***
Я явился в больницу, готовый совершать подвиги. Был небольшой шанс, что получится встретить Росинанта во время обхода, и я настроил себя на то, чтобы не тратить время, усугубляя ситуацию. У меня откипело, с меня хватило эмоционального напряжения, так что я оставался собран. Думаю, с пониманием у нас проблем возникнуть не должно. Во всяком случае, мне кажется, преднамеренно мириться легче, чем преднамеренно ссориться. Но Росинанта не было нигде. Как и Сенгоку. Я был насторожен. Конечно, мне было, чем заняться, кроме поисков, поэтому я старательно отработал своё время, но совершенно не знал, что делать потом. Вырученные за день деньги мне должна была отдать Моне — девушка из бухгалтерии с хитрыми, знающими глазами. Она не относилась к людям, которые мне нравились. — Вам стоит купить себе что-нибудь с рукавами, Трафальгар Ло, — сказала она, улыбнувшись, едва я вошёл. Конверт лежал перед ней на столе, и, чёрт, она специально выбрала такое место, чтобы мне пришлось тянуться и светить синяками. — Вы поэтому такой растерянный целый день? В этом не было нужды, но я посмотрел ей в глаза, нахмурившись. Про Моне говорили, что от неё не стоит ожидать ничего хорошего, потому что она хитрая, бестактная и неглупая. Кроме того, она не относилась к тем, кто болтает лишнее только для того, чтобы подразнить. Я ждал объяснений. Моне улыбалась. — Я неплохо знаю Росинанта, — сказала она, наконец. — Вам до этого нет никакого дела, но я и его брат связаны друг с другом. Вы знали, что у него есть брат? Вроде, вы с ним поладили. Хотя, Росинант не слишком любит рассказывать о том, что отправил близкого родственника в тюрьму. Я удивлённо дёрнул бровью. В каком-то смысле, я чувствовал себя неуютно. Это было тем фактом из биографии Росинанта, который стоило узнавать во время личного общения, а не через посредников. — Я не осуждаю его, — Моне дёрнула плечом и улыбнулась. — Дофламинго тоже… Ло, вы знали, что иногда связь с людьми бывает настолько глубокой, что пробуждает воспоминания из прошлой жизни? И я сейчас говорю не только о соулмейтах. Мы ведь все в каком-то смысле друг с другом связаны, согласны? Так вот, я смотрю в ваше лицо и, знаете? Очень хочется процитировать слова Дофламинго. Недавно я навещала его в тюрьме, и он сказал мне: «Он преследует меня дольше, чем я живу». Понимаете, о чём он говорит? О, да, они в глубокой ссоре с Росинантом, но я не буду вдаваться в подробности. — Зачем тогда говорите об этом? — спросил я и вздрогнул. Мне казалось, что я оставался спокоен, но я вспотел, и голос выдавал напряжение, а кулаки были сжаты. — А вы будто не понимаете? — усмехнулась Моне, прищурившись. Она посмотрела на меня так, будто пыталась уличить во лжи, и я помертвел лицом, рефлекторно защищаясь от нападения. — Он имеет в виду, что исход их конфликта уже предрешён. Теперь понимаете? Это всё уже было. Дофламинго знал, что это случится, и знал, что произойдёт сейчас. Говорит, что это глубоко запало ему в память ещё в прошлой жизни. Такие круги не рвутся, даже если Росинант и упрям, как осёл. — Что с Росинантом? — спросил я сломавшимся голосом, жёстким, некрасивым. Моне рассмеялась, и мне было больно слышать этот смех, в прямом смысле. Он отозвался знакомым ощущением, будто вдоль позвоночника с нажимом ведут ржавым ножом. — Он спутался с кем-то. И умер сегодня ночью. — Легко ответила Моне. — Так и должно было быть. Мне глупо захотелось спросить, в каком смысле он с кем-то спутался, но догадка рухнула на меня, как оползень. Дурная паника разлилась во мне, прежде чем я смог с ней совладать. — С тобой ведь, да? — спросила Моне, но это ведь не было правдой! Небо не может никого наказывать за мысли, и Росинант здесь совершенно не при чём, и… — Господи, я пошутила, мальчик, он заболел. Видел бы ты своё лицо. Хотя, знаешь, я теперь даже и не знаю, сколько в этой шутке было шутки. Ты что, в чём-то таком замешан? Потому что я знаю, что написано у Росинанта на запястье, и… — Закрой рот, — сказал я холодно, и она улыбнулась, мягко закончив этим недоговорённую фразу. В глазах у неё светился нехороший интерес, а у меня тряслись руки от нервов и злости, так что я просто забрал свои деньги и вышел из кабинета, позволив себе выдохнуть и успокоиться только в ординаторской. Я хочу знать, что происходит. В смысле, я не дурак и прекрасно понял всё, о чём она говорила мне. И то, для чего она это делала. Если Дофламинго сидит в тюрьме стараниями Росинанта, но позволяет себе говорить такие вещи, то это опасно и очень серьёзно, а ещё я нутром чувствую, что напрямую касается меня. Кроме того, Моне говорила о связи. Она использовала слово «спутался», и, уверен, делала это не просто так. Это суетное волнение было знакомо мне с приютских авантюр. Было похоже, что я вляпался в какие-то проблемы. Но мне не нужны были проблемы в области связей, у меня их и так было полно.***
Я позвонил Сенгоку, когда успокоился. Его голос не звучал так, будто он доволен тем, что происходит, он был обеспокоенным, злым и обвиняющим, так что это заставило моё волнение снова проснуться. Росинант спал. До этого его лихорадило, и он даже попросил кого-то подменить его на тренинге, значит, дело было серьёзное. Мне хотелось, но я не стал напрашиваться и просить его назвать мне адрес. Это не было хорошей идеей в сложившейся ситуации, мне казалось, что Сенгоку не оценит моего рвения. И хотя врач сказал, что всё должно быть в порядке, мне точно было известно о проблемах, связанных с метками, только одно: хуй знает, чем они обернутся, как ни старайся угадать. Не было похоже, чтобы я смог спокойно оставаться дома. Умом я понимал, что если Сенгоку пропустил рабочий день, то, что бы ни произошло с Росинантом, это действительно был связано с тем самым «спутался». Странно думать о чём-то таком, потому что Росинант производит впечатление даже слишком благоразумного. Он какой угодно простой, добрый и честный, но точно не глупый. Ладно, я просто очень сильно волновался за него. К тому же, периодически винил себя в происходящем. Понятия не имею, как и почему мои невысказанные переживания могли бы обрушиться на него, обернувшись таким дерьмом, но если это так, то мне и впрямь стоит убраться из города. Не зная, чем себя отвлечь, я сходил в находящийся дальше всех от социального центра магазин за едой, а потом потратил почти все отложенные на внезапные расходы деньги на одежду, которой не хватало даже больше, чем продуктов. До тренинга оставалось ещё около двух часов и я, чёрт возьми, понятия не имел, что делать. Моя комната была идеально убрана, все лекции Сенгоку были пересмотрены, на учёбе мне было не сосредоточиться, смотреть фильм казалось нелепостью, так что я просто переоделся в новые вещи и вышел бродить по окрестностям, надеясь Бог знает на что. На хорошие новости, наверное. В чём-то это событие пошло на пользу моим мыслям. Я ощутил себя поддавшимся наваждению, впавшим в период подросткового максимализма, который упустил, озабоченный великими планами на будущее. В Ист Блю жизни было так много, что она заполнила меня открытиями, и я вдруг начал предавать странное значение тому, что было совершенно неважным, будто стал младше года на три. Может быть, это потому, что я впервые влюбился, или потому, что не думал, будто в принципе способен на что-то подобное. В любом случае, с меня было достаточно глупостей вроде тех, чтобы начать вести себя, как мудак или скрываться. Пришло время, наверное, признаться себе в том, что я никогда и не был по-настоящему взрослым. Это принесло окружающим много проблем. Не только Росинанту, но и Эйсу, который был обижен моей показной жёсткостью. Или Луффи и его друзьям, которые впечатлили меня настолько, что до сильнейшей зависти. Думаю, в каком-то смысле, я был младше каждого из них, потому что у них было намного больше знаний о мире, чем у меня. Рядом с ними я чувствовал себя моллюском, с ужасом вывалившимся из своей раковины и отчаянно пытающимся сделать вид, что он всё ещё в ней находится. Тренинг проводила старая женщина по имени Цуру, и она заставила меня сидеть в кругу вместе со всеми. Последний день был менее насыщенным, чем два предыдущих, но мне всё равно казалось, что эти пять часов длились вечность. Во время перерыва Зоро молча кивнул мне на руки, намекая на заинтересованность, и я знал, что он уже подозревает неладное, но, ничего не желая объяснять, уткнулся в блокнот, дёрнув плечом. Друзья Луффи не пытались говорить со мной и не выглядели желающими вернуться к ночному незавершенному разговору. Возможно, у них были свои причины смотреть на меня с непониманием или волнением, но я был слишком увлечён беспокойством за Росинанта, так что не уделял этому достаточно внимания. Никто не пришёл ко мне после. Я знал, что и сами они тоже никуда не пошли.***
Я разлепил глаза. Мне не спалось, но духота и тяжёлая дрёма цепко держали меня, так что на звук пришедшего сообщения я отреагировал плохо: в висках тяжело и медленно развернулась боль. Мне потребовалось время, чтобы проснуться и сесть. Сердце болезненно и нехорошо билось, измотанное. Было около трёх. Мне написал Росинант. «Прости, если разбудил. Сенгоку сказал, что ты волновался за меня. Мне лучше.» Облегчение, испытанное от чтения сообщения, написанного его руками, заставило меня улыбнуться. В тот же момент я смутился, будто меня мог увидеть хоть кто-нибудь. Некоторое время мне пришлось провести в неподвижности, раздумывая над тем, что будет лучше ему написать. Чтобы он ложился спать? Что я рад за него? Но мне хотелось ответов, хотелось извиниться и всё в этом роде, а эти вещи не были тем, что было бы здорово обсуждать по телефону, но что мне делать? Позвонить ему? Не адрес же… «Я знаю, что Моне обсуждала с тобой кое-что. Если захочешь об этом поговорить, то приезжай. Утреннее авеню, 110. Можешь сейчас, но тогда закажи такси, я заплачу.» Я моргнул. «Окей. Я приеду.»***
Мне было не перестать думать о том, насколько приятным было это особое внимание Росинанта. Нет, я уже решил, что эти вещи никогда не будут сказаны вслух, и у него никогда не появится повода заподозрить что-то такое, но, правда, он написал мне, потому что Сенгоку сказал ему, что я волновался. Можно подумать, будто он всем такие сообщения разослал, но меня, меня он пригласил приехать к нему, чтобы поговорить. Это было важно. Платил я, конечно, сам, это не обошлось мне слишком дорого. У Росинанта был небольшой дом. Он находился на самом юге города, я слышал море где-то неподалёку. Машин здесь традиционно не было, и духота стояла страшная, но пахло не асфальтом и теплотой, а зеленью. Я присмотрелся, прежде чем проходить по двору: у Росинанта была собака, и она с любопытством и интересом на меня смотрела. На мгновение я застыл, прищурившись и внимательно всматриваясь в глаза псу. Он явно был бродячим, можно было не сомневаться в том, что Росинант его подобрал. Поскольку животное не выглядело враждебно, я сделал несколько шагов по направлению к двери, и пёс с любопытством двинулся мне навстречу. Он обнюхал мои ноги, мокро ткнулся носом в левую руку и осторожно прыгнул, положив лапы на мои плечи. Хорошо, я ему понравился, похоже. — Не приставай к нему, Джой, — тепло осадил собаку Росинант, очевидно, обнаруживший нашу возню. Пёс с ворчанием выпустил меня, и я почесал его за ухом. Собаки, ещё и такой радостной, у меня никогда не было, и, живя в одиночестве, холоде, нищете и постоянной занятости, я не мог себе позволить даже думать о том, чтобы её завести. Джой… Боже… — Ты назвал так пса? Серьёзно? — спросил я, посмотрев на Росинанта, как на идиота. Он улыбнулся, и мне тут же перехотелось острить: его лицо выглядело очень нездоровым, и он опирался о дверной косяк вовсе не в расслабленной позе. — Он везучий, — Росинант потёр лицо пальцами, — я нашёл его, когда мне было двадцать, и он чуть не умер, потому что у него был засорён желудок: он, наверное, с голоду наелся резины. Я думал назвать его в честь этого события, ну, это вроде как символично, но «Лаки» показалось слишком избито. Ладно, сейчас он уже слишком стар, чтобы париться об имени. Ты пройдёшь? Я кивнул и молча проследовал за ним в дом. Собака вошла следом и развалилась на ковре у окна. Росинант кивнул мне на диван. На журнальном столике дымился чай. Мне было немного не по себе, потому что в гостях я был впервые и не знал, куда себя деть. Ещё и приехал ночью. К человеку, который чувствует себя плохо. Для какого-то личного разговора. Это казалось смущающим, но, в отличие от многих раз, когда бы я чувствовал себя не на своём месте, это смущение было приятным. Росинант сел рядом со мной, устало выдохнул. Мне не хотелось трогать его до тех пор, пока он сам не начнёт разговор, но он приходил в себя долгое время и, похоже, не собирался ничего говорить. У него были мокрые волосы и лоб в испарине. В итоге я начал первым: — Росси-я, прости, — он приоткрыл глаза, удивлённо на меня посмотрев. — Я видел, что мои слова задели тебя. Ты не гулял с нами прошлой ночью и теперь чувствуешь себя плохо. Я не должен был быть с тобой настолько груб, ты не заслуживаешь этого. Даже не знаю, что на меня нашло. Росинант вдруг добро рассмеялся. Из-за этого я почувствовал себя жалким. Мне не нравилось извиняться, потому что я никогда раньше не был по-настоящему в чём-то виноват, и чувство раскаяния было для меня новым. То, что он смеялся надо мной, не делало меня спокойнее. — Ло, Боже, как ты мог подумать, что я бы обиделся на ребёнка? Не принимай в штыки, то есть, я знаю, что ты, возможно, считаешь себя старше своих лет, но ведь и я старше тебя почти вдвое. Ничего страшного, не переживай из-за этого. Я же вижу, как тебе тут тяжело, — Росинант внимательно посмотрел на меня, прося разрешения продолжать, и я кивнул, желая выслушать его, что бы он ни думал сказать. — Ты потерял семью и должен был заботиться о себе сам, так что это сделало тебя самостоятельным и способным организовать себя, но ведь ты не видел и половины жизни. Нет ничего удивительного, здесь другие условия, и люди тоже другие. К тому же, в маленьких городах всегда всё кажется проще. Это тебе не Флеванс. Возможно, ты растерялся, и тебе не с кем было этим поделиться. Я рад, что мы поговорили об этом, если это волновало тебя. Когда он договорил, я кивнул, медленно переведя взгляд на свою нетронутую чашку. Волнение ожило. Мне очень хотелось задать вопрос, но я не должен был о таком спрашивать, это ведь что-то очень личное. — Можно спросить, что с тобой происходит? Росинант беззвучно усмехнулся, подперев лоб пальцами, вновь закрыл глаза. — Меня отвергает соулмейт. Пытается разорвать связь, — он приоткрыл один глаз и чуть повернул голову, невесело улыбнувшись мне, прежде чем договорить. — Хотелось бы мне знать, почему, но я боюсь разговаривать с ним о чём-то подобном. Похоже, что у него тоже какие-то проблемы со связью, но он не выглядит, будто хочет их решать или обсуждать. Вдвое старше. Господи… Каким же придурком я себя почувствовал. Мне не стоило беспокоиться, в том, что происходит с Росинантом, нет ни капли моей вины. Господи, вдвое старше. Конечно, я ни в чём не виноват, он давно нашёл своего соулмейта, вряд ли он мог пострадать из-за того, что я думал о нём так, как не должен был. Мне стоило заставить себя успокоиться. Это не должно было так расстраивать меня. — Ты… я не психолог, Росси-я, знаешь? Не думаю, что могу тебе чем-то помочь, — я проглотил вязь у горла, перевёл на него взгляд. Он смотрел на меня с интересом. — Не хочу говорить плохо о человеке, с которым у тебя связь, но он ведёт себя странно. Ты так раздражал меня своей сраной добротой и великодушием, когда я тебя встретил, что я не знал, куда от тебя деться. Не знаю, как можно хотеть разорвать… Ладно, не бери в голову. Мир? К тому моменту, как я закончил, мне стало совсем неловко, так что я отвёл взгляд и уставился себе в ноги. Просто разглядывал шнурки, а сердце колотилось, как безумное. Какое-то время мы молчали, а потом Росинант длинно расслабленно выдохнул, так, будто был счастлив. — Спасибо, Ло. Мне лучше, — я повернул голову в его сторону. Он улыбнулся, тепло и радостно. Потом он раскрыл руки и вопросительно на меня глянул. Я кивнул, и Росинант коротко обнял меня, погладив по плечу. Мне впервые случилось обниматься с кем-то, так что я просто закрыл глаза и безвольно позволил ему сделать это. Всё произошло так быстро, что мне не удалось разобраться в том, как оно бывает, но ощущалось это хорошо, тепло и горько. Когда Росинант отпустил меня, моё сердце поднялось в горло, спину свело. Не знаю, что такого удивительного я сказал, раз он теперь выглядел, как человек, которому открыли глаза на что-то прекрасное, до чего он никак не мог догадаться. Может, ему просто нужна была поддержка. Он психолог, так что это кажется логичным. Мне было знакомо это одинокое ощущение, когда окружающие считают, будто я самостоятельно могу справиться с любой болезнью или травмой. — Я рад, если так, — сказал я, смутно довольный тем, что могу закончить смущающий разговор. — Ло, знаешь, ты очень добрый парень, — неожиданно заявил Росинант, подняв кружку и тут же звонко поставив её на стол. — И не беспокойся по поводу того, что тебе могла наговорить Моне. Она замешана в этих движениях, вроде компаний тех парней, которые напали на Эйса, так что лучше не прислушивайся и не давай ей повода подозревать тебя. И мой брат, Дофламинго, попал в тюрьму за то, что убил женщину с Ди-патологией и нескольких свидетелей. Потом он пытался убить меня, потому что боялся, что я могу узнать что-то лишнее и донести на него. — Не уверен, что хотел об этом знать, — устало пробормотал я. Каждый раз, когда мы с Росинантом пытались поговорить, обсуждали что-то личное или очень важное, так что это всегда было для меня эмоциональной встряской. Узнать о нём что-то такое… было странно. — Он не принесёт тебе проблем? — Он всегда был для меня проблемой. Я посмотрел на него со значением. — Моне тоже так сказала. — Может, он помнит побольше моего, — непонятно сказал Росинант, дёрнув плечом. Он не выглядел желающим продолжить разговор, но, чёрт возьми, он ведь сейчас говорит о том, что помнит что-то, что было до него. — Это правда, что ли? Что можно, ну… что-то узнать о своей прошлой жизни? — Поговори об этом лучше с Сенгоку. Я не очень хорошо понимаю, как это работает. Но люди, которые приходят ко мне, испуганные тем, что навязчиво видят что-то странное, заставляющее болеть их метки, как правило несчастны. В большинстве случаев эти воспоминания намекают на что-то. Иногда люди видят свою прошлую жизнь во сне. Со мной это несколько раз произошло в последние пару месяцев, к Дофламинго, видимо, что-то из воспоминаний вернулось раньше. Во всяком случае, я уверен, что и в прошлой жизни он был мудаком. А ты спрашиваешь, потому что?.. — Да. Нет. Не думаю, что готов говорить об этом. Росинант кивнул и выдохнул, запрокидывая голову и закрывая глаза. — Санджи приглашал меня к морю. У них есть что-то вроде традиции, они с начала июля торчат у воды перед каждыми выходными. Хочешь, съездим? Раз уж мне стало лучше. Я с сомнением посмотрел на него. Росинант не врал, он больше не производил впечатление умирающего. Возможно, я действительно чем-то помог ему, для меня всё, что связано с метками, как было, так и остаётся большой ёбаной тайной. Ну, раз уж он предлагает… — Я не умею плавать. — Я тоже не слишком в этом хорош. Но это необязательно. Там красиво. — Окей, я согласен. Росинант удивлённо моргнул и уставился на меня, улыбнувшись. — Ого. Раньше тебя надо было заставлять согласиться посмотреть на что-то. Пойду собираться, пока ты не передумал.***
Я оставил идею смеяться над Росинантом или подкалывать его, когда он завёл машину и весело посмотрел на меня, явно спрашивая, не страшно ли мне с ним ехать. Я ещё не опомнился от откровений, был несколько расстроен оформившейся мыслью о том, что Росинант состоит с кем-то в отношениях, но в то же время я уже давно успел взять себя в руки и даже в какой-то степени был счастлив возможности провести время с Росинантом, который относился ко мне с теплотой. Так что я ничего не сказал, мы просто поехали к морю. Было забавно ощущать себя вовлеченным в это: мы с ним дважды встречались в нерабочее время, но впервые это произошло полностью добровольно или вроде того. То есть, мы просто договорились куда-то поехать и сделали это: ночью, внезапно. Такое со мной было впервые, и я остро чувствовал важность этого момента, эмоционально переживал его, даже приятно волновался. Росинант, как и я, был одет в шорты и свитшот, у него был забавный коричневый рюкзак на очень длинных лямках, и мы выглядели, как близкие друзья, я буквально мог примерить на себя это лёгкое, светлое чувство дружбы. Море выглядело чёрным в темноте, когда я смотрел на него из окна, и я невольно вспомнил, о чём думал сегодня ночью. От мыслей о том, чтобы прикоснуться руками к этой черноте, меня охватывало любопытное волнение. Всё, что показывал мне Росинант, было открытием, и я был уверен, что это покажет мне новую сторону моего детского опасения. — Не удивительно, что ты не слишком воодушевился идеей поехать к морю. В Норт Блю оно не очень приветливое, — сказал Росинант с улыбкой. Я согласно промычал в ответ, продолжая смотреть на мелкие частые волны, серебристую рябь. — Думаю, что должен сделать всё для того, чтобы ты изменил своё мнение о большой воде. — Купаться не буду, — предупредил я на всякий случай. Росинант мягко усмехнулся. — Не переживай, я тоже не любитель. Росинант замедлился, собираясь припарковаться. Место, где он решил знакомить меня с морем, не было отмечено, как зона для купания, но, думаю, ему виднее. Росинант надёжно был связан с ожиданием чего-то личного, тайного и особенного в моём сознании, так что я попытался высмотреть на береговой линии что-то необычное. В темноте это оказалось бесполезным делом. — Ничего, что ты уехал? — спросил я, когда Росинант справился с парковкой, длинно и громко царапнув бордюр. — Не может быть, чтобы тебя кто-то искал, чтобы выяснять отношения? — Если ты говоришь про Сенгоку, то я не думаю, что он будет беспокоиться. Если про моего соулмейта, то, я уверен, он справится с мыслью о том, что я поехал к морю. — Смотри, Роси-я, в следующий раз разговор по душам может тебе не помочь. К морю мы подошли в тишине. Оно встретило нас шумно и равнодушно, но я был воодушевлён. Вода была совсем рядом, её было много, но она терялась в песке и не выглядела опасной или готовой убить меня. Росинант молча снял полукеды, засунул в них носки, закатал рукава и подошёл к кромке воды вплотную. Я дождался, пока он замрёт, и так же молча повторил за ним, заинтересованный. Вода, тёплая и плотная, мягко коснулась моих пальцев. Я сделал пару шагов вперёд и закрыл глаза: это расслабляло. — Как думаешь, почему я тебя сюда привёз? — спросил Росинант с интересом. — Здесь есть что-то, что мне стоит увидеть? — Точно. Посмотри туда, — я открыл глаза и прищурился в ту сторону, в которую указывал Росинант. Дальше по береговой линии море становилось голубым, ярким, будто в него неон вылили. Я растерялся на секунду, а потом догадался. — О, это же люцефериновые медузы. Я не знал, что они встречаются в этом море. — Да ладно, Ло, серьёзно? Ты так быстро догадался? — удивлённо сокрушался Росинант. — Я тоже читал об этом до того, как впервые увидел, но не понял, пока мне не подсказали. Ладно, один один. На этот раз ты меня впечатлил. Я хмыкнул, переведя взгляд на его лицо. Он светился от радости, как ребёнок, и я ощутил, как тепло толкнулось мне в центр груди и расползлось по венам. Я улыбнулся. Улыбка легла на моё лицо незнакомым ощущением. — Вау, ты ещё и улыбаться умеешь, — тихо шепнул Росинант, едва слышно за шумом воды. Это смутило меня, так что я наклонился и обрызгал его водой из подступившей волны. Росинант от капель увернулся, и это выглядело бы круто, владей он лучше своим телом, но он завалился в воду с расширившимися от неожиданности глазами. Не знаю, возможно, момент располагал, но я позволил себе рассмеяться над его неуклюжестью, подавая ему руку. У моря мы провели ещё около получаса, дождавшись, пока небо начнёт светлеть, и я точно уверен в том, что никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Мир вокруг начал казаться мне простым и приветливым, и всё выглядело так, будто у меня не было ни одной причины не позволить себе расслабиться и отпустить себя, так что я так и сделал. Росинант подвёз меня до социального центра. Я так расчувствовался, что даже проявил инициативу, обняв его на прощание, и на этот раз это было долгое, тёплое объятие: я закрыл глаза, вдохнул запах его одежды, кожи и одеколона полной грудью и позволил ему ощутить, как сильно, быстро колотится моё сердце. — Мы можем съездить завтра ещё кое-куда с ребятами, если не устанешь после работы, — улыбчиво прошептал Росинант. Я повернул голову так, чтобы моё ухо оказалось напротив его сердца, и кивнул. — Окей, предупреди меня после своей смены, если решишь ехать. Увидимся завтра? Я расцепил руки и сделал шаг назад. — Увидимся, Росси-я. Води аккуратно.***
Мне стало плохо в душе. Моя спина заболела так резко и сильно, что я не удержался от крика и крепко прижал ладонь к правой лопатке, опускаясь на кафель. Долгое время я просидел в напряжённой неподвижности, огонь жёг мою спину, и я натурально боялся отнять руку, потому что мне казалось, что это обернётся для меня вспышкой такой силы, которую будет не пережить. У меня звенело в ушах, дрожь крупно трясла меня, приходилось жмуриться до встречной боли в глазах, стискивать зубы. В темноте я видел всполохи образов своего прошлого: острых, ярких и болезненных. Я плачу и обнимаю Росинанта, мы обнимаемся на диване, вокзале, в дверях, на кровати, и я снова плачу в этот раз. Меня оглушило на долгое время. Когда боль отступила, напряжение со звоном ушло, и мне удалось обнаружить себя в реальности, я сделал глубокий судорожный вдох, после выдохнул, раздувая щёки. Ещё несколько раз повторив это упражнение с дыханием, я прикрыл глаза и прислонился затылком к плитке, отнимая руку от спины. Когда, домывшись, я посмотрел на неё в зеркало, увидел, что в области лопатки и позвоночника она пошла мелкими белыми пятнами.