глазах незнакомца, вспомнил, что на боку у него всё ещё висел не заточенный топор. - А я знаю, отчего у тебя такой угрюмый вид! – крикнул тот, глядя на опущенные уголки губ "Джунина". – Ты вырос под землёй, как двемеры, как фалмеры... и ты никогда не стоял на голове! При этих словах сумасшедший легко перевернулся и вскочил на голову, поддерживая себя руками. Кровь прилила к щекам, он покраснел. Его уродливое лицо показалось Мортиду ещё более отвратительным. - А ну отойди от тана Стунского! – услышал он знакомый голос. – Я сказала тебе смотреть за кошкой, почему ты оказался здесь?! - Простите, госпожа, – пролепетал спятивший. – Я всего лишь хотел найти ей игрушку... - Ступай вон! Чтобы глаза мои тебя не видели! - Иду-иду, – захныкал он, пятясь назад, – иду-иду... Чтобы госпоже не видеть, чего она не желает, госпожа просто должна закрыть глаза, вот и всё... Прикрыв ладонями свои безумные глазёнки, безобразный скрылся за поворотом. Ассасин проводил его взглядом, думая про себя, как же богат мир на всяких уродцев. Он повернулся к Солемна, и Кармелла, мягким тоном, предугадав вопрос, пояснила ему: - Не обращайте внимания, тан Стунский. Это наш шут, Цицерон. Его так зовут потому, что... Мы нашли его на обочине около границы, когда только переехали в Маркарт, он бежал за нашей повозкой и кричал всякие песенки; мы подумали, отчего бы не взять сироту – а он определённо сирота – и с тех пор он живёт с нами. Временами он развлекает нас, а иной раз хочется его просто... - Убить, – подсказал Сисерро. - Да, убить! Но не в буквальном, а в переносном смысле. Вы слышали, насколько нелепыми бывают его шуточки. - И что же он сейчас делает? - Возится на кухне. Я отправила его ухаживать за нашей кошкой, которая недавно принесла потомство. Валенсия без ума от этих пушистых комочков. Он так хорошо ухаживает за животными, будто всю жизнь провёл среди них. Ни один слуга так не смотрит за ними, как наш скоморох. - Понятно, – сухо выпалил ассасин. – Желаю здоровья Вам и Вашим питомцам. - Благослови Вас Мара! – ответила женщина. Мортид поклонился ей вслед. Астрид пришлось остановиться, так как огромная дверь снова скрипнула, и в проёме показалась тоненькая фигурка Бабетты. Девочка-вампир осторожно спустилась по ступеням, настолько скользким и безжалостным, что если бы она позволила себе всего один неосторожный шаг, всё её трёхсотлетние попытки выжить оказались бы напрасными. Её абсолютно не симпатичное лицо казалось ещё более зловещим в свете потухающего очага. Серый Волк до сих пор не мог свыкнуться с мыслью, что среди Тёмного Братства есть ребёнок. - Бабетта, оставь нас. – Астрид имела право приказывать, ведь она была главой Братства. – Я рассказываю Арнбьорну о Сисерро. - Решила покормить своего волка сказками? Сарказм, звучащий из уст десятилетней девочки, не вызвал у него желания убивать. Однако те же слова из уст трёхсотлетнего чудовища являлись издёвкой. - Это тебя не касается, – огрызнулся волк. – Иди своей дорогой. Бабетта не изменилась в лице. - Это касается всех нас, – фаталистически-грустно ответила она. Он ещё раз взглянул на Валенсию. Небесное создание в кремовом платье с белой вуалью кружилось в танце, и казалось, вовсе не заинтересовано смотрело на партнёра. Мортид догадывался, что сейчас в её мыслях присутствовал только он. Такова природа всех незамужних едва совершеннолетних богатеньких девиц. Он уже твёрдо решил, что не будет её резать, топить, швырять из окна или душить голыми руками. Но и вернуться к Астрид с невыполненным контрактом он не мог. - Почему ты не послала кого-нибудь другого?! – Волк искренне недоумевал, отчего его возлюбленная оказалась настолько слабо соображающей. – Назир или Бабетта справились бы не хуже друг друга, уж во всяком случае, быстрее, чем он. Ты ведь знала, что он не годится, так зачем было отправлять его вновь и вновь? - Я не знала этого с самого начала. Контракт должен исполнять тот, кому его поручили. Если бы правила, установленные Матерью Ночи, можно было нарушать, я отправилась бы за ней сама. - Валенсия Солемна жива? – отрезал он, не дав ей договорить. Мортид не верил в предсказания, скептически относился к пророчествам и уж подавно не уважал богов. Ему казалось, что то, чего он не может видеть или потрогать руками, не имеет право называться реальностью. Он верил только своему клинку, своей руке, глазу и слуху. И разум твердил ему: убей. Он пошёл вниз по ступеням, по которым несколько минут назад спускался Цицерон. Издалека он услышал, как кто-то насвистывает песенку. Голосу паяца, который извергал смешные стишки про пирожки и котят, аккомпанировал треск кухонного очага. Гостей наверху было столько, что для того, чтобы накормить их, требовалась целая орава поваров. Приоткрыв дверь, ассасин увидел, как одинокий шут склонялся над мяукающей корзиной. В его руках извивался меховой комок, на плече сидел другой. Зверей крайне забавлял его разноцветный колпак. Детёныш кошки протянул лапку, чтобы достать бубенцы, но не удержал равновесия и упал на пушистое брюхо своей матери. Мортид не понимал, почему прекрасная Валенсия обречена на смерть, а это отвратительное создание продолжит своё бесполезное существование. В ту ночь, когда её похоронят, и её славное личико покроется пылью и грязью, подобие человека под названием Цицерон перевернётся на бок в своей постели и сладко захрапит. Ассасин понял, что запаниковал. Впервые в жизни у него появилась воля выбирать, будет ли он совершать убийство, или отстанет от жертвы. И тут Мортида осенило. Ситису и Матери Ночи нужно убийство? Им будет убийство! Это то, что Мортид умел лучше всего. Раз уж они хотят крови, будет несправедливо, если благородная дочь погибнет, а полоумный сирота останется в живых. К чёрту Астрид. Свои контракты она может засунуть Намире в задницу. А Валенсия будет жить - так хочет он. С этой мыслью Тёмный брат подкрался к Цицерону, ничего не подозревавшему воспитаннику Солемна, и с размаху воткнул в него кинжал. Из открытого рта, только что напевавшего весёлую мелодию, проскрипел стон. Сисерро разорвал ему горло. Кровь фонтаном брызнула из раны и облила всю корзину. Корчась и шипя в предсмертной агонии, скоморох накренился и упал, едва не угодив волосами в огонь. Но этого Мортиду было мало. Перед тем, как исчезнуть, он схватил мёртвого за горло и ещё несколько раз занёс нож. Злоба за безысходность, с которой он был обязан умертвить девушку, выходила с каждым новым ударом. Под конец его усердий тело уже превратилось в лохмотья. Скомороший костюм, что делал его владельца похожим на красный овощ, стал мокрым насквозь. Арнбьорн в исступлении бродил кругами. Его нетрезвая походка ставила под угрозу близлежащие предметы. Он схватил со стола пустую бутыль и швырнул в очаг. Пламя поднялось в его рост и снова утихло. Однако его гнев продолжал пылать. - Как ты умудрилась принять в Братство какого-то выскочку из Сиродила, его вероломство не лезет ни в какие ворота! Куда смотрел Фестус и все остальные?! - Тот, кого ты сейчас называешь именем скомороха, был лучшим наёмником во всей окрестности. Никто из нас не мог предположить... - Дело в том, что до некоторых пор никто из нас не общался с Матерью Ночи, – пояснила Бабетта. – Признаюсь, я триста лет считала, что это невозможно. - Теперь Астрид говорит с нею, – констатировал оборотень. – Но почему Мать Ночи молчала? - Она и сейчас лишь подсказывает мне, где искать контракт. Как только мы найдём Слышащего, всё станет ясно. - После того, что натворил Цицерон, – прорычал волкодлак, – она уже не заговорит с Братством.